Сосуд порока. Гиляровский и Станиславский - Андрей Станиславович Добров

Алексеевич и режиссер Станиславский Константин Сергеевич. А это, господа, Евгения Сергеевна Борцова. Она будет сопровождать принца во время сегодняшнего похода на Хитровку.

— Ваш сотрудник? — спросил я, когда мы со Станиславским поклонились.

— Нет. Евгения Сергеевна, скажем так, приглашенный специалист.

— Вот как?

Станиславский тонко улыбнулся.

— Наверное, вы должны изображать новую пассию принца? Правильно?

Женщина едва улыбнулась, но не ответила. Но Головин поправил.

— Мадемуазель Борцова будет его охранять.

— Охранять? — удивился Константин Сергеевич.

— Приглашенный охранник? — спросил я, — Но я не слышал…

— У вас, Владимир Алексеевич, есть такой друг, Петр Петрович Арцаков, который владеет частным охранным агентством, — сказал Андрей Андреевич. — «Ваш Ангел-хранитель», не так ли?

— Есть такой.

— И вы знаете, что в Москве есть несколько таких агентств. Но одно вы точно не знаете. Просто потому, что они оказывают услуги только женщинам. Оно называется «Амазонки». Я обратился к ним, попросив самую умелую охранницу. И вот Евгения Сергеевна будет сотрудничать с нами.

Молодая женщина коротко кивнула.

— Женская охрана? — переспросил я. — Кого же вы вообще охраняете?

— Женщин, — сказала Борцова мелодичным низким голосом.

— Мне сказали, что Евгения Сергеевна очень исполнительная и даже… скажем так, талантливая в своем деле, — продолжил Головин. — Конечно, мы проверили ее данные, но, увы, ничего. Это как раз странно, потому что у нас хорошие возможности для сыска. Как я понимаю, — он обратился к женщине, — ваши имя и отчество… они придуманы? Да?

Борцова спокойно кивнула. Головин пожал плечами.

— Но нам сегодня нужна женщина. А ваше агентство на хорошем счету в нашей структуре. Конечно, со временем мы выясним, кто вы на самом деле… просто ради порядка.

Мне подумалось, что Борцова не была чистокровной русской. У нее были коричневые глаза и тонкое лицо с большим ртом. Довольно длинный нос. А главное — рост волос скорее восточный, с завитками на висках. Может быть, она была помесью, ребенком русского солдата и какой-нибудь турчанки. Я заметил, что смотрит она на Станиславского, как будто изучает его. Да и он, кажется, не отрывает глаз от Борцовой.

— Константин Сергеевич? — спросил я.

— А? Я готов.

Тут слово взял Шапшал.

— Мы выедем через полчаса на трех извозчиках. Сначала вы. А следом поедем мы с принцем и мадемуазель Борцова.

— Вы тоже едете? — спросил я переводчика.

— Конечно. Во-первых, я всегда сопровождаю принца. А во-вторых, без меня вы с ним даже не поговорите. Он по-русски, как вы уже сумели убедиться, говорит плохо. Мы доезжаем до рынка. Вы нас ведете на место, прогулочным шагом. Время от времени мы останавливаемся и вы рассказываете нам… ну как бы проводите экскурсию. Потом вы доводите нас до того дома, где живет ваш перекупщик. И идете к нему. А мы будем вас ждать. Открыто, не скрываясь, скорее демонстрируя принца публике. Далее вы приходите, приносите брошь и отдаете ее валиахду. И тоже, постарайтесь сделать это широко, чтобы все увидели…

— Плохо это, — заметил я. — Если ее увидят, то тут же снова попытаются украсть. Вы и с рынка еще не выйдете…

— А валиахд тут же дарит эту брошь Евгении Сергеевне. Она кладет ее в карман, и мы выходим с рынка, садимся на тех же извозчиков и едем сюда.

Я закатил глаза.

— Выглядит все немного глуповато. Мы демонстрируем ценную вещь, отдаем ее женщине, а потом пытаемся выйти.

— Мы провоцируем, — спокойно сказал Головин.

— Кого? — не выдержал Станиславский.

— Всех. Но самое главное, английских агентов. Потому что сейчас всех наших сотрудников информируют, что принц выезжает на Хитровку.

— Но каждому дают специально подготовленную информацию? — спросил Станиславский.

— Именно так. Просто вам не обязательно знать, какую. Это, скажем так, уже наше внутреннее дело.

Он повернулся к Борцовой и спросил:

— Вы сможете в этой ситуации выйти с Хитровки и при этом сохранить брошь?

Она кивнула.

— Но на самом деле вам нужно сохранить принца, Евгения Сергеевна. Именно принца. Брошь не особо нужна. Понятно?

— Принца. Хорошо, — сказала женщина. Она встала. Оказалось, что я на полголовы ниже ее.

— Мой зонт? — спросила она Шапшала.

Он принес ей из угла сложенный зонтик темно-синего цвета.

— Идите за мной, — попросил переводчик Борцову.

— Подождите, — сказал я, — не все так просто. В записке сказано, что брошь мне могут не отдать. Ее нужно «отловить».

— Отловить? — переспросил Головин. — Что это значит?

— Думаю, мне укажут человека, у которого брошь. И я должен буду изъять ее. А как именно, я не знаю.

Андрей Андреевич взглянул на Борцову.

— Поможете?

— Да.

Станиславский наклонился ко мне и прошептал:

— Боже, нам в подмогу дают дамочку…

Шапшал остановился и задумчиво погладил бородку.

— Да… этот пункт мы не учли. Тогда мы все действуем так… Вы, Гиляровский, получаете информацию. Мы идем к указанному человеку. Забираем у него брошь. Выходим на улицу, дарим брошь госпоже Борцовой… и выходим.

— Мне не нравится эта новая история, — поморщился Головин, — тут у нас ничего не продуманно. Вот всегда так бывает, решаешь, решаешь, а потом все наперекосяк! Вы хоть знаете, у кого надо будет забрать брошь?

— Нет.

Андрей Андреевич махнул рукой.

— Придется отменить операцию… Я не могу все пускать на самотек.

Во внутреннюю дверь постучали. Шапшал подошел, отворил ее и поговорил со слугой. Потом вернулся к нам.

— Принц уже сел к извозчику. Что, просить его вернуться назад?

Я подумал, что принц-то ненастоящий, и потому Шапшал действительно может приказать ему вернуться. Переводчик смотрел на Головина. Тот думал.

— Поторопился ваш принц, — сказал он наконец. — С другой стороны, прямо сегодня можно все закончить… Ладно, поезжайте. Но если что пойдет не так — сразу возвращайтесь к извозчикам и дуйте сюда. Помните, что действовать вам придется самим, без моей помощи.

— В общем-то, мы и так действовали ранее без вашей помощи, — насмешливо признался Станиславский.

Борцова посмотрела на нас.

— Никакой самодеятельности!

— О! — удивился режиссер. — Мне еще ни разу не приказывали женщины!

Но Борцова просто промолчала в ответ. Её не интересовали слова Станиславского.

Предстоящая поездка явно воодушевила «принца». Он был одет со вкусом, но как бы скромно, в обычный серый костюм и котелок. Сверху накинул пальто с бобровым воротником. Принц сидел в пролетке радостный и все время улыбался. Шапшал подвел к извозчику Борцову и помог ей подняться на приступку. Принц заулыбался, но переводчик пригрозил ему пальцем и забрался в следующую пролетку. Потом он указал нам на третий экипаж. Мы тронулись первыми, а остальные две пролетки пристроились за нами.

— Странная женщина, — сказал Станиславский, — Очень закрытая. Но есть в ней что-то восточное, как вы считаете?

— Да, я заметил. Хотя точно так же можно сказать, что она похожа, например, на казачку. Я часто встречал в южнорусских степях таких красавиц.

— Да, действительно красивая.