Сосуд порока. Гиляровский и Станиславский - Андрей Станиславович Добров

— Два человека из торгового дома. Но это, скажем так, мозг операции. А оперативная информация идет через наших подданных. Кого-то мы знаем. Кого-то нет.

— И человека из вашей контрразведки тоже нет?

— Нет.

— А этот ваш… иностранный агент, — начал Станиславский.

— «Крот», — поправил его Головин, — Мы их так называем.

— Этот ваш «крот». Может, и он знает, что принц ненастоящий?

— Нет, — вздохнул Андрей Андреевич, вытащил из кармана большой белый платок и высморкался. — Именно эту тайну знаем я и Шапшал. Слуги были собраны в Персии перед выездом. Никто из них не видел принца до этого. А теперь вот и вы. Для остальных он — настоящий принц.

— Ага, — пробормотал Станиславский.

— Итак, — продолжил Головин, — что же Рублева захотела от вас, Владимир Алексеевич?

Представив, что почувствовала в этот момент Маша за дверью, я достал записку Рублевой и протянул ее контрразведчику. Тот прочел и, свернув, положил ее в карман.

— Понятно, — сказал он.

— Ладно, — ответил я. — А ботаник Шахтинский, который убил фельдшера, он тоже ваш?

— Ботаник Шахтинский?

— Но он же убийца Евсюкова!

Головин посмотрел на меня долгим изучающим взглядом.

— Вы ставите меня в неудобное положение, Владимир Алексеевич. Я могу сказать, что Шахтинский… тоже мой человек. То есть он принимал живейшее участие в наших операциях. И он действительно когда-то подвизался в ботанике. И правда, Шахтинский участвовал в издательстве этой книги, с которой все началось… для вас и для Константина Сергеевича. Но за последний месяц Шахтинский пропал. Я знаю, что он жив. Я знаю, что он ездил в Тверь. Я знаю, что он убил Евсюкова. Проще говоря, Шахтинский зачистил концы. Он знал Евсюкова, когда тот так же работал на контрразведку. Но по причине пьянства был уволен… Не убит, кстати, а уволен. он не имел никакого доступа к реальной информации. Скорее всего, Шахтинский пересекся с ним в Твери, когда договаривался об издании книги. И это приводит меня к мысли, что Шахтинский был перекуплен англичанами. Вероятно, ботаник и так хотел убить Евсюкова. Но встретил вас в поезде. А дальше догадался, что книга, вы, приезд принца… все это связано.

— То есть вы нам врали, — сурово произнес Станиславский, — что англичане не имеют своего плана в Москве. Если Шахтинский обо всем догадался, значит он передал это мнение своим хозяевам. А те поняли, что контрразведкой ведется какая-то игра.

— Конечно, — кивнул Головин. — Но вспомните, как мы с вами говорили про сложность быстрой постановки спектакля: нет декораций, нет актеров, нет музыки. Нет ничего. А главное, осознание того, что это ты участвуешь в игре соперника. И что бы ты ни делал, это будет часть его игры. Понимаете или вам подробнее все объяснить?

Станиславский достал свою тетрадь.

— Объясните, — попросил он.

Головин помотал головой.

— Не надо ничего записывать. Я объясню просто. Вы подходите к дому. И не можете найти ключи в кармане. Но запасной ключ лежит под крыльцом. Вы достаете его и входите в дом. Понятно?

— Да.

— А теперь представьте, что ключ у вас украл плохой человек. И он следит, как вы войдете в дом. Есть ли у вас какой-то запасной ключ или незакрытое окно… Утром вы выходите из дома, кладете запасной ключ под крыльцо. Враг это видит. И пока вы на работе, он может спокойно взять этот ключ, войти к вам и обыскать квартиру. Причем так, чтобы вы не заметили.

— Какая же это интрига, — сказал я. — Среди воров это обычное дело.

— Конечно, — кивнул Головин. — А теперь давайте представим, что вы знаете, что ключ у вас украли. И что вор следит, как вы войдете в дом. А вам нужно обязательно зайти. Запасной ключ под крыльцом, но вы не хотите доставать его. Понимаете?

— Ну… — задумчиво произнес Станиславский. — Может быть…

— Дело не в этом. Я привел пример того, как даже очень опытный мастер становится частью чужой игры. Он должен придумать, как попасть в дом, не используя запасной ключ. И как правило это ему удается. Как — не важно. Но он проникает в дом. Вы думаете, он победил?

— Нет?

— Нет, — сказал Головин. — Если враг украл ключ, но при этом не следит за противником с улицы. Он уже затаился в его доме, где может без особых хлопот схватить, допросить, а потом и убить хозяина.

— Прямо вот взять и убить, — проворчал я.

— Вы, Владимир Алексеевич, живете совсем в другом мире. Для вас убийство — это что-то из ряда вон выходящее. Конечно, в мире разведки убивают далеко не часто. Никто не хочет раскрываться. Но тут смерть все-таки дело обычное, понимаете? Мертвые не говорят, не свидетельствуют, не раскрывают подробности. Ладно! Во-первых, никаких свиданий принца с танцовщицей не будет. Это не нужно. Но во-вторых, его все-таки надо будет вывести в город и показать публике. Когда вы найдете брошь, отведите Мухамеда на Хитровку. Быстро и, скажем так, неожиданно. Пришли, покрасовались и ушли. Чтобы англичане об этом узнали, но сделать ничего бы не успели.

— Зачем? — спросил Станиславский.

— Мы должны его показать англичанам. Внешне он неотличим от настоящего принца.

Головин поднялся.

— Имею честь, — сказал он, а потом мягко улыбнулся. — Простите… До свидания.

Контрразведчик ушел. А я предложил Станиславскому отобедать у меня дома. За столом он спросил меня:

— Так что там с вашим перекупщиком? Молчит?

— Молчит, — пробормотал я. — Пока молчит. Но без его знака я бы туда ни ногой. Вот когда он даст знать, что нашел брошь, мы и отправимся туда. Прямо с «принцем».

Маша поставила супницу и с укоризной посмотрела на меня.

— А видишь, как все получается, — сказал я ей, — Не просто так…

Глава 13. Я медленно сходил с ума у двери той, которой жажду…

Записка от Ферапонта пришла уже поздно вечером. Принес тот самый подросток, которого перекупщик звал «Малой». Причем какая-то странная записка. Мол, брошь нашлась, но она не у него. Её, мол, надо отловить.

— Что значит «отловить»? — спросил я Малого. Тот пожал плечами:

— Не знаю. Хозяин написал и все. Мол, завтра часа в три приходите. Не раньше. И не позже.

И быстро кивнув, он скатился по лестнице.

Следующим утром я позвонил по телефону, который оставил мне Головин. Потом сделал еще один звонок Станиславскому. В час дня мы встретились с режиссером у Охотного двора, прошли в арку и по черной лестнице поднялись в заветную комнату. Там уже был Шапшал и Головин. И с ними женщина. Высокая, в красивом строгом платье, со скромной прической. Она сидела в кресле и внимательно посмотрела на нас, когда мы вошли.

— Разрешите представить, — сказал контрразведчик, — это журналист Гиляровский Владимир