Дочь поэта - Дарья Викторовна Дезомбре

— И зря! Он с ней на каких-то чтениях познакомился. В Техноложке, что ли. С партийной дочкой.

— С Катей, — поправила я.

— Спасибо. Я еще помню, как ее звали. Так вот. На сторону ему сходить, положим, всегда было как плюнуть, — затараторила она, поспевая на полшага позади меня, явно боясь так и не закончить своего монолога. — Но та-то вообще была бревно бревном. Вся правильная донельзя, и главное — бонусы с нее поиметь можно было только одним способом: через ЗАГС. А через внебрачную половую связь, напротив — разве что огрести от папаши, да по-крупному. И вот тут, Ника, вырисовывается у поэта проблемка — двоеженство у нас пока запрещено. И ему необходимо было от меня с сыном избавиться, да побыстрее, пока партийная дочка с крючка-то не сорвалась…

Я хмыкнула, и Нина, похоже, восприняла это как одобрение.

— Вы на меня не смотрите сейчас. Я ж красавицей была. Все друзья его на меня облизывались. Но я, красивая, веселая, молодая — а только Двинского, суку, любила! Все в глаза, дура, заглядывала. Тогда он сам взялся за дело. Организовал пикник тут недалеко, на берегу. Рядом с писательским Домом творчества в Комарово. Белые ночи, костер, много дешевого портвейна. Мы втроем отправились купаться голышом. Я, он, и Коля, муж мой нынешний.

Она на секунду замолчала.

— И? — не выдержала я. — Протрезвели?

Нина качнула головой.

— Я вышла на берег. А его нет. И одежды моей — нет. Я туда, сюда, зову его — тишина. А холодно. Я дрожать начинаю. Коля не знает, куда глаза деть, отдает мне свои брюки, пиджак. Пробираемся в Дом творчества. Я стучусь к нам в номер. Никого. Ключа у меня нет. Что делать? Иду в номер к Коле — не в коридоре же мне ждать. Трясет меня уже — не понять отчего. От холода или обиды. Бросил! За что?! Коля испугался, и правильно, кстати — я на грани истерики — давай меня коньяком отпаивать. Потом руки целовать. Ну и пошло-поехало.

— Ясно. А что Двинский?

— А Двинский ваш появился наутро. Картинно встал в дверях: те же и муж.

— Но он же как-то с вами объяснился?

— А зачем объясняться оскорбленной стороне? Кстати, тоже бонус. Но кроме этого, последнего, я насчитала еще три.

— Три? Ого! — Я против воли сама перешла с бега на спортивную ходьбу.

Нина рядом загибала пальцы:

— От меня избавился. Раз. Коля чувствовал себя виноватым, а значит, на премию молодых поэтов, которую оба надеялись получить, претендовать не стал. Два. Рассказал эту слезливую историю будущей жене — получил дополнительный бонус при охмурении. Три.

— Это уже ваши догадки. — Зачем я только побежала сегодня на пляж?

— Положим. А сына бросил, который по нему ужасно скучал? Сказал ему, семилетнему, — мне тяжело тебя сейчас видеть, ты тут ни при чем, прости. Сколько часов мой Коля с ним провел, плачущим, пытаясь объяснить необъяснимое: если он ни при чем, то почему отец о нем элементарно забыл?

Некоторое время мы шли молча. Палки Нины волоклись за ней по влажному песку.

— Как же мы все, Ника, сопротивляемся очевидному, когда нам не хочется знать правду? Сколько энергии тратишь на это, бессмысленное по сути, сопротивление. Много лет прошло, пока я не поняла, что меня элементарно подставили. Ревность, любовь, измена, страсти… Ерунда, Ника! Подкладка у всей этой истории такая простая! Прозаическая, а вовсе не поэтическая, хотя, казалось бы…

Когда бегаешь в первый раз, тело сопротивляется нагрузке. Вот и у меня заломило в затылке, к горлу подступила тошнота. Я сглотнула.

— Я вам не верю, — сказала я, глядя Нине прямо в глаза.

— Ерунда, — повторила она. — Вы для этого слишком умны. Конечно верите.

Глава 39

Архивариус. Осень

Схватка золотого и серого подходила к концу — золото сдалось, облетело, гнило под ногами. По такой опасно-скользкой дорожке мы шли с Костиком в сторону похожего на подсвеченный аквариум кафе-стекляшки на берегу. Народу почти не было — конец сезона, конец всему. Заняли лучший столик у окна, и сразу пожалели: вид на мутную хмарь, тянущуюся от залива, оказался слишком тосклив. Лучше уж смотреть в свою чашку с шоколадом — вот где облегчение.

— Держи. — Костик положил на стол картонную папку, прикрыв рукой, заговорщицки прошептал: — Копия дела, которое ты запрашивала.

Я равнодушно скользнула взглядом по папке — надо же, даже давно выросшие мальчики любят поиграть в шпионов. Кого, как он думает, эта папка может здесь заинтересовать? Ковыряющую стразы на своем облупленном маникюре официантку в углу? Даже мне ее содержание было уже почти безразлично.

— И что там?

— Как я и говорил. — Костика передернуло. — Из нового — только присутствие тримипрамина и теанептина в крови.

— Дай-ка угадаю — антидепрессанты?

— Бинго! Один — более продвинутый.

— Получается, она мешала оба?

Он кивнул.

— Или меняла терапию. Первый сейчас запрещен: высокая токсичность, риск передозировки с появлением суицидальных намерений… Кстати, из-за этого она и могла быть сонной.

— Да. Это многое объясняет. — Я глотнула еще шоколаду.

— Так что скажешь? — Костик покачал ногой в «Мартенсе».

Все-таки невероятно, до какой степени мужчины способны ходить в любое время года в одной, не слишком элегантной, обуви. Впрочем, возможно, это не проблема вкуса. Просто наш Костик очень экономен, и я, с моим расследованием, оказалась единственным безумством в его выверенном месячном бюджете? В таком случае пора вернуть все на круги своя.

— Я пас. — Моя улыбка лучилась доброжелательностью — будь рядом Аня, она бы точно мною гордилась.

— Не понял?

— Умываю руки. Слагаю с себя ответственность соглядатая. Надоели мне Двинские хуже горькой редьки.

— Ты забыла на секундочку, что на меня работаешь? — он сделал ударение на последнем слове.

— Уже нет. — Я вновь лучисто улыбнулась. — С дачи меня выгнали. Рай, так сказать, утерян. И вовремя. Иначе я предъявила бы обвинения каждому из членов семьи.

— Хочешь сказать, у всех был мотив?

— Еще какой. Минус алиби. Плюс возможность. Громкая музыка. Уединение ванной комнаты. Сравнительная простота исполнения.

Я допила свой шоколад. Как поставила точку. Но Костику моя речь пришлась не по душе. Я вздохнула.

— Ну что еще?

— Крючок на двери.

— И?

— У тебя есть объяснение? — он смотрел на меня с вызовом.

Ты ж мой славный. Деньги уплачены, и я обязана тебе ответить на все вопросы до последнего, так, Костик?

Я на секунду задержала взгляд на густых сомкнутых бровях. Ну, раз работодатель хочет…

— Есть. Но оно