Увидеть огромную кошку - Барбара Мертц

– Ты ушибся? – спросила я.

– Только несколько синяков.

Сразу за ограниченным кругом света я различила тёмную неподвижную фигуру.

– Тебе лучше его связать, – заметила я. – Мой пояс и твой…

– В этом нет необходимости. Я думаю... Я почти уверен, что он мёртв. – После короткой паузы, во время которой я и придумать не могла, что сказать, он продолжил: – Ты неважно выглядишь, матушка. Могу я посоветовать глотнуть бренди, который ты всегда носишь с собой?

Мы оба выпили немного бренди – в лечебных целях.

– А теперь, – продолжил Рамзес, вытирая рот тыльной стороной ладони, – скажи мне, что я могу сделать. Я уверен, что с твоей словесной помощью смогу вправить тебе… э-э… нижнюю конечность.

– Нет, спасибо, – решительно отказалась я. – Сейчас мне не слишком больно, и я не вижу ничего, что могло бы послужить шиной. На мой взгляд, нам лучше поискать выход. У тебя идёт кровь изо рта?

– Что? А, разбитая губа – вот и всё. – Он достал из кармана замызганный носовой платок. Носовые платки Рамзеса всегда грязны. Я не думаю, что он когда-либо избавится от этой прискорбной привычки, поскольку его отец не избавился от неё до сих пор. Я забрала этот платок и отдала ему свой, а также флягу.

– Твой отец рано или поздно откопает нас, – продолжила я. – Но это может занять некоторое время, и… ой! Дай мне платок, Рамзес, я вытру себе лицо. И не думай, что я не заметила добрых побуждений, вызвавших твои действия. Э… ты уверен...

– Да. – Я видела, что он дрожал. Хотя воздух не был прохладным. Как раз наоборот.

Я быстро пробормотала:

– Как я уже говорила, твой отец обязательно доберётся до нас, но, поскольку нам всё равно нечем заняться, мы можем исследовать гробницу. Должен быть другой выход, иначе Беллингем не отступил бы сюда.

Рамзес искоса посмотрел на меня.

– Если ты простишь меня за такие слова, матушка, это маловероятно.

Я была рада, что моя попытка отвлечь его увенчалась успехом. Если Эмерсон способен спорить, он полностью овладел собой.

– Как бы то ни было… – начала я.

– Да, вполне. Не повредит взглянуть. Я полагаю, ты хочешь, чтобы этим занялся я, потому что тебе двигаться неразумно, если не невозможно. Однако я не хочу оставлять тебя одну.

– У меня есть ещё одна свеча. Но думаю, нам не следует их растрачивать. Можешь идти, я не боюсь темноты.

Я отдала ему свою свечу. Он колебался на мгновение, молча кивнул и двинулся прочь.

И только тогда я позволила себе прислониться к стене. Я не хотела, чтобы он видел, насколько мне скверно и как я боюсь – не за себя и даже не за Рамзеса. Наше положение отнюдь не было завидным, но мы остались в живых, и Эмерсон, безусловно, не успокоится, пока не вытащит нас.

Если он жив. Мой последний взгляд на лавину отнюдь не внушал надежд. Удержатся ли возведённые опоры или упадут, как костяшки домино, под тяжестью тонн камней? Может, он импульсивно бросился ко мне, вместо того, чтобы отступить, как того требовало благоразумие? Но Эмерсон забывал о благоразумии, когда речь шла о моей безопасности или безопасности Рамзеса.

Рамзес знал это не хуже меня. И знал, что мог потерять тех, кого любил больше всего – отца, сестру, лучшего друга. А также знал, как и я, что другого выхода нет. Египетские гробницы, высеченные в скале, не имеют задних дверей. Но поиски заняли бы его, удержав подальше от твари, неподвижно лежавшей на полу.

Поскольку мне было нечем заняться, я попыталась вспомнить, сколько людей убила. И после долгих размышлений обнаружила, к вящему удивлению, что общая сумма оказалась нулевой. А у меня почему-то создалось впечатление, что убитых было довольно много. Хотя я не раз пускала в ход оружие – всегда, конечно, в целях самозащиты или защиты близких. Я утешила себя напоминанием о том, что зонтик, хоть и полезен, в действительности не является смертельным оружием, а у моего маленького пистолета очень ограниченная дальность действия.

Грохот камнепада в глубине гробницы заставил меня вздрогнуть. Тут же послышался голос Рамзеса:

– Всё в порядке. Ничего не случилось.

– Осторожнее! – крикнула я, как будто это было возможно.

Без сомнения, подумала я, первое убийство станет для человека серьёзным испытанием – особенно если это убийство совершено столь жестоко и в столь тесном соприкосновении. Пройдёт ещё много времени, прежде чем я смогу забыть этот звук – треск раскалывающейся кости и что-то вроде всплеска жидкости.

Я была уверена, что Рамзес намеревался не убить этого человека, а только вывести его из строя, чтобы не дать ему прикончить кого-либо из нас. Он был молод, неопытен, и боролся за свою и мою жизнь с обезумевшим от ярости и отчаяния противником. При таких обстоятельствах трудно с точностью рассчитать необходимую силу. Хотя я и христианка, но ничуть не жалела о случившемся. Мы и так были в достаточно тяжёлом положении – где уж беспокоиться о том, чтобы в придачу к этому контролировать злобного убийцу!

В конце концов нас найдут, даже если Эмерсон… Но нет! Я и мысли подобной не допускала – даже на мгновение. Он выжил и, если понадобится, снесёт весь холм вместе с дюжиной наших преданных рабочих. Я очень надеялась, что это не займет у них слишком много времени. Воздух был отнюдь не свежим. Честно говоря, весьма скверным. Но из-за сильнейшей жары нам скорее грозила гибель от обезвоживания, чем от нехватки воздуха.

Слабый отблеск свечи Рамзеса исчез. Я осталась одна в темноте.

Из рукописи H:

Он знал, почему она его прогнала. От действий, даже самых бесполезных – а этот поиск, несомненно, был тщетным – становилось легче, чем от пустого ожидания в темноте. Возможно, ей хотелось немного поплакать, но в его присутствии она не позволила себе ни малейшей слабости. И она отчаянно беспокоилась об отце. Об остальных, конечно, тоже, но в основном – об отце. Он всегда знал, что они заботятся друг о друге больше, чем о ком бы то ни было.

Он остановился, чтобы отдышаться и успокоить дрожащие руки.