Увидеть огромную кошку - Барбара Мертц

class="p">– Я позаботился о том, чтобы полиция не нашла их, миссис Эмерсон. Это было личное дело, дело чести. Я знал, что горничная, безусловно, причастна к побегу: без её помощи Люсинда не смогла бы покинуть отель незамеченной. Когда я допросил жалкую дрянь, она призналась во всём. Люсинда надела её платье и вышла через чёрный ход, где и встретила Скаддера, который замаскировался под египтянина. С этими сведениями было несложно отследить сбежавших, особенно когда негритянка сказала мне, что Скаддер упомянул деревню недалеко от Вади Натрун.

– Очень умно, – согласилась я. Мой взгляд не отрывался от его правой руки. Палец не двигался.

– А с вашей стороны умно, – ответил Беллингем с жуткой пародией на вежливость, – что вы, как я полагаю, заметили, что смертельная рана нанесена не ножом, а чем-то более длинным и не таким тяжёлым. Я до сих пор хожу с этой тростью. Можно сказать, как с памятным сувениром. Я думал, что убил и Скаддера, но не мог задержаться, чтобы убедиться в этом; крики Люсинды привлекли внимание, и я слышал, как приближаются люди. Несколько выстрелов из пистолета разогнали толпу, и я скрылся в темноте, не будучи узнанным.

– Даже если бы жители деревни разглядели вас, они не осмелились бы обратиться в полицию, – заметил Рамзес. – Они гораздо сильнее боятся нашего так называемого правосудия, чем надеются на него.

Дуло ружья повернулось к нему.

– Ты слишком близко, молодой человек, – резко бросил Беллингем. – Я наблюдаю за тобой. Ни шагу дальше.

– Письмо от Скаддера, которое вернуло вас в Египет, угрожало разоблачением, – перебила я, пытаясь отвлечь его внимание от Рамзеса. – Вы боялись…

– Боялся? – Хватка Беллингема усилилась, болезненно сжав мои рёбра. – Меня вернула месть, а не страх, миссис Эмерсон. Я никого не боюсь. Он сообщил мне, что намеревается привлечь вас и вашего мужа, поэтому я постарался познакомиться с вами…

– И поощрил дочь сделать то же самое с Рамзесом?

– Это не планировалось, миссис Эмерсон, но могло бы сослужить мне хорошую службу, если бы судьба не вмешалась. Скаддер надеялся заставить меня признаться, угрожая Долли, а я рассчитывал, что, следя за ней, смогу добраться до него.

– Какая низость! – воскликнула я. – Использовать собственную дочь…

– Довольно! Мне надоело, миссис Эмерсон. Удовлетворил ли я ваше любопытство? Это опасная черта. Помните поговорку: «Любопытство убило кошку»[246]?

Он шагнул назад, увлекая меня за собой. Эмерсон очень тихо произнёс:

– Вы говорите о чести, используя женщину как щит? Отпустите её, Беллингем. У вас по-прежнему остался выход, пока ещё никто не пострадал. Вы можете жить...

– Жить? Столкнуться со скандалом, позором и, возможно, тюрьмой? Я знаю вас, сэр: вы сделаете всё возможное, чтобы меня обвинили и осудили. А что касается вашей жены – такие женщины, как она, не имеют права на жизнь! Она не подчиняется авторитетам, поступает, как ей заблагорассудится – и рано или поздно предаст вас, как Люсинда предала меня. Я не хочу причинять зло другим, – продолжал он, глядя на бледные лица, в ужасе смотревшие на него из тени. – Уходите, пока не стало слишком поздно.

Впрочем, Беллингем не оставил им для спасения слишком много времени. Почти небрежно он поднял оружие и выстрелил из обоих стволов в стык стены и потолка, где сходились распорные балки. Крыша рухнула с оглушительным грохотом, но в тот же миг полковник сбил меня с ног и потащил сквозь град камней в темноту камеры – в дальнюю комнату.

***

Я была вполне уверена, что произойдёт одно из двух. Либо падающие камни искалечат, а то и раздавят меня, либо я окажусь в гробнице наедине с человеком, который может расправиться со мной в своё удовольствие, не опасаясь, что ему помешают. Прежде чем я продолжила эту удручающую цепочку рассуждений, тьма и сильная боль полностью овладели мной.

Тьма была утратой сознания, но длилась недолго. Я открыла глаза среди другого вида тьмы – полного отсутствия света. Когда я попыталась пошевелиться, всё тело пронзила боль. Я довольно сильно ушиблась о каменный пол, но самая острая боль, казалось, исходила от одной из моих нижних конечностей[247]. Стиснув зубы, я поползла вправо, где, если мне не изменила память, находилась стена. Всегда полезно иметь стену за спиной.

Особенно сейчас.

Происходило что-то странное. Я ничего не видела, но слышала, и звуки, доносившиеся до меня, были не такими, как я ожидала. Они очень напоминали жестокую борьбу – рычание, хриплое дыхание, глухие удары. Хотя у меня продолжала кружиться голова от боли и замешательства, мой интеллект сделал логический вывод. Мы с убийцей не остались в одиночестве. Здесь явно был ещё кто-то – или что-то.

Первое, что сразу же пришло мне в голову – мой преданный супруг. Впрочем, нет. Невозможно. Даже Эмерсон не смог бы добраться сюда вовремя; он находился на расстоянии добрых десяти футов, когда меня тащили сквозь каменный дождь. Кто – или что – таится, выжидая, в тёмных глубинах гробницы?

Неукротимое желание знать придало мне новые силы. Я порылась в карманах, пока не нашла огарок свечи и коробку спичек. Спичка вспыхнула. Взглянув, я онемела и застыла от удивления, пока пламя не обожгло пальцы и не вынудило меня уронить спичку.

– Матушка?

Если бы я не видела его, то не узнала бы голос. (Хотя логика напомнила бы, что никто другой ко мне так не обращается.) То, что я увидела, ошеломляло не меньше, чем сам факт его присутствия – мой сын сидел верхом на распростёртом теле Беллингема, колотя полковника головой об пол.

– Я здесь, – прохрипела я, а затем непроизвольно вскрикнула, когда Рамзес споткнулся о мои вытянутые нижние конечности.

– Слава Богу, – выдохнул Рамзес. – Я боялся... Ты ранена?

– Кажется, что моя нога – то есть нижняя конечность – сломана. Что... Как...?

Но я знала ответ. Рамзес находился к нам ближе всех. Он, должно быть, сорвался с места в то же мгновение, что и Беллингем, ныряя сквозь дождь падающих камней.

– Могло быть и хуже. – Его голос вернулся к обычному тону – холодному, бесстрастному. – Можешь ли ты зажечь другую спичку?

– Конечно, и я считаю, что целесообразно сделать это немедленно. Возможно, свечу лучше взять тебе.

Мы ощупью отыскали друг друга в темноте. Признаюсь без стыда, что мне потребовалось некоторое время,