Смертельный код Голгофы - Ванденберг Филипп

— Боже мой! — Франческа держала пистолет обеими руками, направив дуло в потолок. — Надеюсь, ты понимаешь, что мы с тобой чертовски рискуем!

Гропиусу стало нехорошо. Ему показалось, что содержимое его желудка вот-вот выпрыгнет наружу. Франческа заметила его бледность и потащила Грегора наружу, на воздух. Питбуль снова залаял.

— Если бы тут кто-то был, нас бы уже давно заметили, — сказал Гропиус и оглянулся по сторонам, — я хочу знать, во что они тут играют. Спрячь пистолет!

— Как хочешь, Грегор! — ответила Франческа. Ее голос звучал несколько обиженно, но она все же убрала оружие под блейзер. Они повернули к жилому дому, стоявшему посередине двора.

Ко входу вели три каменные ступени. Вдоль них вели колонны — и они же поддерживали маленький балкончик на втором этаже. Слева и справа от входа было по три зарешеченных окна. Краска на деревянных ставнях сильно облупилась — было заметно, что их не открывали уже много лет. Покатая крыша была устлана однотонной черепицей — как повсюду в жилых домах в этой местности.

Дверь в дом была заперта. У Грегора и Франчески оставалась только одна возможность попасть внутрь — через балкон на втором этаже. Однако это было очень рискованно. Если бы в этот момент их обнаружили, они оказались бы в ловушке: на другой стороне дома не было ни окон, ни какого-то другого выхода.

Никогда прежде Гропиус не думал, что когда-нибудь в жизни он с такой решимостью пойдет на нечто противозаконное — решится на взлом. Но в нем кипел гнев. Он хотел узнать хоть что-то о тех субъектах, которые так жестоко обошлись с ним и угрожали смертью. Поэтому он не колебался ни минуты.

Перед строением слева, похожим на сарай с большими воротами, стояла большая пустая бочка из-под вина. Гропиус подкатил ее к одному из окон, не без труда вертикально установил и взобрался на нее. Схватившись руками за решетку, он заглянул внутрь. После чего обернулся и сказал Франческе, которая тоже проявляла удивительное присутствие духа:

— Забирайся сюда! Тебе стоит на это посмотреть! — и протянул ей руку.

Франческа послушалась, ей было любопытно узнать, что таится за стенами этого дома. Она ожидала увидеть все что угодно, но то, что открылось их взорам, ее потрясло. Перед ними была отлично оборудованная камера пыток. Здесь было множество разнообразных инструментов, которые явно предназначались для того, чтобы доставлять адскую боль: плетки, бичи с крюками, ремни с шипами и деревянная дыба с колесами сверху и снизу.

— Если меня не обманывают глаза, — заметила Франческа, не глядя на Гропиуса, — то здесь мучают людей. Что это, Грегор? Я думала, что времена инквизиции давно позади!

— Я тоже так думал. Но как видишь, нет.

— Но почему именно здесь?

— Я тоже хотел бы это знать, — ответил Гропиус и посмотрел наверх, на балкончик, располагавшийся над входом.

Франческа проследила за его взглядом и сказала: — Но ты же не хочешь…

— Нет. Я должен выяснить, чем тут занимаются.

Грегор одним прыжком соскочил с бочки и протянул Франческе руку.

Ворота сарайчика были только слегка прикрыты. Когда Гропиус и Франческа отворили их, им в лицо ударил запах гнилой соломы. В глубине сарая, за ткацким станком они заметили старую, полуразвалившуюся телегу, какими обычно пользуются крестьяне, чтобы перевозить сено. На телеге лежала деревянная лестница, не вызывавшая доверия. Впрочем, другой, чтобы взобраться на балкон, у них не было.

Они вдвоем вынесли лестницу наружу, и пока Франческа успокаивала собаку, Гропиус снимал с ветхого сооружения паутину. Последняя перекладина едва доставала до балкончика второго этажа, но Грегора это не испугало: он подтянулся, взявшись за перила балюстрады, и перелез через них. Франческа последовала его примеру.

Как и следовало ожидать, дверь на балкон была заперта изнутри. Заглядывая через дверное окошко, они смогли рассмотреть проходную комнату. Гропиус быстро посмотрел на Франческу, повернулся спиной к двери, согнул правую руку в локте и сильным ударом выбил стекло.

— Где ты этому научился? — поинтересовалась Франческа.

Гропиус снисходительно улыбнулся:

— В школе гангстеров! — Он сам удивлялся своему хладнокровию. Грегор аккуратно просунул руку в разбитое окошко и открыл дверь.

— Будь осторожна!

Франческа снова взвела курок пистолета, и они вошли внутрь. Им пришлось подождать какое-то мгновение, пока глаза не привыкнут к сумраку. В темном коридоре, который вел из комнаты налево, они обнаружили шесть дверей, по три на каждой стороне. Внутреннее убранство комнат за ними было абсолютно одинаковым: стол, стул, кровать, все из грубой древесины, кровать без матраса и подушек, накрытая только шерстяным одеялом.

— Комфорт здесь не очень-то ценят, — заметила Франческа шепотом, — странно, тебе не кажется?

Грегор пожал плечами. Он и сам не знал, что ему думать об этих жалких хоромах. Все это было чересчур аскетично. Монахи в Средневековье, подумал Гропиус, могли, конечно, так жить, последователи какой-нибудь извращенной секты, которые рассматривали самобичевание и умерщвление плоти как смысл человеческого бытия.

Перед тем как отправиться в правую половину здания, Гропиус пробормотал:

— И ведь есть же люди, которым это нравится.

— Что? Ты о чем, Грегор?

— Об аскетизме и самобичевании.

— Ты считаешь, что пыточные инструменты, которые мы видели внизу, служат не для того, чтобы причинять боль другим, а скорее самим себе? Ты думаешь, что эти наши «друзья» бичуют тут сами себя?

— Я не знаю. Во всяком случае метод не нов и все еще широко распространен. Еще в Ветхом Завете израильтяне надевали власяницы на голое тело, специальные одежды, сотканные из грубой и колючей козьей шерсти. И католическая церковь в Средние века считала этот способ самоистязания совершенством. Существовали даже ордены, члены которых должны были носить нижнее белье с шипами, или специальные, ранившие плоть подвязки для чулок.

Франческа хихикнула:

— Ты шутишь?

— Ни в коем случае, боль — это фундамент христианской религии. Вспомни о чистилище, в котором грешники выжигают у себя часть своих грехов. Бог, если Он вообще существует, не мог придумать таких извращений.

С другой стороны дома находилась столовая, своим убожеством походившая на зал ожидания позапрошлого столетия: стол и восемь стульев, кухня с железной плитой и еще несколько подсобных помещений с запасами еды, которых хватило бы, чтобы пережить еще один великий потоп. Одно из помещений было похоже на медицинский кабинет. Но когда Гропиус поближе рассмотрел инвентарь, он понял, что ошибался: инструменты, о которых он подумал как о медицинских, тоже оказались орудиями пыток. Переносной аппарат ЭКГ, какие используются в машинах «скорой помощи», был оснащен высокочастотным трансформатором. С помощью подключенных к нему электродов можно было за секунду отправить человека на тот свет. Операционных комплектов и шприцев хватило бы средней клинике на месяц работы, а запас наркотиков, опиатов и ядов мог заставить уснуть вечным сном небольшой город.

Хлорфенвинфос! Эта надпись бросилась ему в глаза среди десятков других упаковок по сто кубиков. И в один момент все в памяти опять всколыхнулось: смерть Шлезингера, криминальная деятельность Фихте, жертвы трансплантологии в немецких клиниках, смерть де Луки и Шебы и не в последнюю очередь его собственное похищение, когда ему угрожали тем же самым ядом. Никаких сомнений — это заговор. Но какая связь была между этими убийствами и поисками доказательств, что Иисус не вознесся на небо?

Все предположения казались слишком противоречивыми, нелогичными, притянутыми за уши. И все же должна была существовать пусть невидимая рука, которая дергала за все эти ниточки, какая-то сущность, действовавшая за кулисами и в прямом смысле шагавшая по трупам. Где же ключ к разгадке? В такие моменты, как этот, Гропиусу хотелось вернуть все назад — чтобы не начинать этого рокового расследования смерти Шлезингера, а оставить все полиции. Но в ту же секунду внутренний голос сказал ему, что сейчас он, как никогда, близок к разгадке.