Современный зарубежный детектив-11. Книги 1-19 - Сол Херцог

ошибку, и Осип нашёл их ужас поистине возбуждающим. Он потянулся к паху, глядя на Елену, которая пристально смотрела на какую-то неразличимую точку на его столе, и сказал: «Они ведь этого не ожидали, правда? Они же не ожидали, что я вытащу свой собственный вирус из хранилища?»

Она, конечно, ничего не сказала, она никогда ничего не говорила, пока он ей не приказывал, и он протянул руку и схватил её за рот, сжав губы в мясистую складку. «Чего ты такая серьёзная?» — спросил он. «Я пытаюсь быть вежливой».

Она по-прежнему ничего не говорила, ее взгляд был пустым и устремлен на стол, и он сжал ее рот так сильно, что она издала тихий всхлип.

«Либо ты начнёшь вести себя хорошо, — сказал он, — либо я тебя заставлю. Понял?»

Она посмотрела на него, широко раскрыв глаза от страха, и он приподнял её лицо, заставив кивнуть. «Да, Осип. Понимаю, Осип. Спасибо, Осип», — сказал он, пародируя её голос.

Она повторила его слова, говоря с чувством автомата, и он в отчаянии оттолкнул её лицо. Она никогда его не полюбит. Он понимал это. Но, возможно, она научится притворяться. Возможно, она научится притворяться. И, возможно, если она сделает всё правильно, он поверит, что это правда. Она, или какая-то другая женщина, подумал он, научится взломать этот код. Он был готов пройти через бесчисленное количество таких попыток, пока одна из них не разгадает, и, конечно же, не случится чего-то более странного. Теперь он был всемогущ, и он читал, что женщины любят власть.

Они жаждали этого так же сильно, как и все остальные. И он был не просто могущественным, он был всемогущим. По всем разумным меркам он был самым могущественным человеком на планете. И его могущество только росло. Как только он получит полный контроль над огромным ядерным арсеналом Кремля, как только он рассекретит все записи и раскопает все ужасающие открытия советских биологов и химиков,

Физики выяснили, что он будет обладать большей разрушительной силой, чем любой правитель за всю историю человечества.

Он будет Богом, Шивой, разрушителем миров.

«Ты когда-нибудь изучала Бхагавад-гиту?» — спросил он её. «Говори».

резко сказал он, внезапно повысив голос, «или я заставлю тебя говорить».

«Я этого не сделала», — сказала она.

Он покачал головой. «Нет, конечно, нет. С чего бы?» Они находились в небольшом кабинете без окон на четвёртом этаже Луганского административного здания — техники заверили его, что он будет звукоизолирован, поэтому он и воспользовался им для телефонного разговора с Ротом, но теперь его мысли были заняты более тёмными вещами. Теми мыслями, которые он никогда не мог ни заблокировать, ни контролировать. Никто не услышит её криков, подумал он, глядя на её тело сквозь форму курсанта, которую он позволил ей снова надеть. Он мог делать всё, что угодно, и кто-нибудь всё равно что-то услышит.

«Иди сюда», — сказал он, поманив её пальцем. «Сними тунику.

Снимите с себя все».

Она не подошла к нему, а снова застыла в страхе, что у неё было обычно, когда ей это было удобно, и он закатил глаза, а затем повернулся к ней спиной. «Иди», — сказал он. «Я не буду смотреть». Она сделает то, что он сказал, подумал он, и он научит её делать так, как ему нравится. Если она научится уважать власть, если научится жаждать её так же, как он, то сможет лучше притворяться, и, возможно, он сможет поверить.

«Оппенгеймер изучал её», — сказал он, глядя на дверь, пока она неохотно раздевалась. «Бхагавад-гиту». Он изучал её очень внимательно, и знаете, к какому выводу пришёл?»

Ничего от неё, даже шёпота. Если она продолжит в том же духе, если она продолжит упорствовать в этом нелепом, бесполезном сопротивлении, он расправится с ней единственным образом, которого она заслуживает. Он уничтожит её, как ту бесполезную дворнягу, которой она и оказалась. Он уничтожит её и заменит.

«Это было после войны, — продолжил он, — после того, как были сброшены бомбы, а испытания «Тринити» в Аламогордо стали известны всем учёным планеты». Он помолчал, представляя, что она вслушивается в каждое его слово, а затем продолжил: «Оппенгеймер сказал: „Физики познали грех“. Что ж, теперь я могу обещать вам, Елена Клишина, что я, Осип Шипенко, тоже познаю грех. Я познаю больше греха, чем любой человек в истории».

Он обернулся. Она расстегнула только три верхние пуговицы пиджака, но больше ничего. Слёзы текли по её щекам, и он не сомневался, что она поняла его намерение. В прошлом только боги были способны уничтожать миры. Но с сегодняшнего дня, с ним, это была сила, которую мужчина должен был познать. Он шагнул к ней, собираясь расстегнуть остальные пуговицы, но их прервал отчаянный стук в дверь. Дверь невольно открылась, и на пороге, тяжело дыша, появился санитар из кабинета Колесникова. «Господин Шипенко, — сказал он. — Вам нужно зайти. Что-то пошло не так с питанием».

OceanofPDF.com

20

Молотов рванулся вперёд, ударившись лицом об пол и пронзив тело болью. Отрывистые вспышки, словно молнии во время грозы, пронзали кромешную тьму комнаты, и только звук – оглушительная какофония незаглушённых выстрелов, рикошетящих и усиливающихся в замкнутом бетонном пространстве – подсказал ему, что это вспышки выстрелов. Он заставил себя перекатиться набок, не останавливаясь, пока не достиг дальнего края комнаты, а затем снова уставился в темноту, заставляя себя держать глаза открытыми.

Раздался взрыв – граната, подумал он – а затем шесть или семь светошумовых гранат, прежде чем началась стрельба. Теперь его взгляд следил за жутким, зелёным свечением шлемов ночного видения нападавших, пытаясь, сквозь ужас, осмыслить увиденное. Их было четверо, они двигались в плавном, пульсирующем ритме высококвалифицированного тактического подразделения, разделяясь, перегруппировываясь и снова разделяясь. Молотов был в шоке, хотя ещё не осознавал этого, и смотрел безучастно, не в силах пошевелиться, отвести взгляд или даже подумать. Стрельба стихла, и трое нападавших методично двигались среди тел солдат, с безжалостной быстротой всаживая по одной пуле в череп каждого.

Четвёртый двинулся к нему. Молотов попытался отступить, словно зверь, прижавшийся спиной к стене, но тот выхватил не пистолет. А фонарик. Он посветил Молотову в глаза, слева и справа, словно проверяя, нет ли сотрясения мозга. Он снял гарнитуру и что-то неразборчиво сказал, затем ударил Молотова по лицу и заговорил громче: «Господин президент?

Ты меня слышишь? Ты можешь идти?» Он перерезал галстук на запястье Молотова и снова ударил его по лицу.

Молотов вдруг задохнулся, словно