Смерть в изумрудных глазах - Анна и Сергей Литвиновы

— На корабле?!

— Да. «Князь Владимир». Отправление в одиннадцать вечера, посадка до девяти. Шведский ужин, танцульки. Утром завтрак. С шампанским, прошу заметить. В Сочи будешь в девять. Сразу и пойдешь на свою конференцию.

— Вы с ума сошли, — пробормотала я.

— Так врач и сказал, что у меня деменция в начальной стадии. Разве не помнишь? — хитро ухмыльнулась. — Ничего не поделаешь. Билет невозвратный. На «люкс», правда, мне не хватило. Но внутреннюю каюту для любимой племянницы позволить смогла. Хватит, Просенька, все для других и для других. Проживи хотя бы одну ночь — для себя лично.

* * *

Младшая сестра всегда умела наколбасить.

И без нее тошно: вся школа на ушах, в вестибюле Олин портрет, рядом завал цветов и мягких игрушек. А тут малявка ей кается: она, оказывается, известному журналисту Полуянову написала. В Москву. И тот не только ответил, но почти немедленно в командировку сорвался. Сейчас в Мурманске.

Старшая потребовала предъявить переписку, прочитала, схватилась за голову:

— Овца безмозглая! Ты что творишь?

— А чего? Я всю правду написала.

Сестра вздохнула.

Олю она знала: та иногда заходила к ним в гости. И про ее конфликт с Машей Глушенко тоже была в курсе. Даже предлагала — на правах старшей — урегулировать. Мелкота — она ведь только с себе подобными наглеет. А подойди к обидчице пара одиннадцатиклассников — мигом притухнет.

Однако Можаева помощь не приняла:

— Чего какашку трогать? Только завоняет еще больше. Так мой папа говорит.

— Но сколько можно терпеть? — вмешалась младшенькая. — Я сегодня слышала: Машка мальчишек подговаривала, чтобы они Оле в сменку пописали!

— А я их предупредила: пусть только попробуют, — хладнокровно отозвалась Можаева. — Будут тогда новую пару покупать. За евро. У меня сменка «Найк», такие кроссы в Россию больше не ввозят. И компенсацию отцу заплатят. За моральный ущерб. Так что они сразу скисли.

— Не, я считаю, все равно надо Машку на место поставить! — упорствовала сестрица.

Можаева усмехнулась:

— Вот сразу видно, что у тебя от физкультуры освобождение. А у нас на теннисе таких Машек миллион, потому что спорт сволочной. И что, с каждой воевать? Когда на них внимания не обращаешь, они только бесятся больше.

И вроде бы не рисовалась — действительно не трогала ее объявленная Машкой вендетта.

А что касается той самой драки… Можно бы ее считать поводом к самоубийству. Но только старшая сестра как раз в тот вторник с Олей столкнулась. Вместе из школы выходили (младшая осталась на кружок). Приметила: волосы у девчонки растрепаны, глаза на мокром месте. Спросила, конечно:

— Что случилось?

Та спокойно отозвалась:

— От Глушенки мне прилетело. В раздевалке подкараулила, тварь.

— Нет, Оль, это уже не шутки, — забеспокоилась. — Давай меры принимать.

— Не волнуйся. Теперь — точно примем, — значительно отозвалась Можаева. — Машка — дебилка. По сторонам вообще не смотрит. А в раздевалке-то видеокамеру поставили! Раньше не было: видно, на выходных прилепили. И она точно под ней на меня поперла. Я потому и не отбивалась. Сегодня папе все расскажу, он в школу пойдет, видео потребует показать — и конец тогда ей. Или, может, сама схожу к директору. Пока не решила.

— Ух ты какая! Прямо граф Монте-Кристо, — оценила старшеклассница.

— А то, — гордо отозвалась Можаева. — Что жвачку в волосы прилепили — папане жаловаться смешно, слабачкой обзовет. Но тут, я думаю, точно на мою сторону встанет. И Машке конец тогда. Против видеодоказательства не попрешь.

…В тот понедельник младшей сестре она про встречу с одноклассницей сестры не рассказала. Просто потому, что пришла домой поздно — мелкая к тому времени спать легла. А во вторник — когда про Олю узнали — осознанно решила: лучше молчать. У младшей язык без костей, раззвонит на всю школу. И кого будут таскать на разговоры с соцпедагогом, директором, а то и с полицией? Ее. Зачем оно надо? Тем более Оле теперь не помочь никак.

Сейчас строго спросила младшую:

— Вы с этим журналистом когда встречаетесь?

— Сегодня. После четвертого урока будет у школы ждать.

— Нафиг. Переноси на после седьмого, когда я освобожусь. Вместе пойдем. И не у школы, а… пусть лучше в четыре к «Алеше» приходит.

— Ты будешь, что ли, Машку защищать? — возмутилась.

— Защищать не буду. Но это ведь сам Полуянов! Он всегда правду пишет! Вот пусть и выясняет. А ты его своим письмом идиотским в заблуждение ввела!

* * *

Директор школы после трагедии с Олей спешно ушла на больничный. Классная руководительница — вместо того, чтобы детей поддержать — взяла неделю по семейным обстоятельствам. Полуянов обеих потревожил — но на звонки дамы не отвечали, сообщения игнорировали. Вероятно, таков был план: отдуваться за всех станет социальный педагог по имени Оксана Юрьевна.

Встретила его в вестибюле — с исключительно постным лицом. Едва Дима притормозил у мемориала в память Оли, закатила глаза: «Давайте, пожалуйста, побыстрее. У меня время строго ограничено».

Увела в свой кабинетик. Против диктофона не возражала, но включила и свой:

— Для страховки. А то мало ли что вы потом понапишете.

Про письмо Олиной одноклассницы Дима решил пока что не говорить. Однако Оксана Юрьевна интригу раскрыла сама:

— У девочек действительно был конфликт. С Машей Глушенко они враждовали. Та в классе — безусловный лидер, со своей группой поддержки. А Оля всегда держалась сама по себе. Она спортсменка, занималась теннисом, ездила на турниры. По всей стране с отцом колесили. То в Рязань, то в Калининград. Одним днем не обернешься, так что часто занятия пропускала. Подруга у нее в школе единственная была («Видать, та самая, убитая морковкой», — предположил Дима). Но речь о травле точно не идет. За это я вам как социальный педагог отвечаю.

И начала разливаться: девочки даже не враждовали, а скорее соревновались. Маша себя считала безусловной принцессой — причем во всех сферах. И некоторые учителя ее пытались с небес на землю спустить. Особенно физрук старался. Устраивал для них с Олей челленджи. И Можаева всегда оказывалась быстрее, выше, сильнее. Ну а Глушенко, понятное дело, злилась. Отомстить пыталась.

— Но Маша, насколько я знаю, занималась дзюдо? — вкрадчиво произнес Дима. — Значит, и в драках, скорее всего, побеждала?

— Драк у девочек не было, — твердо ответила Оксана Юрьевна.

— Не было — или вы не видели?

— Наш физрук Марии жестко сказал: соревноваться можно лишь в том, в чем обе сильны. А Оля единоборствами не занималась. Поэтому устраивать с ней спарринг нечестно.

— Мы в школе редко дрались на глазах у