Кубок королевы Розамунды - Наталья Николаевна Александрова

Дронов вздрогнул и обернулся.

Рядом с ним стоял Перегуд. На его морщинистом лице играла горделивая улыбка, с какой родители любуются своими красивыми и талантливыми детьми.

— Моя коллекция! — проговорил Перегуд, обводя взглядом расставленные в павильоне диковины. — Знаешь, что это?

— Откуда мне знать, — осторожно отозвался Дронов, хотя у него были догадки о назначении всех этих страшных игрушек.

— Орудия пыток, — просветил его довольный хозяин. — Все подлинные, покупал по всему миру! Ну, есть и еще кое-какие диковины… свидетельства человеческого милосердия.

Он подошел к витрине со сморщенными кукольными головами.

— Вот это — тсантса, засушенные человеческие головы. Их с древних времен делают индейцы племени хивара и некоторые племена Новой Гвинеи. Они отрезают головы своих врагов, высушивают определенным образом и используют как амулеты.

— Настоящие головы? — изумился Дронов.

— Настоящие, настоящие, конечно, я подделок не держу! Сейчас, правда, доставать их стало очень трудно, власти недовольны, но сам понимаешь — все сводится к цене…

Он перешел к шипастому креслу и продолжил:

— Вот это — «трон милосердия», использовался в Нюрнберге во время допросов. Некоторых подозреваемых допрашивали по несколько дней, в результате они признавались в чем угодно — в сношениях с дьяволом, в полетах на шабаш… Вот это — «скрипка сплетницы», надевали на шею женщинам, которые распространяли недостоверные слухи, как сейчас говорят — фейки… а вот это — «железный аист», — он показал на конструкцию из металлического штыря с приделанными к нему кандалами. — Ну, это понятно, это обычная гильотина. Правда, не из Парижа, из Авиньона. Хотел я раздобыть ту самую, при помощи которой обезглавили Робеспьера, но французы уперлись… говорят, национальное достояние, не продается…

Перегуд подошел к железной фигуре:

— А это — гордость моей коллекции, знаменитая железная дева! Внутри утыкана шипами, которые выдвигаются, если покрутить вот эти винты. Грешника заключали внутрь и поворачивали винты, так что шипы постепенно погружались в тело. А вот здесь — отдельный шип, которым жертву убивали из милости, когда она уже во всем сознавалась… большая редкость!

Перегуд повернулся к Дронову и вдруг сказал ему:

— Ну-ка, залезь внутрь!

— Что?! — Дронов попятился.

— Говорю, залезь внутрь! Мне захотелось посмотреть, как это выглядело.

— Гу… Олег Викторович, да за что? Я же все сделал, как вы велели! Я же разобрался…

— Да ты что такое подумал? — Перегуд поднял брови. — Что я, садист, что ли? Мне просто интересно! Залезай, залезай, сейчас же шипы в безопасном состоянии! Даже не поцарапаешься! Или ты боишься, что ли? — Перегуд насмешливо скривил рот, что было больше похоже не на улыбку, а на волчий оскал.

Дронов сжал зубы и решительно полез внутрь «железной девы».

Перегуд захлопнул крышку, соединил две половины саркофага и спросил:

— Ну, как тебе там?

— Ни… ничего! — донесся изнутри саркофага гулкий голос.

— А сейчас? — Перегуд один за другим повернул винты на железной крышке.

— Гудок! — вскрикнул Дронов. — Ты чего?!

— Как ты меня назвал? — процедил Перегуд.

— Олег… Олег Викторович, вы что? Больно же!

— Разве это больно? Я же совсем чуть-чуть подкрутил! Самую малость! Вот сейчас, наверное, и правда будет больно… — и он снова немного повернул винты.

— А-а! За что? Я же сделал, как вы велели!

— Да? Ты, козел, хозяина своего предал! Предал и убил!

— Но это же… это же вы мне приказали!

— А если еще кто-то прикажет — ты и меня предашь, как Мамаева? И меня убьешь? Одного хозяина предал — и другого предашь! Это, знаешь, дело привычки!

— Не-ет!.. Не предам!

— Конечно, не предашь, потому что у тебя просто не будет такой возможности! Я тебе ее не предоставлю! — и он еще немного подкрутил винты.

— А-а-а! — несся из «железной девы» истошный вопль. — Прошу… прошу, не надо…

Снизу, из желобков в железном саркофаге, потекли тонкие струйки крови.

— А еще ты меня Гудком называл, — мстительно добавил Перегуд. — Я тебе кто — урка уголовная? Сказал же я тебе — я теперь законопослушный бизнесмен, уважаемый член общества, и называть меня надо Олег Викторович!

— Прошу… Олег Викторович… пожалуйста… на все согласен… не могу больше терпеть!

— Просишь? Ну ладно! Что я, в конце концов, садист, что ли? — и Перегуд повернул винт, который выдвигал «шип милосердия», расположенный напротив сердца.

Крики внутри «железной девы» захлебнулись и затихли.

— Надо же, как хорошо делали вещи в шестнадцатом веке! — удовлетворенно проговорил Перегуд. — Пятьсот лет прошло, а она работает, как новенькая!

Он вышел из павильона.

К нему тут же подскочил парень в камуфляже.

— Как тебя… Сергей, да?

— Так точно!

— Прибери там, в павильоне. Я немного напачкал.

Муж к вечеру не появился, хотя из командировки вернулся. Из звонка Гусеву Марианна знала, что операция прошла успешно.

Неужели она это сделала? — задала она себе вопрос, но вовремя опомнилась. Пока не видно результата — нечего подводить итоги.

Утром позвонила встревоженная Антонина Павловна, которая искала Мамаева.

Марианна ответила, что он не появлялся и не звонил.

— Ну да, его телефон не отвечает… Понимаете… — Антонина понизила голос. — Вчера курьер принес посылку… А сегодня с утра пришли какие-то люди, по виду очень опасные, и забрали его… эту посылку. А Андрея Сергеевича нет… И этого… по безопасности… Дронова тоже нет.

«Ну, у Перегуда размах!» — восхитилась Марианна и поняла, что больше никогда не увидит своего мужа. Ну и черт с ним.

Она достала из потайного ящика череп и долго смотрела в рубиновые глаза.

— Ты мне помог… — тихонько сказала она, — я отомстила за смерть отца. — Череп зло светил рубиновыми глазами, как будто был недоволен.

На следующий день Марианна с утра позвонила Питиримычу и сказала одно только слово «Огдо». Это означало, что она подвезет череп прямо к ростовскому поезду в пять часов. Но снова пришлось заехать сначала в галерею, там требовалась на документах ее подпись.

Приехал из отпуска водитель, Марианна пока не сказала ему, что работу, наверное, придется менять. А пока пускай ее повозит, надоело пользоваться такси.

Когда Марианна вышла из галереи, боковым зрением она заметила неподалеку от входа знакомую фигуру — гибкую, как змея, в темной куртке с опущенным на глаза капюшоном. Та же таинственная фигура, которую она видела возле мастерской Питиримыча…

Марианна вздрогнула, повернулась… но призрак исчез.

Она подошла к своей машине, села на заднее сиденье. Сердце все еще тревожно билось.

— Юра, мне сейчас нужно на вокзал… — начала Марианна, но тут с ужасом увидела, что за рулем сидит вовсе не Юрий, а какой-то незнакомый тип с бычьей шеей и оттопыренными ушами.

— Ты кто? — испуганно пролепетала она и попыталась выскочить из