Убийство в подарок - Карен Дюкесс

Дев медленно качает головой.

– Берешь пятую? – спрашиваю я.

– Что? А, пятую поправку? Да. Беру.

– Пусть даже это выглядит весьма подозрительно? – уточняет Эмити.

– Будь что будет, – говорит Дев. – А мне больше нечего сказать, кроме одного: что вам налить?

Мы все слишком озадачены, чтобы возражать, поэтому остается лишь сделать заказ. Эмити и Уайетт берут вино и идут с бокалами к столику Наоми и Деборы. Когда Дев приносит мои «Шуры-муры», я спрыгиваю с табурета и прошу встретиться со мной в комнате позади бара. Дверь колышется за нами, и мы снова целуемся.

– Я не это имела в виду, – шепчу я.

– Хочешь, чтобы я прекратил?

– Ни за что. – Я целую его красивые губы, приникаю к нему всем телом.

– Мне нужно вернуться за стойку, – говорит Дев.

– Скажи мне, что тебя связывает с Трейси?

Он прижимается губами к моей шее, ключицам. Новая эрогенная зона.

– Мы дружим. Она стрижет мою мать. Вот и все.

Глубокий поцелуй, который отдается гораздо ниже.

– Это всамделишный ответ или по сценарию?

– И то и то.

– Клянешься, что твое алиби истинное?

Дев кладет мне руки на плечи, наклоняется и коротко целует.

– Клянусь. Мне нужно вернуться. Ты ведь не уйдешь?

Я мотаю головой. Ни в коем случае не выпущу его из виду, и не потому, что не доверяю.

– Поедем сегодня ко мне?

О господи. Я молча целую его. Ответ очевиден.

Мы идем назад в бар. Я хватаю свой коктейль и делаю глоток. Он менее крепкий, чем в прошлый раз, и это меня устраивает. Сегодня я не хочу напиваться. Лучше подольше оставаться в сознании.

Глава тридцать седьмая

Замыслив обойти все пабы Уиллоутропа, Наоми и Дебора убеждают Уайетта и Эмити присоединиться к ним в одном из заведений возле реки. Я остаюсь во «Мхе», цедя вторые «Шуры-муры». Когда Дев закрывает заведение, у меня еще остается полстакана. Нельзя сказать, что я трезва, однако недостаточно захмелела, чтобы совладать с нервами перед поездкой к Деву домой.

Во время недолгой дороги в машине ни один из нас не произносит ни слова. Ступая по тенистой мозаике, нарисованной полной луной, мы идем через сад к гостевому домику. Я волнуюсь, что прежняя непринужденность исчезла навсегда и свидание произойдет неуклюже. Но Дев, заперев за нами дверь коттеджа, тут же поворачивается и заключает меня в объятия.

– Теперь я могу делать с тобой, что хочу. – Он прижимается губами к моей шее.

– Так говорят злодеи. – Воображаемая опасность до смешного меня заводит.

– Правда, что ли? – шепчет Дев. Его губы скользят вверх по шее мне за ухо. – А еще так говорит парень, который мечтал об этом с первой минуты, как увидел тебя.

Я перебираю пальцами его густые гладкие волосы.

– На центральной лужайке, когда я приняла твою мать за фальшивку?

– Ты была так уверена в себе. – Он опускает руку мне на талию и привлекает меня к себе. – Не верится, что на меня обратила внимание такая дерзкая американка.

– Наша дерзость на пользу вам, чопорным британцам. – Я прижимаюсь лбом к его лбу, наши губы почти соприкасаются. – Она позволяет раскрепоститься и пойти вразнос, например говорить начистоту.

– Кончай болтать, – шепчет он.

– Видишь, ты быстро учишься.

И мы принимаемся целоваться всерьез, словно у нас нет ни времени, ни нужды подшучивать друг над другом. Я сую руку ему под футболку. Спина у Дева сильная и теплая, я хочу всю ее погладить. Целуясь, мы перемещаемся к кровати. Сбрасываем обувь. Не останавливаясь, кое‐как стягиваем футболки, смеемся, когда обоим не удается избавиться от джинсов, и наконец сбрасываем штанины с голеней. Дев теряет равновесие и валится на кровать. Я легонько толкаю его навзничь и забираюсь сверху. В лунном свете, сочащемся через окно, я вижу, как он улыбается, словно не верит своей удаче. Я чувствую то же самое. Чудесно, что в комнате светло. Обычно я первая закрываю глаза и не спешу открывать их, но на Дева мне хочется смотреть. Хочется видеть, как он смотрит на меня.

Я наклоняюсь и целую его, мои волосы падают вокруг наших лиц, как занавеска.

– Не нужно спешить, – произношу я и понимаю, что разговариваю сама с собой. Здесь нет конечной цели, кульминации и продолжения, есть только этот миг, и я хочу, чтобы он длился вечно. Я расстегиваю бюстгальтер, бросаю его на кровать. Дев кладет руки мне на грудь, большие пальцы ложатся на соски. Я чувствую под собой его набрякшую плоть. Прижимаюсь к Деву и приникаю к его рту. Мы целуемся, пока хватает дыхания; губы начинает саднить. Я перекатываюсь на спину и тяну Дева на себя, наслаждаясь тяжестью его тела. А потом отталкиваю, чтобы он перевернулся на спину и я снова смотрела на него сверху вниз, но не рассчитываю расстояние, и его голова сильно бьется о стену.

– Ой!

– О господи, ты как? Прости, пожалуйста. – Я включаю свет.

Дев касается макушки и морщится.

– Там шишка?

– Нет.

– Не отмахивайся от моего вопроса, пожалуйста. – Быть не может, что я его покалечила.

– Я не отмахиваюсь. Все хорошо.

Я плюхаюсь на спину рядом с ним и признаюсь:

– Чувствую себя идиоткой.

– Ты вовсе не идиотка, совсем наоборот.

Я делаю глубокий вдох и жду, когда уймется сердцебиение. Чувствую, что Дев, как и я, смотрит в потолок. И потом его пальцы, как тихий шепот, касаются моих.

– Ты мне очень нравишься, Кэт.

– Ты мне тоже.

Мы переплетаем пальцы и лежим так несколько минут, потом Дев поворачивается на бок ко мне, и я делаю то же самое. Теперь мы целуемся легко, осторожно, словно начинаем сначала, не пытаясь скрыть смущение. Мы изучаем друг друга, руки дрожат, пока не обретают уверенность. Мы позволяем им блуждать по нашим телам вверх и вниз. Прикосновения Дева – открытие, здесь и здесь, и, о да, там, и дай я покажу тебе, где именно, вот так, и теперь я хочу, чтобы он продолжал в том же ритме, – и прошу его не останавливаться. И мне нравится, как он смотрит на меня. Глаза у меня открыты, и я читаю обостряющееся наслаждение на лице Дева, на этом красивом, милом лице, и когда он шепчет мое имя: «Кэт», а потом называет меня Кэти, я совсем не возражаю.

Глава тридцать восьмая

Среда

Меня будят запахи корицы и кофе. Потягиваюсь под одеялом, скользя голыми ногами по прохладным простыням, и не глядя чувствую, что одна в постели. Когда я открываю глаза, надо мной парит, а потом опадает надутая ветром белая занавеска. На тумбочке Дева