Дело «Тысячи и одной ночи» - Джон Диксон Карр

в минуту смертельной опасности, с седыми бакенбардами на щеках и залихватски заломленным цилиндром, что вовсе не пристало священнослужителю, даже тогда я не без горделивого трепета подумал о том, что сказали бы члены Женского общества взаимовыручки, увидев такого пастора. Я торжествовал еще сильнее, заметив лягушачье выражение лица доктора Гейбла, его глаза расширились чуть не до размера линз его собственных очков, поверх своих огромных седых усов он смотрел на меня со смесью страха и вины. Он сказал:

– Слушай, старина, у тебя что, совсем крыша потекла?

– Эти уловки вам не помогут, доктор Гейбл, – строго сказал я ему. – В камере у вас будет прекрасная возможность подумать над замыслом Провидения, благодаря которому был расстроен ваш план. Один шаг в сторону или звук, и я вышибу вам мозги!

– Совсем из ума выжил! – проревел доктор Гейбл, исступленно ударив кулаком по воздуху. – Он заряжен холостыми, тупой ты осел. Опусти ствол!

– Старый трюк, друг мой, – презрительно сообщил я ему. – Очень старый. А теперь отойди от телефона. Я собираюсь позвонить в Скотленд-Ярд и вызвать группу быстрого реагирования, ибо я дете…

– Знаю я, кто ты такой, – заявил доктор Гейбл, пыша неописуемой злобой. – Ты псих, сбежавший из палаты, каким-то образом пробравшийся сюда, и будь ты хоть актером студии «Парамаунт», сорвать отличный розыгрыш у тебя не выйдет!

И хотя к тому моменту я должен был быть готов к его следующему ходу, так как похожая ситуация была описана в детективном журнале, факт остается фактом: я не был к нему готов.

Если я все верно помню, я стоял на таком небольшом половичке, какие обычно стелют поверх ковров. С дьявольской быстротой доктор Гейбл присел, схватился за край половичка и с невероятной силой дернул за него…

У меня такое впечатление, что в момент, когда мои ботинки подлетели в воздух вместе с ногами, я, должно быть, со всей силы ударился головой о край стола позади меня. В ушах зазвенело и загудело, комната поплыла перед глазами, картинка побежала рябью, то сжимаясь, то растягиваясь, словно отражение на поверхности воды. И хотя я все еще продолжал смутно осознавать происходящее вокруг, я так и остался лежать на спине, не в силах пошевелиться.

В столь унизительном положении, которое мне не позволяла превозмочь слабость плоти, как я уже говорил, я все еще осознавал, что происходило вокруг. И вот я видел, как доктор Гейбл в мольбе воздел руки к потолку, восклицая: «Ну и что прикажете мне делать с этим психом?» В бесстрастном оцепенении я мог даже проследить его логическую цепочку. Он взглянул в сторону уборной, затем в сторону лифта, на котором, как мне сейчас смутно припомнилось, была железная щеколда. У меня в голове прогудело: лучшей временной темницы и сыскать нельзя, чем сломанный стальной лифт, встроенный в стену, который еще и можно запереть снаружи. Я пытался оказывать сопротивление, слабо бороться, бормотал что-то нечленораздельное, чувствуя, как меня, лежащего на спине, тащат на коврике. После чего доктор Гейбл раскрыл дверцы лифта и впихнул меня внутрь. Когда же дверцы захлопнулись, а щеколда была задвинута, мой разум прояснился, затем пришел шок от того, в каком позорном положении я оказался. Голова кружилась, меня вело, но мне удалось подняться на ноги, боль, вызванная ударом лодыжки о пустой деревянный ящик во тьме лифта, также помогла мне прийти в себя.

В каждой дверце лифта было по окошку с толстым стеклом примерно в фут величиной. Прижавшись щекой к стеклу, я отлично видел комнату. Раз уж плохое положение дел превратилось в ужасное, я мог бы поднапрячься и выбить это толстое стекло кулаком, но в ту минуту вернее всего было бы поднакопить сил до тех пор, пока тошнота совсем не пройдет. Так что я наблюдал за первыми действиями доктора Гейбла после того, как он запер меня в лифте: он подбежал к двери, которую я ранее запер, и отворил ее. Оттуда в комнату влетел светловолосый молодой человек в очках, с которым доктор Гейбл горячечно заговорил, оба по нескольку раз указали в сторону лифта какими-то неясными жестами. К сожалению, стальные стены лифта не позволили мне разобрать слова. Все, что мне оставалось, – это закипать от бесплодного гнева, униженно выглядывая наружу, как какая-то зверушка в вольере зоопарка. Я понял, что молодой человек в очках, видимо, пытался убедить доктора Гейбла выйти из кабинета и поговорить с кем-то, кто находился в зале. Затем оба направились к двери, как вдруг на меня снизошло вдохновение.

В задней стенке лифта, так сказать в стенке, параллельной залу снаружи, я заметил проблеск света во тьме и понял, что свет проникает сквозь вентиляционную решетку или какую-то сетку, находящуюся под потолком лифта. О вдохновение! Если бы я мог добраться до этой решетки, мне открылся бы вид на то, что происходило в зале снаружи, и также я мог бы все слышать. Несмотря на свой внушительный рост, я оказался недостаточно высок для того, чтобы дотянуться до нее; однако деревянный ящик упростил бы эту задачу для кого угодно.

Вмиг я вскочил на ящик, прижался носом к решетке и теперь, если повертеть головой, мог видеть практически весь зал.

На этом месте доктор Иллингворт остановился, с трудом переводя дыхание. В первый раз с тех пор, как старик начал свой рассказ, его лицо как-то странно изменилось в цвете.

– С этого-то наблюдательного поста, сэр Герберт, – сказал он мне, – я и увидел, как произошло убийство.

Глава двенадцатая

Вид из лифта: как доктор Иллингворт дьявола играл

И лишь тогда, лишь тогда мы стали приближаться к сути дела! К месту, где собака была зарыта. Но после всего этого потока сознания, который я уже выслушал, мне не хотелось обрывать рассказ старика и просить его быть кратким, ведь он умел подмечать детали. Он и сам как будто ощутил перемену атмосферы вокруг, хотя и не понимал, в чем причина.

Это уже была не игра, теперь речь шла об убийстве. И поскольку Иллингворт изначально ожидал, что оно произойдет, его память работала, словно кинокамера, фиксируя все, что он видел и слышал.

Он сидел у меня за столом и машинально пытался курить уже истлевшую до окурка сигару, лицо его было серым и уставшим. И тем не менее он продолжал свой рассказ хриплым, как у ворона, голосом.

– Я прекрасно понимаю, – сказал он, вытирая лоб, – что на этом этапе вы хотите от меня максимальной точности, так что я постараюсь ее соблюсти. Первое, что