Убийство в подарок - Карен Дюкесс

жить тут дольше. Люси оставалась в Лондоне. Обижалась на меня. Похоже, она считала, будто я тут только из чувства долга и, как только найду для мамы сиделку, вернусь в Лондон. Но чем больше времени я проводил в Уиллоутропе, тем больше осознавал, что здесь мне и надо быть. Не скажу, что я был несчастлив в Лондоне, но здесь я ощущал невиданную свободу, одновременно опьяняющую и успокаивающую. Наверно, это звучит нелогично.

А вот и нет, я отлично понимаю, о чем он говорит.

Мы сидим вплотную друг к другу, наши бедра соприкасаются.

С неба раздается низкий голос:

– Дерзай, дружище!

Мы поднимаем головы на дельтапланериста, который показывает нам поднятые большие пальцы.

– Вот нахал, – ворчу я.

– Ребячество.

– Бесцеремонный тип.

– Но совет дельный.

Дев поворачивает руку ладонью вверх, словно демонстрирует что‐то. Я слегка касаюсь его ладони несколько раз, глядя только на наши руки. И потом он обхватывает своей большой теплой кистью мою и не отпускает ее. На сей раз я не превращаю это в рукопожатие. Я смотрю на Дева сквозь танцующие вокруг лица пряди.

Я почти ничего не знаю об этом человеке. Но здесь, на вершине мира, я готова прыгнуть вместе с ним вниз, и не только потому, что по окончании этой недели никогда его больше не увижу. Это что‐то другое, неизъяснимое и неведомое. Я совсем чуточку придвигаюсь к его лицу и чувствую, что он сделал то же самое. Или виноват ветер? Потом Дев двумя пальцами отодвигает волосы от моего лица.

– Можно мне… – шепчет он.

Я киваю так незаметно, словно вздрагиваю, и он медленно приникает к моим губам. Это легкий поцелуй, но я ощущаю его каждой жилкой. Мы отстраняемся друг от друга и соприкасаемся лбами. Целуемся снова, и это уже не просто хороший, а счастливый поцелуй. Целуемся и улыбаемся. Такой улыбкопоцелуй, о существовании которого я даже не подозревала.

– Чертовщина какая‐то, – шепчу я.

– Полнейшая. – Рука Дева лежит у меня на шее, его пальцы в моих волосах.

Я снова склоняюсь к нему и закрываю глаза. Но по-прежнему чувствую, как над нами скользят по небу в сторону пустошей дельтапланеристы, синхронно совершая виражи, будто ласточки.

Глава тридцать третья

Подбросив меня до коттеджа, Дев спрашивает, приду ли я вечером в бар.

– Приглашаешь на очередные «Шуры-муры»? – подкалываю его я.

– Как тебе заблагорассудится, – отвечает он, накручивая прядь моих волос на палец и нежно привлекая меня к себе.

О боже. Может, дело в акценте, но Дев кажется мне умным и сексуальным. Он не использует избитых фраз, его слова не кажутся заученными, скользкими или пошлыми. По-моему, он честен. Я знаю: обменяемся ли мы несколькими поцелуями или проведем вместе пару ночей, через неделю между нами проляжет широкий океан. Но все же у меня такое чувство, словно я обрезала веревку и уплыла от причала в открытое море. А я‐то, дура, считала, будто не хочу ничего такого, что сейчас между нами происходит, как это ни назови.

– Мне пора, я обещала товарищам вернуться к трем. Очень не хотелось бы их расстраивать.

– Ты их почти не знаешь.

– Тебя я тоже почти не знаю.

– Логично.

– Надо идти.

– Ладно. – Он отбрасывает волосы мне за спину.

– В четыре мы идем на квартиру Трейси, – говорю я. – Искать зацепки.

– Хорошо, Шерлок, иди.

– Иду. – Я открываю дверцу машины и снова поворачиваюсь к нему: – Может, мы…

Но я не успеваю закончить – он снова целует меня.

Я останавливаюсь у дверей коттеджа, чтобы перевести дух. Мои друзья сидят за кухонным столом. Как только Эмити поднимает на меня взгляд, я чувствую, что ее радар уловил романтические волны.

– Видно, прогулка была изнурительной, – улыбается она. – Ты вся рдеешь, как маков цвет.

– Довольно свеженькая. – Уайетт тоже одаривает меня широкой улыбкой.

– А вы знали, что, когда британцы говорят «довольно», это не усиление, а отрицание? – ловко меняю я тему. – Я и сама понятия не имела, пока Дев по пути к Хэзерсейджу меня не просветил. Когда я назвала наш вчерашний ланч в пабе «довольно милым», Дев огорчился: «Неужели так плохо?» Оказывается, добрая половина из того, что они говорят, означает вовсе не то, что мы думаем. Если даешь британцу ценный совет и он отвечает: «Приму к сведению», это, скорее всего, значит, что плевать он хотел на твои советы. «Весьма интересно» следует понимать как «тоска зеленая». Довольно лукавая манера выражаться, и тут я использую слово «довольно» в американском смысле.

– Странные люди, – откликается Эмити, все еще глядя на меня так, словно у меня засос на шее. – У них всё не то, чем кажется.

– Значит, когда Жермен сказала, что Роланд Уингфорд был «довольно изобретателен» в сочинении сюжета, она имела в виду совсем другое? – спрашивает Уайетт.

– Вероятно, она хотела сказать, что он вообще не принимал в этом участия, – делаю предположение я.

– Кто же тогда написал детектив? – недоумевает Эмити.

– Это же очевидно, – говорит Уайетт. – Могу сказать вам довольно определенно, то есть офигеть как определенно: когда мы разгадаем этот ребус, а мы его обязательно разгадаем, то повсюду найдем отпечатки пальцев Жермен Постлетуэйт.

Эмити и Уайетт корпят над положенной на стол доской с фотографиями. Я подхожу к стене, к которой прислонена доска поскромнее с артефактами, относящимися к загадке моей матери. Если Жермен так умна, не могла ли она раскусить мамину тайну? Я беру доску и кладу ее на кофейный столик рядом со стопкой карточек. Взяв одну из них, пишу на ней «Стэнедж-Эдж», но сомневаюсь, цеплять ли ее на доску. Чувство, словно место мне знакомо, было до ужаса сильным, и все же я не могу найти ему объяснения.

Эмити подходит и осведомляется, над чем я задумалась. Пытаюсь описать ей свои ощущения на вершине горного хребта.

– Твоя мать упоминала это место в сказках на ночь?

– Может быть. Наверно. Я не знаю.

– Я уверена, что иногда, вопреки всякой логике, люди знают ответы на загадки, которые их терзают, – изрекает Эмити. – Тут заявляет о себе не разум, а инстинкт, само твое существо. Ты уверена, что ничего больше не помнишь? – Я не отвечаю, и она похлопывает меня по руке точно так же, как делала бабушка. – Не волнуйся. Мы постараемся все выяснить.

Горло у меня перехватывает, как в детстве, когда я силилась сдержать слезы, потому что они подступали не вовремя: на игровой площадке, в гостях у подруги или на уроке в школе. Почему я вдруг так расстроилась? Я не отдаю себе отчета, что у меня дрожат губы, пока не замечаю сочувственного взгляда Эмити. Она подходит