Чужая ноша - Марина Владимировна Крамер

потому что я старше, — с горечью подумала Анфиса. — С самого детства я делаю так, потому что именно так меня воспитали. Я уступаю, оправдываю, беру на себя ее вину, заступаюсь — ну, до каких пор я буду делать это? Человек живет в свое удовольствие, так, как считает нужным, и совершенно не принимает во внимание чувства и потребности окружающих. Ее даже родители не интересуют — лишь бы Хиро без конфет не остался… Тьфу… Ну вот на него-то я за что так раздражаюсь? Он как раз не должен думать о наших родителях — а вот Олеська должна, черт ее возьми! Хоть иногда!»

Полина

Допросить Юрия Санникова перед отправкой в Москву ей не дали. Врач сослался на плохое состояние подследственного, даже прислал какую-то справку, но у Полины сложилось четкое убеждение — следствию мешают, и мешают откуда-то сверху, и этот могущественный некто имеет прямое отношение именно к Юрию Санникову, потому что с остальными подследственными она работала спокойно и без всяких проволочек, хоть и с разной степенью успеха.

Светлана Котельникова на допросах молчала, глядя в стену мимо головы Полины, никак не реагировала на ее вопросы, и за все время Каргополова услышала от нее только по две фразы каждый раз — «добрый день» и «до свидания».

Екатерина Огнивцева, наоборот, была довольно разговорчива, изо всех сил старалась продемонстрировать свою готовность сотрудничать, но информации, к сожалению, от нее Полина тоже получила не так много. Екатерина действительно лишь иногда помогала сбывать добытое из фур и не была посвящена ни в какие планы.

Молодой Даниил Куличенков тоже был мало чем полезен, кроме того, что успел рассказать Полине сразу после задержания. Он, похоже, в камере осмыслил все, что натворил, и теперь старался говорить как можно аккуратнее и только о себе. Это навело Полину на мысль, что кто-то подсказал ему такую манеру поведения — не топить остальных и честно говорить о своем, потому что лично он никого не убил, хотя и стрелял.

«Надо выяснить, кто приходит к нему, кроме адвоката, — сделала она пометку в ежедневнике после очередного допроса Куличенкова. — Да и адвоката тоже бы проверить, я такую фамилию не слышала никогда, он, похоже, не местный».

Его отец, Михаил Михайлович Куличенков, тоже был не особо разговорчив, хотя своей вины не отрицал и о совершенном говорил спокойно, без эмоций, как о будничной работе. Он произвел на Полину впечатление очень жесткого, даже жестокого человека, и она не сомневалась в правдивости слов его сына о постоянных побоях и унижениях.

— Вам не бывает страшно? — спросила она однажды, когда Куличенков все с тем же равнодушием обстоятельно рассказал об очередном эпизоде.

— А чего мне бояться? — точно так же равнодушно переспросил он. — Суда? Ну, больше максимального не дадут. И на зонах люди живут.

— Я не об этом. Вы ведь сыну жизнь сломали, не думали об этом?

— А чем он лучше меня? Что мне, то и ему, куда сыну без отца? На что он еще годен? Учиться не захотел, мозгов, видно, не хватило, работать тоже не рвался, а я что, содержать его должен? А потом еще телку какую притащит, детей наделает — и тоже я их всех тащить на горбу буду? Нет уж! Сам себе обеспечь.

— Странный способ вы ему подсказали.

Куличенков подался вперед, но Полина не отпрянула, как он, видимо, ожидал, а осталась сидеть в прежней позе, и тогда он прошипел, глядя на нее с ненавистью:

— А вот уж какой смог, такой и подсказал! Думаешь, в деньгах дело? Да хрен там! Я вот за себя скажу, но и остальные такие же — мне просто нравилось, что в любой момент я могу ствол взять и на дорогу выйти, поднять деньжат влегкую! Потому что могу, понятно? Я — могу, а сотни других не могут! И жаль мне не было, и по ночам ко мне они не приходят, ясно? Потому что я сильный, а кто сильнее, тот всегда и прав! Потому что есть травоядные овцы, а есть пастухи-мясоеды! И вот мясоеды всегда будут править стадом травоядных, потому что в любой момент могут, не задумываясь, этих самых травоядных под нож пустить! А они, стадо, будут только блеять жалостно да пытаться нас, мясоедов, за ограду загнать законами своими! А закон один — прав, кто силен, запомни!

— Вы ошибаетесь, — спокойно произнесла Полина. — Вы никакой не пастух-мясоед, как себя называете, вы больной взбесившийся зверь. И таких всегда уничтожают, чтобы заразу не разносили.

Она нажала кнопку вызова конвоя и больше даже не взглянула на Куличенкова, который даже из-за двери слал проклятия на ее голову.

Когда она вышла из ворот СИЗО, то сразу увидела припаркованную через дорогу машину мужа. Сердце нехорошо забилось — не случилось ли чего с детьми.

Полина перебежала дорогу, села в машину и сразу спросила, озабоченно глядя на развалившегося за рулем Льва:

— Дома все в порядке?

— А что там может быть не в порядке? — задал встречный вопрос муж и дотянулся, чтобы поцеловать ее в щеку. — Решил встретить тебя с работы и заехать поужинать в ресторан. Инка заберет Ваню из сада.

Полина начала лихорадочно перебирать в голове даты — не забыла ли случайно о каком-то событии, но выходило, что сегодня обычный день, ничего выдающегося.

— Просто ужин? — подозрительно уточнила она, и Лев рассмеялся:

— Просто ужин. Но если захочешь, потом можем прогуляться пешком.

— Да, было бы здорово, я что-то совсем засиделась.

— Применительно к месту, откуда я тебя забираю, звучит довольно забавно, — заметил муж, выворачивая на проезжую часть. — Но про «засиделась» ты совершенно права, вид у тебя болезненный.

— Заметно?

— Заметно, дорогая. Ты стала нервная, замученная, плохо спишь. Думаешь, незаметно, когда ты среди ночи на цыпочках в кухню курить уходишь и почти до утра не возвращаешься? — спросил Лев, перестраиваясь в нужную полосу движения. — Я все понимаю, дело сложное, резонансное, тебя дергают, но, Поля, за здоровьем надо следить. А ты даже витамины, которые я тебе оставляю с вечера на столе, и те выпить забываешь.

Полина виновато посмотрела на мужа:

— Ой… Лёва, прости, я иной раз как задумаюсь с утра — остановку проезжаю, не то что про витамины вспомнить…

— И машину ты брать перестала, потому что чувствуешь, что сейчас не в том состоянии, чтобы за рулем сидеть.

— Да, ты прав. Боюсь отключиться и управление потерять, — призналась Полина. — Скорее бы закончить, сил моих уже нет, — вдруг призналась она шепотом,