Глухое правосудие. Книга 1. Краснодар - Анна Александровна Орехова

давление и ждала скорую. Прошло минут двадцать, скорой все не было, а потом позвонили из больницы и сказали, что Максим… что его сбила машина. Сказали, что он… погиб. — Она прижала ладонь к маске, словно пытаясь вернуть назад последнее слово, и негромко всхлипнула.

Сердце в груди Ники снова заколотилось. Подставкина казалась искренней, ее горе и боль читались и в словах, и в интонации. Неужели возможно так искусно врать? Или… в памяти всплыл недавний разговор с папой. Ника убрала руки под стол, потому что пальцы предательски задрожали. Вдруг папа прав? Вдруг Сергей что-то не так понял? Вдруг Подставкина никогда не пыталась сфабриковать свое алиби?

Якут открыл стоящую на столе бутылку, налил в стакан воды.

— Вы позволите, ваша честь? — он вышел из-за стола, явно намереваясь отнести воду Подставкиной.

Ханеш недовольно поджала губы, но все-таки не стала препятствовать.

— Суд не возражает.

Вряд ли бы присяжные одобрили, если бы она оставила бедную женщину без глотка воды. Хотя после возни с документами, Ника бы не удивилась, если бы стакан тоже отправился в путешествие по кабинету через пристава.

Якут подошел к трибуне.

— Светлана Александровна, я знаю, вам нелегко, но вынужден продолжать расспросы. — Он протянул Подставкиной воду.

— Спасибо. Просто дайте мне минутку.

Семашко хмыкнула и довольно громко пробормотала:

— Устроили тут театр.

Услышали ее, похоже, только за столом защиты. Остальные наблюдали за тем, как Подставкина пьет и вытирает глаза платком, который тоже галантно предоставил Якут.

— Вы ей не верите? — шепнула Ника.

Семашко пожала плечами.

— Меня не особо заботит, что она говорит. Эти показания — формальность. А вот обожающие взгляды, которыми присяжные пожирают Якута, — это проблема. Теперь для них он истинный джентльмен. Разве такой будет играть нечестно?

Подставкина допила и отдала стакан прокурору.

— Готовы продолжить? — поинтересовался он.

— Готова.

Якут вернулся за свой стол.

— Итак, вы узнали, что ваш муж погиб в результате аварии. Что было дальше?

Подставкина подняла маску.

— Скорая так и не приехала. Позже оказалось, что Максим не успел ее вызвать. Но Валентина Степановна уже чувствовала себя лучше, поэтому я оставила ее и побежала в больницу. Я тогда плохо соображала, действовала на автомате. В больнице мне сказали, что Максим пытался покончить с собой.

Ника заметила краем глаза, как папа что-то быстро записывает в блокнот.

— Кто вам это сказал?

— Главврач. Я… она… я помню, что побежала в кабинет Максима, но меня перехватила Шрамко. Это главврач. Сказала, что обнаружила в кабинете Максима предсмертную записку. Полицию уже вызвали.

— Светлана Александровна, ранее ваш муж предпринимал попытки покончить с жизнью?

Подставкина ответила не сразу:

— Да. За четыре месяца до этого Максим пытался повеситься.

Психологиня вскинула голову. Аспирант поерзал на стуле, усаживаясь поудобнее, и с любопытством посмотрел на свидетельскую трибуну. Похоже, он наконец проснулся.

— Что в тот раз помешало вашему мужу довести начатое до конца? — продолжал расспросы Якут.

— Его обнаружил коллега, Андрюша Воробьев. Он вызвал неотложку, Максима спасли.

Якут взял со стола документ и прочитал:

Катюша и Светлана, любимые мои! Знаю, как тяжело вам читать эти строки, но поймите, родные мои, так будет лучше нам всем…

— Светлана Александровна, что это?

— Предсмертная записка Максима.

— Когда вы прочитали ее первый раз?

— В феврале, после смерти Максима.

— Вам известно, когда именно ваш муж написал эту записку?

— Возражаю, ваша честь. — Семашко привстала. — Определение даты написания записки не входит в компетенцию потерпевшей.

— Принято. — Ханеш сидела, сцепив пальцы в замок, и внимательно следила за допросом. — Обвинение, продолжайте. Постарайтесь задавать вопросы, входящие в компетенцию потерпевшей.

— Хорошо, ваша честь. — Якут подумал пару секунд, видимо, пытался перефразировать. — Светлана Александровна, известно ли вам, что данная записка…

— Возражаю, ваша честь, — снова перебила его Семашко. — Наводящий вопрос.

— Я даже не успел закончить! — театрально всплеснул руками Якут.

— И тем не менее.

Якут глянул на судью, та кивнула.

— Обвинению предлагается исключить наводящие вопросы.

— Хорошо, ваша честь. Светлана Александровна… — Якут снова задумался. — Когда вы узнали, что смерть вашего мужа квалифицировали как убийство?

Он посмотрел на Семашко, но той нечего было возразить.

— Почти через год. Следователь пришел к нам с Валентиной Степановной в гости и сказал, что, вероятно, Максима убили.

— Расскажите, пожалуйста, подробнее о том визите.

— Следователь сказал, что Максим написал записку перед тем, как пытался повеситься, то есть еще в ноябре. Но в тот раз записку не нашли. А четыре месяца спустя Максима отравили и подбросили записку, чтобы выдать убийство за суицид.

Ответ получился исчерпывающим и явно заинтересовал присяжных: все, включая Аспиранта, внимательно слушали.

Якут снова взял со стола документы и повернулся к судье.

— Ваша честь, прошу приобщить к материалам дела предсмертную записку, найденную в кабинете жертвы. А также результаты экспертизы, подтверждающей, что, во-первых, записка была написана убитым и, во-вторых, он написал ее, предположительно, за три ‒ шесть месяцев до смерти.

Снова последовала процедура опроса адвокатов и путешествия документов от прокурора к секретарю через пристава.

Ника читала результаты экспертизы. Конечно, невозможно было установить, написал хирург записку в феврале или четырьмя месяцами ранее, слишком мал был промежуток времени. Вот если бы речь шла о десяти годах — другое дело.

Однако эксперт отталкивался не от возраста чернил и бумаги, а от ее состава и от линии отрыва страниц. Он сопоставил лист, на котором была написана записка, со страницами из блокнотов, принадлежавших убитому, и подтвердил гипотезу следователя. Перед смертью Подставкин пользовался одним блокнотом, а записка была оставлена на листе из другого — того, который хирург исписал за три месяца до смерти. Значит, записку он оставил раньше, предположительно, в ноябре, когда пытался повеситься.

— У обвинения еще имеются вопросы? — поинтересовалась судья.

— Нет, ваша честь. Светлана Александровна, спасибо и еще раз примите мои соболезнования.

— Защита? Ваши вопросы к потерпевшей?

— Нет вопросов, ваша честь, — ответила Семашко.

Папа поднялся.

— А у меня парочка вопросов имеется. Во-первых, я очень сочувствую вам и вашей дочери.

— Спасибо. — Подставкина даже не повернула голову в их сторону.

Папу это не смутило.

— Вы сказали уважаемому прокурору, что впервые увидели записку уже после смерти мужа. Верно?

— Да.

— Экспертиза показала, что ваш муж, вполне вероятно, написал записку раньше. Предположительно, перед тем, как пытался в ноябре свести счеты с жизнью. Как думаете, где записка находилась все это время?

— Понятия не имею, я ее не видела.

— Вы ее не видели, — пробормотал папа, словно обдумывая ответ. Но Ника понимала: он аккуратно акцентирует внимание присяжных на самом важном. — Скажите, в ноябре, когда ваш муж пытался покончить с собой, как вы отнеслись к тому, что он не оставил