Не будите мертвеца - Джон Диксон Карр

вошел. Он попросил меня подождать в коридоре, разумеется. Его не было минуты две-три, и из номера не доносилось ни звука, и тогда я постучал. Хотел сказать ему, сэр, что дело пока еще терпит, если он не может найти браслет. На мой стук он не ответил. Спустя минуту примерно я постучал еще раз: все это уже начинало казаться мне странным. А потом я нечаянно, то ли полой сюртука, то ли как-то еще, задел табличку на двери. Она до этого момента была развернута другой стороной, поэтому слова «покойница» я не замечал. – Майер резко, с присвистом вдохнул. – Так вот, сэр, я понимал, что беру на себя большую ответственность, но я попросил горничную отпереть дверь. И вошел. Этого джентльмена в номере не оказалось.

– Где в тот момент лежало тело?

– В точности там, где сейчас.

– Что вы сделали сразу, когда вошли?

– Стал искать браслет.

– Браслет?

– Сэр, – отозвался Майерс с неожиданным пылом, – мне было велено войти и найти этот браслет. Я это сделал, и я не понимаю, почему всем это кажется таким странным. Я прошел через комнату, вот так… – он показал, – открыл правый ящик бюро, вот так… и он лежал там, прикрытый листом бумаги. Я положил браслет в карман. Затем я вышел, доложил управляющему, что браслет у меня и что леди в номере мертва. Я понимаю, случаются ошибки, и я не утверждаю, что ее убил этот самый джентльмен, но все, что я хочу сказать: из-за двери, пока он был в номере, я не услышал ни звука.

Хэдли развернулся к Кенту:

– Сколько времени вы провели в номере, прежде чем ускользнули через боковую дверь за поворотом коридора?

– Трудно сказать. Минуты три, как мне кажется.

– А вы? – обратился суперинтендант к Майерсу. – Сколько времени прошло между моментом, когда мистер Кент вошел в номер, и моментом, когда вы вошли вслед за ним?

– Ну, скажем, пять минут, сэр.

– Пока вы ждали перед… назовем эту дверь с табличкой главным входом, полагаю, никто не появлялся в коридоре и не проходил мимо вас?

– Только не мимо этой двери! Ни в коем случае, сэр!

– Значит, последовательность событий, если признать, что оба вы говорите правду, такова. Мистер Кент входит в комнату. Спустя три минуты он выходит через боковую дверь. Через пять минут входите вы. Следовательно, за эти две минуты в промежутке кто-то явился через боковую дверь – поскольку вы стояли на страже перед главным входом, – положил в ящик браслет, передвинул тело и вышел тем же путем: все это, повторяю я, произошло за те две минуты между уходом из комнаты мистера Кента и вашим появлением. Все верно?

Майерс был удручен.

– Не могу говорить за него, сэр. Но за себя я отвечаю, и все, что я сообщил, правда.

– И один последний момент. Пока вы стояли перед главным входом, вам были видны двери всех номеров в этой части коридора?

– Да, сэр, – ответствовал портье и тут же осекся, явно ошеломленный нахлынувшими мыслями.

– За это время кто-нибудь из постояльцев выходил из своих номеров? Вы бы это заметили?

– Конечно заметил бы. И, сэр, – произнес Майерс с безграничным простодушием, – никто не выходил. В этом могу поклясться.

– А как насчет вас? – спросил Хэдли, разворачиваясь к горничной.

– Погодите минутку! – воскликнула эта юная леди, стараясь вспомнить. – Да, я тоже соглашусь. Я заметила бы, не сомневаюсь. Только с моего места мне не видна одна дверь, я хочу сказать, она за поворотом коридора. Это боковая дверь номера семьсот пять, напротив боковой двери этого самого номера, через коридор.

Хэдли захлопнул свой блокнот:

– На этом все, спасибо. Можете идти, но только никому ни слова оба. – Когда они вышли, он поглядел на доктора Фелла с некоторым удовлетворением. – Все это опасно походит на везение. Вы бы, несомненно, назвали это логической достоверностью. Либо он нам лжет, – полицейский опустил руку на плечо Кента, – во что я не верю. Либо оба, и портье, и горничная, лгут, во что я не верю тоже. Либо же – и к этому мы как раз подошли – человек, побывавший в этой комнате, может быть только Харви Рейберном из семьсот пятого.

Глава седьмая

Квадратный черный камень

Доктор Фелл в очередной раз исполнил свой приводящий в замешательство трюк: вечно оказываться не там, где его ожидают застать, причем и телесно, и мысленно. Когда Хэдли окинул комнату взглядом, выяснилось, что доктор как раз склонился над туалетным столиком на другом конце, поэтому была видна только его необъятная спина и черный капюшон. Красная физиономия развернулась и всплыла на поверхность, подобно Левиафану, глаза заморгали поверх пенсне.

– О, это возможно, – признал доктор, нетерпеливо сопя. – И даже еще более вероятно, поскольку… – Он потряс сумочкой из змеиной кожи.

– Поскольку что?

– Поскольку я не могу найти ее ключа. Ключа от этого номера. Я все тут обыскал. Помните, мы выслушали весьма интересный отчет об автоматических замках, которыми снабжены все двери на этом этаже, и среди них нет двух одинаковых. За одним исключением, осмелюсь предположить, если в номере две двери, как в этом, в таком случае один ключ должен отпирать обе. Вот только где этот ключ? Если кто-то воспользовался боковой дверью, чтобы проскользнуть в номер и за две минуты вернуть браслет, – что ж, он должен был все рассчитать. С другой стороны, у меня тут появились некоторые любопытные предположения, в особенности после внимательного осмотра дорожного сундука, и в них ваш приятель Рейберн никак не вписывается.

В коридоре за приоткрытой главной дверью послышались голоса, спорившие друг с другом, спор оборвался негромким: «Тьфу!» И в номер, уже являя собой воплощение спокойствия, вошел морщинистый старичок с умиротворенным лицом, которого Кент видел, когда тот выглядывал из номера напротив. Хотя он был среднего роста, казался гораздо ниже по причине своей тонкокостной сухопарости; одет он был с иголочки, почти франтовато, в синий двубортный костюм с крахмальным (до окаменелости) воротничком. Этот воротничок, словно идущий в комплекте с приятной улыбкой, наводящей на мысль о вставных зубах, похоже, придавал ему окончательный лоск, сравнимый со шлифовкой на надгробии. Сохраняя в высшей степени благопристойный вид, он тем не менее ухитрялся выказывать живейший интерес к происходящему. Его редкие волосы, старательно разделенные пробором, были совершенно белыми на макушке и тускло-серыми на висках, и их гладкость контрастировала с морщинистостью лица. Он остановился рядом с мертвым телом, словно отдавая последний долг, покачал головой, опустив глаза, а затем взглянул на Хэдли:

– Доброе утро, суперинтендант.

– Доброе, сэр Гайлс.

– А