Не будите мертвеца - Джон Диксон Карр

Хэдли повернулся сначала к горничной.

– Итак, беспокоиться совершенно не о чем, – заверил он ее. – Просто посмотрите на меня и ответьте, пожалуйста, на несколько вопросов. Как вас зовут?

– Элеонора Петерс, – ответила девушка, не отрывая взгляда от лежащего на полу тела. С ее приходом в комнате словно повеяло сильным запахом мыла.

– Вчера ночью вы дежурили на этом этаже до половины двенадцатого, верно?

– Да.

– Посмотрите, пожалуйста, на меня – не надо смотреть туда! Итак. Видите вы эти полотенца? Знаете, откуда они взялись?

Последовала пауза.

– Из бельевой кладовки дальше по коридору, – ответила она, с неохотой выполняя его указания. – По крайней мере, я так думаю. Сегодня утром я недосчиталась там пятнадцати полотенец, и все на полках вверх дном перевернуто, сэр.

– Ответственность за бельевую кладовку лежит на вас?

– Да. И я запирала ее вчера вечером, однако кто-то пробрался туда и вытащил полотенца.

– Еще что-нибудь пропало?

– Ничего, кроме одного полотенца для лица. Могу поспорить, это оно. – Она кивнула словно завороженная на тело Дженни Кент, и Хэдли передвинулся, заслоняя его собой.

– У кого еще есть ключ от бельевой?

– Ни у кого, насколько я знаю.

– В котором часу вы сегодня приступили к работе?

– В четверть восьмого.

Хэдли подошел к двери, открыл и снял с ручки табличку «Не беспокоить». Стоя в глубине комнаты, Кент теперь смотрел по диагонали через коридор и видел ту дверь, которая на плане была обозначена как номер сэра Гайлса Гэя. Дверь была слегка приоткрыта, и оттуда выглядывало чье-то лицо, выражавшее тревогу и живой интерес. Кент никогда не подумал бы, что это и есть сэр Гайлс Гэй. Он помнил, как доктор Фелл упоминал о своем интересе к именам и заключенном в них значении. От этого имени так и веяло чем-то бесшабашно-кавалерийским, а его обладатель должен был бы бесцеремонно стучать об стол кружкой в компании таких же бесшабашных гуляк. Однако же там стоял высохший, смахивающий на философа человек, в невозмутимом взгляде которого читался интерес ко всему на свете. Одарив Хэдли дружелюбной улыбкой и сверкнув мраморными зубами, вызывающими в памяти портреты Вудро Вильсона, он втянул голову в номер и закрыл дверь. На той стене, где находился его номер, была изображена коктейльная вечеринка. Хэдли прикрыл дверь семьсот седьмого.

– Вы заступили на дежурство в четверть восьмого, – обратился он к горничной. – Полагаю, вы проходили мимо этой двери?

– О да, сэр. Разумеется.

– А вы заметили на двери эту табличку?

– Я заметила табличку, но не заметила надписи на ней. Нет, не заметила, – произнесла взволнованная Элеонора, явно сожалея о своем промахе.

– Между тем моментом, когда вы приступили к работе, и тем, когда этот джентльмен поднялся наверх вместе с портье, – он кивнул в сторону Кента, – видели ли вы кого-нибудь в этом крыле?

– Нет. Никого не было, кроме посыльного. Он пришел примерно в половине восьмого, посмотрел на дверь этого номера, развернулся и снова ушел.

Майерс уже рвался в бой. Портье все это время ждал, несколько раз прочищая горло, словно боязливый оратор, перед которым выступают другие. И теперь он, со всей своей тяжеловесной почтительностью, принялся что-то объяснять, однако Хэдли тут же прервал его:

– Минуточку… Насчет прошлой ночи. Вы были в этой части крыла, когда компания мистера Рипера вернулась из театра?

– Этого красавчика из семьсот первого, – выпалила горничная и замерла, залившись смущенным румянцем. Она тут же быстро прибавила: – Да, была.

– А вы не видели… – Хэдли отступил в сторону и указал на Дженни.

– Да, видела. Я видела всех, кроме одного, с усами, из семьсот пятого.

– Как тогда была одета миссис Кент? Вы помните?

– Так же, как и сейчас, только еще норковая шубка сверху. Ну и вместо тапочек были туфли, – прибавила Элеонора после еще одного внимательного осмотра. – Та, другая, дородная дама, несомненно Мелитта Рипер, была в вечернем платье из золотистого линона и в белой меховой накидке. Но вот эта леди и та задавака из семьсот восьмого обе были в обычных платьях.

Майерс, явно разгневанный, уже собирался прекратить эти неуместные излияния, прибегнув к своему авторитету, непоколебимому, как ледяная глыба; однако взгляд Хэдли, устремленный на него, был еще холоднее.

– Вы слышали, они говорили о чем-нибудь?

– Только желали друг другу спокойной ночи, насколько я помню.

– Они сразу разошлись по номерам?

– Да, сэр. Они все остановились, уже взявшись за дверные ручки, переглянулись, словно дожидаясь какого-то сигнала или приказа, а потом вдруг все развернулись и вошли, каждый в свой номер.

Хэдли сверился со своими записями, а потом обратился к Майерсу:

– Прежде всего насчет этого браслета: когда вы узнали, что он был оставлен в этой комнате?

– Сегодня, в восемь утра, когда заступил на смену, – мгновенно отозвался тот. Он давал показания в вышколенной армейской манере со всем возможным рвением. Его ответы звучали почти сердито, как будто его каждый раз встряхивали за плечи. – Я дневной портье, как вы понимаете, и я заступаю на службу в восемь утра. Однако Биллингс, ночной портье, рассказал мне о случившемся, перед тем как уйти. Миссис Джопли-Данн, занимавшая этот номер последней, позвонила накануне вечером насчет браслета. Миссис Джопли-Данн находилась в этот момент у своих друзей в Винчестере, а на следующий день собиралась в Саутгемптон, чтобы сесть там на «Директорию». Однако позвонила она слишком поздно, и Биллингс не стал беспокоить миссис Кент в такой час.

– Какой именно? Вы знаете, когда поступил звонок?

– Да, сэр, мы всегда делаем записи. Это было без десяти двенадцать.

– Без десяти двенадцать? – быстро переспросил суперинтендант. – И никого не послали наверх спросить?

– Нет, сэр, даже не стали звонить. Как я сказал, Биллингс не захотел беспокоить миссис Кент в столь поздний час.

– Кстати, а где были вы в это время?

– Я, сэр? Я был у себя дома, в постели. – В голосе Майерса появились новые, какие-то хрипловатые нотки: он давал понять, что не верит своим ушам.

– Продолжайте. Насчет сегодняшнего утра.

Майерс пересказал знакомую историю.

– …как вы видите сэр, Биллингс уже в половине восьмого отправил сюда посыльного, и посыльный сообщил, что на двери висит табличка: «Не беспокоить». Когда я заступил на смену и Биллингс доложил обо всем мне, Хаббард (это один из коридорных) сказал, что джентльмен из семьсот седьмого, насколько он понимает, только что закончил завтракать в ресторане. И я взял на себя смелость обратиться с просьбой к этому джентльмену, что вполне естественно – вы же понимаете.

Мы отправились наверх. Я велел горничной открыть дверь, и он