Искатель, 1999 №2 - Станислав Васильевич Родионов

наскребли семь уличающих пунктов, легко объяснит происхождение своего густого достатка. В областной прокуратуре недавно возбудили дело на скоротечно разбогатевшего мужика. Он объяснил: собирал в лесу грибы и нашел золото. И ведь нашел-таки — пятьдесят килограммов. Правда, оно было в упавшем вертолете и с тремя трупами экипажа.

Я выписал повестку Николаю Архиповичу Варустину.

2

Он пришел минута в минуту. Не вахтер, а прямо-таки директор. На меня веяло обстоятельностью. Солидная фигура, круглые и крутые щеки, тяжелые губы… Темные волосы лежали плотно, словно он их намаслил, а на висках вскочили светлеющими вихорками. Я глянул в его паспорт: сорок два года. И глянул в лицо: не волнуется ли? Нет.

— Знаете, зачем вас пригласили?

— Догадываюсь, — ответил он голосом, естественно, солидным.

Я переписал паспортные данные в «шапку» объяснения, а не в протокол, поскольку уголовное дело не возбуждено и он еще не допрашивался. Спрашивать в лоб не следовало.

— Ваша специальность — вахтер?

— Да нет, — почти смутился он. — Радиотехник, работал в отделе технического контроля на заводе телевизоров.

Фразу он оборвал, хотя должен бы объяснить, как попал в вахтеры. Вопрос был за мной. И я подумал: что ломать голову и выстраивать тактику, когда жильцы дома в своем заявлении начертили мне подробный план. Пойду по его пунктам. И это заявление я вытащил из папки.

— Николай Архипович, раньше вы жили в коммуналке?

— Да, в одной комнате, в пригороде. Теперь это город, а был поселок Грибянка.

— На что обменяли?

— На трехкомнатную в центре, старинный фонд. Ванная больше вашего кабинета.

— Больше моего кабинета быть нетрудно. Ну, а как насчет Голливуда в одной из комнат? Есть?

— Есть. Гоняю импортные фильмы по видеомагнитофону.

Отвечал Варустин охотно. Впрочем, не допрос и запираться смысла нет. Я перешел ко второму пункту заявления:

— Николай Архипович, у вас и особняк есть?

— За городом, под той же бывшей Грибянкой. Кирпичный дом.

— Сколько комнат?

— Четыре, не считая всяких кухонь, веранд и террас.

— И в одной комнате посадили сосны?

Он засмеялся и ладонью над столом показал высоту этих сосен:

— Карликовые деревья, японские бонсай.

— У вас машина?

— «Волга», на ней и приехал.

— Внутри обита бархатом?

— Искусственным.

— И бар есть?

— Самодельный, заводского не было.

По тем временам большая квартира, автомобиль да еще загородный дом делали человека богатым. Об источнике богатства разговор был впереди. Пока я дошел только до четвертого пункта заявления.

— Варустин, говорят, у вас в квартире притон?

— Притон — это как?

— Женщин водите…

— Вожу.

— Э-э, сколько? — спросил я, ибо в заявлении было указано, что ежемесячно.

— В каком смысле «сколько»?

— По скольку? — для чего-то уточнил я вопрос, будто понятие «притон» зависело от количества приводимых женщин.

— По одной.

— В месяц?

— Не считал…

Не то испуг, не то удивление коснулись его лица. И не на разговоре о машине и о каменном доме, а на вопросе о женщинах. Видимо, я виноват: когда нет криминала, следователю беседа не интересна, а когда она не интересна, то следователь начинает задавать глупые вопросы. Варустин в проблему с женщинами решил внести окончательную ясность:

— Я холостой.

— А где жена?

— Развелись давно.

Если бы расследовать уголовное дело, то допрос бы я начинал с жены. Но дела не было, да и развелся давно. Следующий мой вопрос выше и вовсе дурацким, но я шел строго по нумерации:

— Варустин, почему водку не пьете?

— А надо? — насупился он полуудивленно, полураздраженно.

— Весь советский народ пьет водку, а вы — импортные ликеры, да еще большими бокалами, — процитировал я заявление.

— Зачем пить водку, когда по средствам ликеры.

Варустин понимал, что пока идет прелюдия, ему не очень приятная. О своих средствах он упомянул первым. Но у меня было еще два вопроса из списка. Оглядев его замшевую куртку, я спросил:

— Николай Архипович, одеваетесь только в кожу и замшу?

— Есть и пальтецо из драпа, — невесело усмехнулся он.

— А что у вас за люди собираются?

— Приятели.

— По ночам?

— Перекидываемся в картишки, в преферанс.

В сущности, мои вопросы иссякли, как темы у болтуна. Оставался один главный и простой. Но какой уважающий себя следователь, даже при самом покладистом подозреваемом, спросит по-приятельски: «Ты, братец, случаем, не преступник?» У меня ведь была некоторая неизвестность. Поэтому на всякий случай я стал обрезать ему варианты отступления:

— Николай Архипович, на Камчатке, Чукотке бывали?

— Зачем?

— На заработки.

— Не бывал.

— По облигациям выигрывали?

— Нет.

— Родственники за границей есть?

— Нет.

— Наследство получали?

— Нет.

И вдруг эти вопросы показались мне пустыми, словно я рассыпал по кабинету сухой горох. Догадка меня толкнула под локотки, откуда у Варустина деньги. Вернее, он сам не сказал — выигрывал в карты.

Он же картежник, а среди них бывают виртуозы своего дела.

— Следователь, чего мы гоняем бульон?

— То есть?..

— Вы меня подозреваете… Так спросите прямо: мол, каким способом разбогател? А я прямо отвечу.

— Итак, каким способом вы разбогатели?

— Преступным.

Ну да, карточный шулер. Об этом я уже догадался. Предстояло лишь узнать, когда, каким способом, у кого и сколько выиграл. Впрочем, если судить по его имуществу, то играл он всю жизнь.

— Гражданин Варустин, какое же преступление вы совершили?

— Я совершил убийство.

3

Неожиданностей в работе следователя много. То вор оказался честным, а обворованный — жуликом; то хулиган совершит благородный поступок, а потерпевший сделает подлость; то проститутка возьмет на воспитание брошенных детей, а приличная мать укатит от них с офицером; то человек, убитый и похороненный, явится в прокуратуру за своим паспортом… Пора бы мне к неожиданностям привыкнуть. Но в случае с Варустиным нарушалась логика вместе с психологией. Почему он спокоен, словно признался в краже яблока с лотка? Почему он не сбежал, зная, что соседи на него капают? Какое глухое убийство сейчас я раскрою: глухарь, наверняка зарегистрирован, коли был труп?

— Рассказывайте, — попросил я как можно спокойнее.

Послушавшись, начал он так спокойно, словно зашел ко мне на чаек:

— Было это четыре года назад. Ютились мы с женой в упомянутом пригородном поселке Грибянка. От слова «гриб». Лес к домам подступал. Все мужики были охотниками, а бабы грибниками. Ну, и я ходил по борам с ружьишком двенадцатого калибра. Добычи не приносил, а так, для отдыха. Значит, четыре года назад…

Мне бы следовало уточнить, какого числа, в каком часу, где охотился, поскольку это имело отношение к делу. Но я не хотел перебивать.

— Как-то зашел далеко, на какие-то болота. Сел на поваленное дерево перекусить. А у меня с собой была фляжечка, в ней