Смерть Отморозка. Книга Вторая - Кирилл Шелестов

возразил Норов. — И им, и вам. Во всяком случае, печати страданий ни на ваших просветленных лицах, ни на их гнусных физиономиях я не наблюдаю.

— Ну вот на этой толстой роже ты их точно не увидишь, — неприязненно проговорил приятель, глядя на кого-то за спиной Норова.

Норов обернулся. Девушка-метрдотель в черном костюме вводила в ресторан семейство Мураховского. Огромный, как слон, с сединой в черных волосах, Ленька шествовал впереди, ни на кого не глядя, сохраняя на багровом лице свойственное ему недовольное брюзгливое выражение. Его полная, некрасивая, низенькая жена с надутыми ботоксом губами и скулами, в ярком пиджаке и брюках, была обвешана драгоценностями. За ними следовала дочь, улучшенная копия Леньки — крупная, с живым умным лицом, лишенным отцовского высокомерия, — и ее муж, стройный, очень красивый еврей, с греческим профилем и вьющимися светлыми волосами.

— Родню навестить приехал, — насмешливо проворчал приятель. — Вся его семейка здесь живет, у всех — гражданство. Патриот, мать его! Тридцатку их скромный домишко стоит. В здешних великобританских рублях.

— Опора Кремля, — едко откликнулась Лена. — Хранитель духовных скреп русского народа.

Семейство неспешно расселось за оставленным для них столом и принялось за изучение меню. Норов поднялся.

— Ты куда? — спросил приятель.

— Пойду, спрошу, может быть, он за наш обед заплатит.

— Мураховский?! Да он за копейку удавится!

— А вот мы и проверим…

***

— Причем тут Лиз?! — воскликнула Шанталь, поворачиваясь к мужу. — Что он такое говорит?!

Реми и сам был ошеломлен.

— Поль, — растерянно пробормотал он. — Я не понимаю…

Кристоф вскочил и кинулся к матери.

— Мама, тебе вредно волноваться! — заговорил он, поспешно беря со столика стакан с лекарством и поднося ей. — Пожалуйста, береги себя…

Она отстранила его руку:

— Я хочу знать, что означает это заявление!

Мадам Гейнсбур сидела молча, не сводя с Норова острых, оценивающих глаз.

— Он повесился на кухне, а не в гараже, — пояснил Норов, не реагируя на возмущение французов. — Почему? Ведь он рисковал разбудить Лиз. И как могло случиться, что Лиз не проснулась? Дом небольшой, слышно каждый шорох…

— Я не спала до этого несколько суток! — перебила Лиз.

— Верю, — кивнул ей Норов. — И в ту ночь — тоже.

— Вы хотите нас оскорбить, месье? — поднял голос Кристоф.

Кристоф и Норов были едва знакомы, и тот, видимо, решил, что официальный тон более подходит для выражения протеста в подобной ситуации.

— Лиз — член нашей семьи, мы не позволим обвинять ее!

— Успокойся, — досадливо поморщился Норов. — Не надо брать меня на горло.

Но Кристоф не внял.

— Это была не первая попытка Жан-Франсуа свести счеты с жизнью! Мой бедный брат был нервным, впечатлительным человеком! Кстати, вы сами однажды присутствовали…

— В тот раз он не собирался убивать себя, — перебил Норов. — Не знаю, чем он руководствовался, я ведь не психолог. Может быть, просто остро нуждался в сочувствии или поссорился с Лиз, зашел слишком далеко и уже не желал отступать из упрямства… У слабых людей такое бывает. А может, в общении с ним ты тоже постоянно орал, как сейчас на меня, и ему это надоело.

— Я не кричу, а всего лишь…

— Тогда убавь, пожалуйста, громкость, а заодно и пафос… Так или иначе, Жан-Франсуа хотел, чтобы мы его спасли, и мы его спасли.

— Но разве не мог он потом покончить с собой уже по-настоящему?

— Мог, но не покончил. Это сделали за него. Вы задушили его, да, Лиз?

— Задушила?! — вскрикнула Шанталь, поворачиваясь к Лиз.

— Жутковато звучит, — согласился Норов. — Я сам долго не мог поверить. А потом вы позвонили Даниэлю, чтобы он приехал и помог вам инсценировать самоубийство, так, Лиз? Зачем вам понадобился Даниэль? Жан-Франсуа был еще живой, когда вы подвешивали его в кухне? У вас не хватало духу его прикончить?

Лиз молчала, не сводя с него страдальческих глаз.

— Да ответь же ему! — крикнула Шанталь. — Скажи, что это бред! Я не могу это слышать!

— Я любила его! — прошептала Лиз пересохшими белыми губами.

— Она любила его! — с надеждой подхватил Реми.

— Это понятно, — вздохнул Норов. — Но не доказывает ее невиновности. Чаще всего мы убиваем тех, кого любим, у Уайльда есть целая поэма об этом. Всегда считал ее слишком сентиментальной и патетической, во французском стиле. Прочти, Кристоф, тебе понравится.

— Зачем Лиз убивать Жана-Франсуа, Поль?!

— Думаю, он узнал, что она убила Клотильду, и не желал простить ей этого. Так, Лиз? Или была другая причина?

— Лиз убила Клотильду?! — Реми судорожно дернулся на стуле, будто его ударило током. — Поль, да что с тобой сегодня?!

— Он не в себе! — воскликнула Шанталь.

— Шанталь, прошу тебя, перестань говорить обо мне в третьем лице, — поморщился Норов. — Это невежливо, и в сочетании с теми зверскими методами, которыми вы здесь, в вашей Аркадии, отправляете на тот свет друг друга, это разрушает мои представления о французской учтивости. Скажите им сами, Лиз, а то я уже устал от этого спора. Я тоже неважно спал в последнее время, да и день у меня сегодня выдался хлопотный.

Лиз не ответила. Она сидела, бледная, больная, не отрывая от Норова воспаленных глаз.

***

Мадам Гейнсбур посмотрела на Лиз, потом на Норова и в сомнении покачала головой.

— Мне кажется, мадам Пино не собирается подтверждать ваши обвинения, — заключила она. — Будет лучше, если вы изложите нам свою версию событий от начала и до конца.

Норов тоже взглянул на застывшую со сжатыми губами Лиз и вздохнул.

— Ладно, попробую, хотя я не уверен в некоторых деталях. Наверное, Лиз и Даниэль обдумывали убийство Клотильды довольно давно, во всяком случае, тема эта между ними возникала. Лиз ненавидела Клотильду за то, что Жан-Франсуа по-прежнему ее любил, она страшно ревновала его к ней. Что касается Даниэля, то Клотильда, красивая и богатая, была для него женщиной из сказки. Не помню, чем он занимался до того, как они встретились, кажется, пытался открыть какой-то магазинчик и прогорел… В общем, деревенский лавочник, тщеславный неудачник, и вдруг — джек-пот!

— Он был очень к ней привязан! — запротестовал Реми. — Он гордился ею!

— Еще бы! И ею, и ее отцом, и его деньгами, и связями. Он очень хотел соответствовать их семейным стандартам. Жан-Франсуа мне как-то со смехом рассказывал, что после женитьбы Даниэль даже начал брать уроки верховой езды, но не повезло: свалился с лошади, сильно расшибся… Камарк то, поди, в седле сидел лет с трех, куда Даниэлю до него!.. Больше всего в жизни Даниэль боялся, что Клотильда его бросит, сказка закончится, и ему опять придется брать кредиты и влачить жалкую жизнь, из которой он с