Смерть Отморозка. Книга Вторая - Кирилл Шелестов

— Ты! — фыркнул Ленька. — Ты вон сам работать не хочешь! Давно бы уже богатым человеком был!

— Может, еще не поздно, как думаешь? Вот только не знаю с чего начать. Хотел на твоей жене жениться, да ты запретил…

— Да ну тебя! — отмахнулся Ленька. — Я с тобой серьезно, а у тебя одни — смехуечки.

Зять Леньки не участвовал в разговоре. Он сидел с вежливой улыбкой, будто приклеенной к его красивому лицу. Норов даже не был уверен, что он понимает по-русски.

— Дурак ты все же, Пашка, — с сожалением заключил Ленька.

— Пожалуй, — покладисто кивнул Норов.

Ленька опять обнял его.

— Гляди-ка, повзрослел, — не спорит, — одобрил он. И неожиданно прибавил: — А, может, наоборот, умнее нас всех…

— Ну это вряд ли, — возразил Норов.

— Ты за себя говори, — посоветовала Леньке жена.

Норов и Ленька еще немного поболтали ни о чем и обменялись телефонами, понимая, что никто из них не позвонит другому.

— Пашка, ты не теряйся, ладно? — попросил Ленька на прощанье.

— Не буду, — пообещал Норов.

Норов вернулся к своему столу.

— Вы с ним обнимались, как лучшие друзья, — осуждающе заметил приятель Норова.

— У таких как он не бывает друзей, — возразила Лена.

— Бывают, — сказал Норов. — Например, я. Но я знаю секрет.

— Какой?

— С ним надо встречаться не чаще, чем раз в десять лет.

***

Норов посмотрел на Лиз.

— Знаете, Лиз, что меня больше всего задело в этой истории? То, что вы подкинули мне эту железку, которой Даниэль убил Камарка. Я не ожидал от вас такого. Вы ведь сознательно пытались меня подставить. С вашей стороны это было нехорошо, Лиз, совсем нехорошо… Мне казалось, что мы с вами — друзья. Я всегда старался вам помогать в ваших затруднениях…

Не выдержав его взгляда, она опустила глаза.

— Я не подставляла вас,… — тихо возразила она.

— Да хватит же, месье! — воскликнул Кристоф. — Сколько можно!

— Скажите мне, по крайней мере, напоследок, что вы сделали это не из-за денег, Лиз! — мягко попросил Норов. — Не для того чтобы отправить меня за решетку и присвоить ту сотню, что я отправил вам авансом…

Лиз вскинула голову и встретилась с ним своими воспаленными страдальческими глазами.

— Нет! — проговорила она глухим грудным голосом. — Это совсем не из-за денег! Все не так, как вы думаете! Я не подбрасывала вам этот прут!

— Конечно нет, Лиз! — успокаивающе отозвалась Шанталь. — Никто тебя и не подозревал…

— Почему вы вообще решили, что Камарка убил Даниэль? — не слушая свекровь, продолжала Лиз. — Разве он в этом признался?

Норов замялся.

— Не совсем… Он признался в соучастии в убийстве жены и Жана-Франсуа. Но убийство Камарка он упорно отрицает… Вероятно, потому, что там он действовал самостоятельно, и отвечать придется ему одному. Клотильда видела его в шале во время свидания с Камарком…

— Клотильда не могла его видеть! — перебила Лиз.

— Она сама мне об этом сказала! — возразил Норов.

— Что видела Даниэля? — Лиз горько усмехнулась. — Господи, что она была за женщина! Даже не сумела отличить одного мужа от другого! Как вообще можно перепутать Даниэля с Жаном-Франсуа?! Ведь они совсем разные! Я бы узнала Жана-Франсуа в темноте, с завязанными глазами!

— Так это был Жан-Франсуа? — недоверчиво переспросил Норов. — Жан-Франсуа?! Не Даниэль?

— Что он там делал? — удивился Кристоф.

***

Изменив образ жизни, Норов не раз давал себе слово отказаться и от бизнес-класса в самолетах. Но билет в «Эр-Франс» бизнесом стоил почти столько же, сколько эконом в «Аэрофлоте» до Саратова, и эта дешевизна каждый раз становились непреодолимым соблазном для Норова. Что касается рейсов домой, то здесь все дело было в ложной гордости. Норов не желал, чтобы кто-то из саратовских знакомых, увидев его в экономе, решил, что дела его пришли в полный упадок, что, между прочим, было чистой правдой. И, скрепя сердце, платил огромные деньги за бизнес.

В Саратове, как и во многих других российских городах, для пассажиров бизнес-класса существовал отдельный терминал, но и там не все были равны. Помимо общих залов с бесплатными закусками и напитками имелись еще помещения для важных персон и одна комната — для очень важных. Ни к тем, ни к другим Норов, разумеется, давно не относился. Порой, глядя на неумные и неприветливые физиономии очень важных персон, которые, плотно перекусив в бизнес-зале, на борту принимались придирчиво обсуждать со стюардессами меню обеда и авторитетно интересоваться маркой столовых вин, — как будто в самолете они могли быть приличными, — Норов гадал про себя: в случае крушения, предпочли бы они разбиться первыми или, наоборот, последними?

Как-то, возвращаясь в Петербург, он сидел в общем зале бизнес-терминала с чашкой чая, когда, ни на кого не глядя, вошла толстая коротконогая немолодая женщина в розовом брючном костюме, подчеркивавшем ее необхватный зад. На раздутом от ботокса лице выделялись сардельки губ. Рядом с ней переваливался пухлый мальчуган лет семи, перемазанный мороженым, которое он держал в руке, видимо, внук. Что-то облике женщины показалось Норову смутно знакомым, но пластическая хирургия мешала разглядеть живые черты, к тому же дама быстро скрылась в комнате для особо важных персон. Норов так и не вспомнил.

Объявили посадку, микроавтобус отвез Норова к небольшому самолету, выполнявшему рейс до Петербурга. В бизнес классе было всего четыре места; на соседнем ряду устроилась пожилая пара, одно кресло рядом с Норовым у окна оставалось свободным. Посадка закончилась, но тут прибыл еще один микроавтобус, и по трапу поднялись трое последних пассажиров: та самая необхватная дама с внуком, которую Норов только что видел в терминале, и с ними жирный старый сердитый боров с коротким редким седым ежиком.

— Мне туда, — буркнул боров Норову, указывая на место у окна.

Норов поднялся, пропуская его, и в эту минуту узнал в нем Мордашова. Несколько лет назад Мордашова убрали из губернаторов, но, приняв во внимание прежние заслуги, подсластили пилюлю — сделали сенатором, то есть, поступили с ним точно так же, как он некогда с Осинкиным.

Мордашов и прежде был толст, но за то время, что Норов его не видел, он набрал еще килограммов двадцать, постарел, совсем обрюзг. Его фигура потеряла отчетливые контуры, превратившись в бесформенный шар, а лицо, когда-то не лишенное грубой красоты, разбухло, набрякло недовольными складками и сохраняло злое выражение. Сердито сопя, он протиснулся на свое место, кое-как разместился в кресле, слишком ему тесном и принялся застегивать ремень безопасности. Ремень не сходился на его огромном животе, начинавшемся от самого подбородка.

— Бл… — сердито ругался Мордашов, нисколько не стесняясь ни соседством Норова, которого не узнал, ни