Смерть Отморозка. Книга Вторая - Кирилл Шелестов

пафосом произнес Норов. — И где?! Во Франции, где эти права священны! Уверен, ваше начальство этого так не оставит, месье Лансак! Это — конец вашей карьеры!

На самом деле, он был доволен.

***

Экзамены после девятого класса Ванька сдал на «отлично» с единственной четверкой. Все эти годы Норов продолжал регулярно приезжать в Москву, только уже теперь не из Саратова, а из Петербурга. Походы в дорогие рестораны исчезли из общего расписания, но в Новодевичий к литургии они по-прежнему ездили втроем и даже иногда гуляли вместе. Норов никогда не припоминал Верочке эпизода с фотографиями, его тон с ней был доброжелательным и ровным, он делал ей подарки, правда, реже, чем раньше, но не столько по причине охлаждения, сколько потому, что денег на подарки у него уже не оставалось. Видя родителей, Ванька не замечал никакой перемены в их отношениях, впрочем, Ванька вообще не отличался наблюдательностью.

Он всегда радовался приезду отца, но уже к концу второго дня начинал от него заметно уставать. Не желая быть в тягость ни ему, ни Верочке, к которой Ванька по-прежнему был очень привязан, Норов сократил время своего пребывания в Москве с недели до пяти дней, потом и вовсе до трех. Ванька не заметил и этого, во всяком случае, никаких вопросов он не задавал. Его письма к отцу были редкими и дежурными: поздравления с праздниками да короткие сообщения об оценках по окончании занятий.

Отсутствие близких отношений с Ванькой Норова ранило; вернувшись из Москвы, он подолгу не находил себе места, часами шатался один по улицам, иногда под дождем или мелким колючим снегом, переживал, ругал себя за то, что так и не смог найти с сыном общий язык. Но об этом он никому не говорил, даже священникам на исповеди.

***

Обыск в спальне Норова Лансак производил лично, вероятно, Пере после своей оплошности вышел у него из доверия. Он перерыл все ящики комода, тщательно осмотрел рюкзак и прочие предметы, включая светильники; ощупал одежду на стойке и в заключение, кряхтя, встал на четвереньки и заглянул под кровать. Так ничего и не отыскав, Лансак поднялся и с досадой обернулся на Норова, насмешливо за ним наблюдавшего.

— Могу вам чем-то помочь, месье Лансак? Может быть, еще раз посмотреть в ванной, в корзине для грязного белья?

Лансак не ответил и, пытаясь сохранить достоинство, вышел на площадку между спальнями. Дверь в спальню Анны была открыта, на пороге дожидался Дабо, — он шарил там одновременно с обыском в спальне Норова.

— Ничего, патрон! — виновато проговорил он, опережая вопрос Лансака.

Норов мимо него вошел в спальню, заметил на кровати фиолетовый джемпер Анны, который она то ли забыла в спешке, то ли в последнюю минуту решила не брать в больницу. В этой вещи, брошенной и смятой, была какая-то беззащитность, свойственная порой и Анне. Он машинально взял джемпер, чтобы переложить в шкаф, ощутил еле уловимый запах духов, так хорошо ему знакомый, и сразу защемило сердце.

— Мне нужно позвонить! — отрывисто сказал он Лансаку. — Здесь плохо берет, я выйду.

— Пожалуйста, — коротко ответил Лансак и посмотрел на Пере.

Неудача с обыском заставила Лансака несколько изменить поведение — он оставил сарказм, стал сдержаннее, лаконичнее и суше.

В сопровождении Пере Норов вышел на улицу и набрал Анну. Ее телефон молчал. Он позвонил и в госпиталь, но там, как всегда, было занято.

***

За успехи в учебе Ваньке дали грамоту, а Верочке вручили благодарность за достойное воспитание сына. Норов, приехал в Москву, поздравил обоих, накупил им ворох дорогих вещей, а Ваньке — новый айфон. Однако сам он особой радости не испытывал. У Ваньки по-прежнему отсутствовал интерес к предметам, и прочных знаний у него не было. Норов знал, сколько времени и сил тратят на Ваньку репетиторы, как трудно, бездумной зубрежкой, даются ему оценки. А ведь школа, в которой он учился, была самой заурядной, чего же ждать в университете?

Ванька рос красивым полным юношей, добрым и послушным, но очень посредственным. Даже английский, которому его учили с трех лет, он знал лишь в рамках школьной программы. Он никогда не читал на нем, да он и на русском-то ничего не читал. Норов время от времени предлагал Ваньке хотя бы по паре часов в день общаться на английском, но тот со смущенной улыбкой просил этого не делать, объясняя, что иностранный надоел ему на занятиях.

Верочка, сама не блиставшая способностями, всего этого не понимала и успехами Ваньки гордилась, как своими собственными. Однако радость ее по поводу получения грамот за девятый класс была недолгой. Вскоре после возвращения Норова из Москвы раздался звонок.

— С Иваном что-то не так! — нервно сообщила Верочка.

Теперь, когда сыну исполнилось 16 лет, она именовала его Иваном; Норов по-прежнему называл сына Ванькой.

— Вот те раз! — удивился Норов. — Мы же только что расстались, ты была им довольна, он был примерным сыном и отличником…

— А теперь — нет! Он перестал ночевать дома.

Подобная самостоятельность была не в привычках Ваньки, но Норова она не встревожила.

— Ну, это не беда… Может быть, у него появилась девушка?

— Не знаю… он не говорит… На мои вопросы отвечает: «Не твое дело!». Он вообще ведет себя со мной грубо! С ним происходит что-то нехорошее… Необходимо, чтобы ты приехал!

На следующий день они встречали его на Ленинградском вокзале. Ванька выглядел вполне обычно: нарядный, веселый, с уложенными феном волосами. Всю обратную дорогу Норов неприметно приглядывался к сыну, но ничего подозрительного в его красивом полном лице отыскать не сумел. Оставив свою дорожную сумку в кабинете и выпив чашку кофе, он сразу позвал Ваньку на прогулку.

— У тебя все в порядке? — без обиняков начал он.

— В полном, — заверил Ванька. Он был чуть ниже среднего роста, но повыше отца и посматривал на него сверху вниз.

— Ты не ночуешь дома?

— Раз или два остался у товарища.

— Мать предупреждал?

— Конечно.

— Сказал ей, у кого будешь ночевать?

— Нет, а зачем?

— Тебе нет еще 18 лет. Юридически она за тебя отвечает и обязана знать, где ты находишься.

Ванька вздохнул и недовольно пожал круглыми полными плечами.

— Ну, ладно, — сказал он. — Буду предупреждать.

Он держался спокойно и естественно. Ни испуга, ни раскаяния Норов в нем не ощущал, и страхи Верочки показались ему напрасными, во всяком случае, сильно преувеличенными. Он перевел разговор на другую тему; они побродили еще часа полтора, потом вернулись.

Верочка ожидала их в волнении. Норов выпил еще чашку кофе и, оставив Ваньку в квартире,