Искатель, 2001 №2 - Станислав Васильевич Родионов

кожей, что, казалось, сквозь нее видны кости.

Сперва Рябинин подошел к двум рабочим-землекопам, которые рассказали все охотно:

— Халтуру взяли на ночь, оградку поставить…

— Выстрелов не слышали, но шлепки да стуки…

— Когда подбежали, то эти двое уже на земле в кровище…

— А вот тот, что сидит у женщины, бьет вон того, что в наручниках…

— Да как: ногой по морде, а тому из могилы никак не выползти…

Лучкин никого не видел и ничего не замечал; даже не чувствовал, что на одной ноге, на правой, которой бил, нет ни ботинка, ни носка…

Рябинин попробовал поговорить с задержанным, но тот лишь мычал, не в силах разлепить окровавленные губы. Оперативник объяснил:

— Бампер, из пригородных бандитов.

Лучкин осторожным касанием пальцев застегнул пуговицу на куртке покойной, словно она могла простудиться. И вновь замер отрешенно: знал ли он, что работает следственная бригада?..

Рябинин вместе с экспертом обмерил следы у могилы, глубину ямы, сфотографировал панорамной съемкой, потом каждую деталь в отдельности. Крупным планом взяли разрытую могилу и трупы.

Лучкин поправил повязку на остывающей голове женщины и положил ладонь на ее лоб, задерживая это остывание…

У Рябинина возникла проблема с пистолетом, потому что никто не хотел лезть в могилу и копаться в костях бомжихи. Он мог приказать оперативнику, но следователь пошел другим путем — дал на бутылку землекопу.

…Лучкин гладил лицо покойной, что-то нашептывая, и казалось, что женщина сейчас привстанет и заговорит…

Рябинин с судмедэкспертом начал осматривать труп мужчины с разбитой головой. Причина смерти очевидна.

— А у нее? — кивнул следователь на женский труп.

— Две пули, и обе в сердце.

…Лучкин взял безжизненную руку убитой, приложил ладонью к своей щеке, прижал, вернее, сам прижался к ней; видимо, он шевелил ее пальцы — со стороны казалось, что она перебирает его каштановые волосы…

После осмотра мужского трупа судмедэксперт шагнул к трупу женщины — больше делать на месте происшествия было нечего. Рябинин его задержал:

— Подождем.

— Я уже вызвал труповозку, — заметил оперативник.

…Лучкин пригнулся к ее уху, что-то пошептал и улыбнулся, словно она ему ответила. Затем подсунул руку ей под голову, чтобы затылку стало мягче лежать…

— Товарищ следователь, надо осмотреть ее труп и уезжать, — подсказал оперативник.

— Капитан, на месте происшествия командует следователь.

— И что?

— Будем ждать! — почти рявкнул Рябинин голосом, которого у него никогда не было.

— Чего ждать?

— Того, чего вы не понимаете.

…Лучкин стал на колени и поцеловал Наталью в посиневшие губы — она никогда их не красила…

Александр АНДРЮХИН

ЖЕЛУДИН

Весной 1989 года небритый молодой человек лет тридцати в мятой фиолетовой куртке и разбухших от луж кроссовках угрюмо брел по размытой улице небольшого провинциального городка — родины двух известных вождей. Уныло перешагивая через лужи и с ненавистью озирая прохожих, он без особого изумления думал, что все великие идеи, способные потрясти планету, непременно рождаются в каких-то богом забытых захолустьях. Идеи могут ужиться или не ужиться среди людей, разлететься по земле семенами, дать, наконец, ростки или погибнуть; они могут преобразовать или перевернуть весь крещеный и некрещеный мир, но та дыра, в которой они зародились, так и останется навеки нетленной дырой.

Уже стемнело, но фонари еще не думали зажигаться. Ветер трепал рваные афиши на заборе и полусонно растаскивал мусор из перевернутых урн. Тяжелые обшарпанные здания центральных улиц давили на мозги, на шею, на позвоночник и тяжелым карнизом нависали над глазами в виде ресниц. И может быть поэтому на этом самом не очень веселом месте постоянно тянуло в сон. Удивительно сильно обаяние Обломова, вяло думал парень, перепрыгивая через бесконечные канавы и поминутно черпая из луж.

Вождь российского столбового дворянства уже почивал беспросыпным и далеко не сладким сном, но его духом был пропитан каждый камешек этого города, каждый гвоздик мемориальной доски. Никакие потрясения, упадки, возрождения не смогли разбудить предводителя столбового дворянства, и его гениальные симбирские идеи навсегда остались для нас неразгаданной тайной. Но с позиции сегодняшних дней вырисовывается довольно просветленный смысл его незабвенных возлежаний на диване: чем дольше ни к чему не притронешься, тем вероятней сохранишь для потомства хоть что-то.

Совершенно диаметрально противоположных взглядов придерживался другой российский вождь, неожиданно проснувшийся на радость мировому пролетариату, идеи которого до сегодняшнего дня живут и торжествуют и еще долго, вероятно, будут будоражить умы. Прав был Коржавин, думал молодой человек. «Нельзя в России никого будить!»

И снова невыносимо сладко слипались глаза. Сейчас бы плюнуть на все, да улечься с храпом поперек тротуара! Да уж очень свирепо оплеван тротуар. К тому же милиция, которая и есть типичное порождение революции, единственная, кто в этом городе не дремлет.

Кроме вождей российского дворянства и мирового пролетариата, в этом маленьком и сравнительно не крикливом городке родился еще один человек, которому только роковые обстоятельства помешали выйти в вожди, который в трудные для России дни заменил беспардонно храпевшего Обломова. Разумеется, это Керенский.

Но перед революционной братией это бывшее столбовое захолустье породило весь цвет российской литературы: Карамзина, Дмитриева, Языкова, Гончарова, Минаева… а также ряд лермонтовских персонажей. И конечно не случаен тот факт, что Чернышевский свою мастерскую Веры Павловны писал с натуры именно с симбирской артели, рождение которой было здесь таким же закономерным, как явление Христа на картине Иванова, иначе в каком еще уголке России могла возникнуть мысль о преображении православного уклада в общество цивилизованных кооператоров?

Странные вещи творятся на свете, думал невесело молодой человек, именно в таких дырах, из которых вообще не видно мира, и проявляется больше всего способностей перестроить мир.

Свернув в один из темных непролазных переулков и утонув по колено в каком-то белоснежном строительном хламе, парень остановился напротив невзрачного двухэтажного дома с единственным горящим окном на втором этаже. Он нашарил глазами медную вывеску и сквозь сумерки и совершенно неземные кренделя прочел:

Кооператив «Возрождение»

— Кажется, здесь, — пробормотал себе под нос молодой человек и неожиданно споткнулся о крутую ступень крыльца. — Нет! Это определенно здесь, потому что возрождения всегда начинаются с падений!

Молодой человек нащупал над влажной дверью холодную скользкую кнопку и позвонил. Только никто не ответил. Он позвонил повторно, но в ответ услышал гробовое молчание. Он позвонил еще, более настойчиво, и нетерпеливо постучал в дверь ногами. «Спят, черти! — разозлился гость, — хотя в объявлении черным по белому написано: «Приходите в любое время дня и ночи!»

Наконец внизу что-то