Современный зарубежный детектив-7 (Крутой детектив). Компиляция. Книги 1-27 - Сара Парецки

хоть отдаленного сходства с членом Штаба рейхсляйтера Розенберга, которого мы разыскивали, но безуспешно. У него была седая густая шевелюра, которой, казалось, уже давно не касались ножницы. Он был тощим, как палка, из-за чего пиджак болтался у него на плечах так, словно случайно на них свалился.

– Вы Хербст? – спросила я.

Он ответил не сразу, сначала вновь внимательно изучив нас, будто желая в чем-то убедиться.

– Вы упомянули книгу.

Мужчина дополнил эту реплику сладострастной улыбкой. Казалось, он внезапно ощутил, что события обернулись в его пользу, и это резко придало ему уверенности в себе, которой раньше не было.

Было очевидно, что этот человек не был Хербстом. Скорее всего, они даже не состояли в родстве. Возможно, он купил этот особняк и пока просто не нашел времени или не захотел снимать с забора табличку, на которой было написано имя предыдущего владельца.

– Мы ищем сеньора Хербста. Вы не знаете, где мы могли бы его найти?

Распахнув ворота, мужчина засунул руки в карманы и отошел в стороны, приглашая нас пройти.

– Боюсь, вы немножко опоздали, – сказал он. – Хербст был моим тестем.

64

Потолки в гостиной были такими высокими, что если однажды там нужно было бы заменить лампочку, хозяевам пришлось бы арендовать специальную машину. Ровно по центру висела гигантская люстра, придававшая этому месту еще больше великолепия вместе с роскошной лестницей в глубине помещения, ведущей на верхние этажи и покрытой красивой ковровой дорожкой в восточном стиле.

В других обстоятельствах я бы оценила хороший вкус хозяина. Однако было очевидно, что этот особняк знавал лучшие времена. Люстра, напоминавшая паука, была покрыта таким количеством паутины, словно кто-то забыл снять с нее украшения после Хэллоуина. Ковер, которым была обита лестница, местами, а центральная его часть настолько протерлась, что изначальный узор был едва различим. Воздух здесь был настолько затхлым и так был пропитан пылью, что казалось, будто прошло уже несколько лет с тех пор, как гостиную в последний раз проветривали.

Я начала догадываться о неряшливости хозяина этого дома, пока мы шли по дорожке из гравия, окруженной когда-то, должно быть, красивым садом. Сейчас же он настолько зарос сорняками, что его сложно было разглядеть. Дом тоже на первый взгляд казался роскошным, но стоило присмотреться получше, как становились видны детали, которые свидетельствовали о царившем в нем запустении. Разбитые или отсутствующие стекла, которые заменили деревянными панелями; облупившаяся краска; засов, который можно было выбить одним пинком. Особняк приходил в упадок, и сейчас вряд ли что-то могло измениться.

– Пожалуйста, чувствуйте себя как дома.

Мужчина, шедший впереди нас, говорил напыщенно, будто настолько привык к окружавшей его разрухе, что уже не обращал на нее внимания. Мы с Олегом невольно переглянулись. Чувствовать себя как дома? Из мебели там не было ничего, кроме потертого кожаного дивана и покосившегося столика, вроде тех, что продаются в «Икее» за несколько евро. Остальная мебель исчезла, хотя и оставила в комнате явные следы своего пребывания. Я заметила очертания буфета и шкафа на покрашенных обоях, а еще – царапины, которые они оставили на паркете, когда их вытаскивали из гостиной. Светлые пятна на стенах обозначали места, где раньше висели большие картины, но теперь там царила абсолютная тишина, будто кто-то приказал стенам замолчать.

Я поняла, в чем дело. Этот мужчина спросил нас, не из банка ли мы, поэтому логично было предположить, что он погряз в долгах, и уведомления о них лежали у него в почтовом ящике, откуда он не потрудился их достать. Может, он продал мебель, чтобы расплатиться с кредиторами? Вероятно, он ждал, что власти в любой момент заявятся к нему домой и выселят его. В принципе, это стало бы не таким уж плохим финалом для особняка, явно нуждавшегося в ремонте и уходе, которые этот человек был неспособен ему предоставить. Кто знает, может, в руках новых владельцев этот дом вновь обретет утраченное достоинство и засияет, как в былые времена.

– Не хотите чего-нибудь выпить? – Он указал на стол, на котором стояла бутылка «Баллантайнс» и изысканный граненый стакан. Не дождавшись ответа, мужчина устроился на диване и налил себе немного виски. – Меня зовут Вальдерроблес. Исаак Вальдерроблес. Я всю жизнь посвятил работе с недвижимостью, а сейчас вышел на пенсию.

В его поведении сквозило некое высокомерие, остатки достоинства, которые он стремился не растерять, считая, что этого достаточно, чтобы скрыть окружавшее его убожество. Вместо «сейчас я вышел на пенсию» он мог бы сказать «сейчас я разорился», что гораздо лучше описало бы нынешнюю ситуацию.

– Мистер Хербст был вашим тестем, – напомнила я ему.

Мужчина энергично кивнул и провел рукой по волосам. Затем он сделал маленький глоток, едва смочив губы, и заурчал от удовольствия.

– Старик купил этот дом много лет тому назад. – Он рассмотрел стакан на просвет. – Знаете, он был немцем. Жил в Германии, а потом – в Польше. Там он продал большую часть своего имущества и купил эту лачугу у одного старого знакомого, чтобы здесь поселиться.

Мы так долго пытались воссоздать перемещения Хербста, что не могли поверить своим ушам, слыша, как этот человек излагал их с такой небрежностью и точностью. Мне даже не хотелось представлять себе, что сейчас ощущал Олег, который явно прилагал огромные усилия, чтобы сохранять невозмутимый вид.

– Я познакомился с ним здесь в семидесятые, – продолжал он. – С ним, его женой и дочерью, спустя всего несколько месяцев после их переезда в Испанию. Старик мне никогда не нравился, но пришлось с этим смириться.

Он уже во второй раз назвал Хербста «стариком», но звучало это слово не ласково, как бывает в общении между друзьями, а скорее как не слишком хорошо сдерживаемая злость. Я задумалась, можно ли как-то воспользоваться его враждебностью, чтобы направить наш разговор в нужное русло.

– Он был немцем, – повторил он, – и всем, что с этим связано. Он был членом национал-социалистической партии в самые жуткие ее годы. Занимал руководящую должность в каком-то из ее отделов, не знаю каком. Именно там он и заработал большую часть своего состояния.

Мужчина вдруг отрицательно покачал головой, а потом – еще раз, будто ему только что пришла в голову какая-то идея и теперь он не знал, как от нее отделаться.

– Мой тесть был нацистом, – продолжал он. – Многие так в шутку называют своих родственников, но я могу сказать это в прямом смысле. Он был нацистом и оставался им до самой смерти. Время от времени я слышал от него такие жесткие высказывания, что они заставили