Пирожки со вкусом преступления - Селия Брук

Эббот против воли отчаянно покраснел. Он поразмыслил, не привлечь ли Мэри к ответственности за оскорбление, но благоразумно удержался, поняв, что станет посмешищем для всего города. Под ложечкой у него засосало. Эта кухарка права. А вдруг это не она? Придется искать какого-то другого преступника. На самом деле Эббот не мог представить себе, чтобы Мэри, как отъявленная уголовница, огрела Рафферти по башке, но, с другой стороны, преступники в книги почти всегда оказываются теми, кто не вызывает подозрений. И все же что-то подсказывало Эбботу, что он идет по ложному следу только потому, что другого у него нет.

Констеблю ничего не оставалось, как окончить допрос и заявить Мэри, что при появлении новых улик она опять будет подвергнута допросу.

– Ну, это, кажется, не очень страшно, – ответила та с явной иронией, чем ввергла беднягу Эббота в еще большее уныние.

Быть крутым констеблем оказалось на деле очень тяжело. Проглотив ее последнее замечание, Эббот поднялся, поблагодарил за чай и попросил упаковать для него шесть тарталеток. В конце концов, допрос был окончен, а жена, узнав, куда он идет, велела без них не возвращаться.

– Мне по барабану, даже если Мэри Даннинг планировала разделать этого Рафферти на куски и запечь с шалфеем! – заявила она мужу. – Эти тарталетки – лучшее, что случалось в Уиллоу-Брук со времен его основания.

Мэри расплылась в улыбке:

– Разумеется, констебль.

Глава 3

День прошел в сплошных переживаниях. После того как Мэри проводила констебля и снова открыла пекарню, народ повалил как на праздник. К концу дня не осталось ни одной тарталетки, булочки или пирожного, так что пекарня «Сладкие грезы» впервые за все время своего существования закрылась на целый час раньше. Кейт и Эми остались наводить порядок и заниматься тестом на завтрашний день, а Мэри, невероятно уставшая и раздраженная, отправилась домой.

Маффин дрых без задних ног на своем любимом кресле, и даже головы не поднял, когда хозяйка вернулась после долгого отсутствия. Кот зарылся с головой в диванные подушки, и наружу торчал только миленький розовый носик. Мэри почувствовала, как головная боль, преследовавшая ее целый день, начинает усиливаться, но решила, что приятный ужин и бокал хорошего вина смогут вернуть ей хорошее самочувствие.

Она прошла на кухню, сделала себе на скорую руку салат с холодным ростбифом, откупорила бутылку домашнего малинового вина и, поставив снедь на поднос, уютно расположилась с ним на диване напротив Маффина. Матушка, увидев эту картину, наверняка грохнулась бы в обморок. Миссис Даннинг была женщиной строгих нравов и прием пищи вне кухни или столовой воспринимала как личное оскорбление. Теперь она наверняка выговаривала святым апостолам за пыльные облака и нечищеные решетки на райских вратах. Мэри стало стыдно за свои мысли. Она немного попререкалась внутри себя с покойной матушкой, доказывая ей, что вечерняя трапеза на диване не ввергнет ее в адское пекло, а потом размышления Мэри плавно перетекли в воспоминания о прошедшем дне и, конечно, нападении на Рафферти. Перед закрытием пекарни к ней ненадолго заскочила Бет и сообщила, что критик до сих пор не пришел в себя. Она выяснила это, позвонив своей племяннице, которая работала медсестрой в больнице Сент-Джеймс.

– Видно, здорово его огрели, – едва не подпрыгивая, заявила подруга. Она, как и остальная часть города, пребывала в состоянии крайнего возбуждения. К ужасу своему, Мэри поняла, что эта история еще долгое время не утихнет, а самое главное – будет тесно связана с ее именем. Дурная слава! И видит бог, к этому она точно не стремилась.

Почуяв аромат ростбифа, Маффин потянулся, как гимнаст, высунув свои пушистые толстые лапы из горы подушек, и приоткрыл один глаз. Хозяйка явно была расстроена – она даже не подошла его погладить и потеребить мягкие ушки. Надо напомнить ей о прямых обязанностях владелицы кота! Питомец тяжело спрыгнул с кресла и, подойдя к Мэри, потерся о ее ноги. Никакой реакции! Маффин возмущенно мяукнул, но хозяйка упорно его игнорировала, погруженная в свои мысли.

Кот осторожно приподнялся, опершись лапой о колено Мэри, и заглянул в тарелку, где среди листьев салата и овощей свернулся аппетитной улиткой кусочек бледно-розового ростбифа. Мэри словно не заметила произошедшего, и Маффин решил действовать. Облизнувшись, он протянул пухлую лапку к заветному кусочку, но, когда до него оставался буквально миллиметр, Мэри вдруг очнулась и шлепнула кота по пушистой попке.

– Куда?

– Мр-ряу! – возмутился Маффин и отпрыгнул.

* * *

Маффин появился в доме Мэри еще во времена ее замужества, и это было совершенно незапланированным событием. Пол, падкий на все модное и «фирмовое», всегда мечтал о породистой кошке, которая будет блистать на выставках и бегать по дому с маленьким колокольчиком, как питомцы в его любимых рождественских комедиях. «Фирмовость» была его слабостью. Каждый предмет, который покупался Полом, должен был иметь фиксированную и устойчивую мировую репутацию. Вся его одежда, вплоть до галстуков и носков, носила бирку знаменитого бренда. Если ему предлагали наручные часы, рекламы которых не было опубликовано в «Эсквайре»[7] или «Мэн мэгэзин»[8], он презрительно фыркал. Переехав к Мэри, он полгода охал над ее старинной печью «АГА»[9], которая стояла в доме еще с пятидесятых годов двадцатого века, и уговаривал ее купить более современную модель. Мэри, которую траты мужа и его одержимость модными вещами начали беспокоить, категорически отказывалась заменять чудесную печь, которая прекрасно работала, на более новый образец. Пол смог успокоиться только тогда, когда вычитал в одном из журналов, что ретро снова в моде. Тогда же он переключился на свою давнюю мечту о породистом коте и, лежа перед сном в кровати, рассматривал фотографии бенгальских, сиамских и лысых кошек. В его представлении кот должен был быть как можно более короткошерстным, потому что на возню с расчесыванием и собиранием шерсти с мебели у него совершенно не было времени. Пол лелеял свою мечту долгие годы, тщательно готовясь к приходу породистого кота в свою жизнь, и Мэри с грустью отмечала для себя, что муж больше заинтересован в животном, нежели в появлении ребенка. Дети казались Полу чудовищным препятствием на пути к спокойному семейному счастью именно потому, что с их рождением о спокойствии можно было забыть. А спокойствие Пол ценил больше всего в своей жизни.

– Дети начнут орать и везде бегать, дорогая, – объяснял он супруге,