Лезвие света - Андреа Камиллери

она все рассказала, включая… неприятные подробности.

— Вы о поцелуе?

— Не только.

Монтальбано забеспокоился.

Неужели синьор Ди Марта утаил полдела? А все обстояло гораздо серьезнее?

— А было что-то еще?

— Да.

— Можете пояснить?

— Мне неприятно об этом говорить. В общем, он схватил ее руку и потянул… ну вы понимаете.

— Да. А кроме этого?

— К счастью, нет. Но Лоредана говорит, что это было отвратительно и ужасно.

— И она совершенно права. Хорошо еще, что на этом все кончилось. А вы помните, во сколько ваша подруга вышла от вас тем вечером?

— Точно не могу сказать.

— Приблизительно.

— Смотрите, наверно, было чуть раньше полуночи, потому что после того, как ушла Лоредана, звонили часы.

Она указала на огромные напольные ходики в углу гостиной.

— Красивые, — отозвался комиссар.

Но неточные. Немного спешат.

— Да. Часы отца. Он был помешан на ходиках. У нас ими весь дом был забит. Но мне удалось от них избавиться. Оставила только эти.

— Значит, было, скажем, без десяти двенадцать?

— Возможно, без четверти.

— Не раньше?

— Исключено.

— Синьора, для нас крайне важно знать точное время, когда случилось ограбление.

— Тогда я подтверждаю: без четверти полночь.

— Спасибо. А синьора Лоредана всегда уходит от вас так поздно?

— Нет. Обычно она уходит перед ужином.

— А тот вечер стал исключением.

— Да.

— Можно узнать, почему?

— Мне нездоровилось, и Лоредана не хотела оставлять меня одну. Она очень разволновалась, но потом мне стало лучше.

— Вы живете одна? Вы не замужем?

— Замужем. Но муж — капитан грузового судна, и его подолгу не бывает дома.

— Понятно. А проясните-ка мне вот что. Синьора Лоредана была еще у вас, когда вспомнила, что не положила деньги мужа в банк? Или, может, она вспомнила об этом после того, как ушла?

— Она вспомнила, как только пришла сюда. И хотела сразу бежать к банкомату. А я предложила ей сделать это потом. Даже пришлось настаивать.

— Ах, так это были вы?

— Да. И я чувствую себя ужасно виноватой в случившемся. Если бы я ее сразу отпустила…

— Ну что вы, синьора! Как вам такое могло в голову прийти! Это всего лишь непредвиденное совпадение!

Он встал.

— Вы были очень полезны. Благодарю вас.

— Я вас провожу, — сказала Валерия.

Когда она открывала дверь, Монтальбано спросил:

— Вы знакомы с Кармело Савастано?

Он не ожидал, что эти слова произведут такое действие. Валерия побледнела и отступила назад.

— По… почему вы… спрашиваете?

— Поскольку я узнал, что ваша подруга Лоредана долгое время была невестой этого Савастано…

— А какое отношение он имеет к ограблению?

Сама того не замечая, она повысила голос.

— Совершенно никакого, синьора. Простое любопытство.

Но синьора Валерия уже вполне оправилась:

— Конечно, я его знаю. Мы с Лореданой дружим с детства. Но я давно не видела Кармело.

Монтальбано сел в машину, посмотрел на часы. Десять тридцать одна.

Тронулся.

Но вместо того чтобы двигать в комиссариат, он направился к переулку Криспи, стараясь ехать быстро. Движение на улицах было обычное.

Добравшись до переулка и встав между магазином тканей и ювелирной лавкой Бурджо, он снова взглянул на часы. Одиннадцать одиннадцать. На дорогу ушло сорок минут.

Если верить заявлениям Валерии и Лореданы, девушка проделала тот же путь за восемнадцать минут. К тому же часы Валерии спешили. Но тогда была почти полночь, а значит, машин было гораздо меньше.

Как только зашел в контору, решил проверить и позвонил Лоредане.

— Монтальбано это.

— Опять?!

— Простите, у меня к вам всего один вопрос.

— Ну ладно.

— Вы помните, во сколько точно вышли от своей подруги Бонифачо в тот вечер…

— Без четверти полночь.

Выпалила не задумываясь.

Ясное дело: едва он ушел, Валерия пересказала их беседу Лоредане.

Он вызвал Фацио.

— Есть новости?

— Кое-что.

— У меня тоже.

— Тогда скажите сперва вы.

Монтальбано пересказал то, что ему сообщил Паскуале (Фацио был в курсе отношений комиссара с сыном Аделины), потом — о своей встрече с Валерией Бонифачо, а в конце — о недавнем телефонном разговоре с Лореданой.

— Простите, — сказал Фацио. — Раз мы точно знаем, что машина Ди Марты в тот вечер не проезжала по переулку Криспи, зачем вам так нужно знать, сколько времени, по словам девушки, ей понадобилось, чтобы добраться туда с Виа Палермо?

— Ты сам подумай. Могу я написать в отчете, что знаю о том, что машины не было в переулке Криспи, со слов вора, а тот — со слов члена шайки грабителей, стоявшего на шухере? Могу я вызвать Паскуале давать показания? Нет.

— Вы правы.

— И потом, даже если бы мне чудом удалось вызвать их свидетелями, никто бы им не поверил. Да защита их в клочья порвет. Потому что они воры в законе, а значит, на них клеймо прирожденных лжецов. А те лгуны и преступники, которые законом не признаны таковыми, могут вешать всем любую лапшу на уши, и все им верят, ведь они — адвокаты, политики, экономисты, банкиры и так далее и тому подобное. Поэтому надо доказать, не нарушая правил, что Лоредана говорит неправду.

— И как нам это сделать?

— Ты пока что окажи мне одну личную услугу.

— Я готов.

— Сегодня без четверти полночь на своей машине проедешь от Виа Палермо до переулка Криспи. А завтра утром скажешь, сколько у тебя ушло времени.

— Может, лучше Галло отправить?

— Не лучше. Он долетит за семь с половиной минут, а то и меньше. Так, теперь ты говори.

— Комиссар, съездил я поговорить с Интелизано. Он дал мне имена и адрес тех двух тунисцев, что живут в Монтелузе. Им лет по пятьдесят, хорошие работники и с законом ладят; прибыли года четыре назад и получили политическое убежище.

Монтальбано навострил уши.

— Политическое убежище?

— Так точно.

— Надо узнать, как им удалось доказать, что…

— Уже готово.

Когда Фацио так отвечал, Монтальбано начинал дергаться.

— Раз готово, так будь любезен и меня просветить.

Фацио спохватился:

— Простите, комиссар, я подумал, что…

Комиссар успел уже раскаяться в своей несдержанности:

— Это ты меня прости.

— У обоих сыновья в тюрьме. Выступали против правительства. Их самих тоже было велено арестовать, но им удалось вовремя бежать.

— Не нравятся мне эти тунисцы, — заметил комиссар.

7

— Всем доброго дня, — входя, приветствовал Мими Ауджелло.

— Поздравляю, вы были правы, — ответил, улыбаясь, комиссар.

Мими изобразил изумление:

— Поздравляешь? Я тоже был прав?! Что у нас на дворе, международный день доброты? А по поводу чего я прав?

— По поводу двух тунисцев.

— В смысле?

— Они политэмигранты. Были в оппозиции. В Тунисе их сыновья сидят в тюрьме. Потому есть вероятность,