Валериан Скворцов - Укради у мертвого смерть

—   Тогда «Морского цыгана» поведет господин Абдуллах. Не так ли, господин Абдуллах?

—  Да, сэр, господин Цзо, — отозвался малаец по-англий­ски с сампана.

Помолчали.

Старик отхлебнул своего напитка, пожевал чаинку, сплю­нул.

—  Расскажу вам притчу, брат Цзо. Мой возраст позволяет мне называть вас таким образом?

—    Ну, что вы, дядюшка Нюан! Какие церемонии! Хо-хо- хо...

—   Как-то в Сайгоне до прихода коммунистов в гостинице «Ароматные цветы долголетия» три негоцианта играли в по­кер. Один сказал, что выйдет в туалет, а на самом деле позво­нил по телефону. Затем исчез второй на короткое время. Потом третий... Первый вышел, поскольку приказчик донес ему о возможности купить партию масла по дешевой цене. И он взял ее, отдав распоряжение по телефону. Второй заку­пил бутыли для масла. Но перехитрил всех третий. Он за­фрахтовал судно для перевозки масла в бутылях. Затем они вновь уселись за покер... Это обычная история, но она пока­зывает, как люди, во всем приятные друг другу, вступают в борьбу ради денег. Кто же я из этих троих?

—   Вы закупили бутыли...

—      А как распределяются роли между вами и братом Йотом, почтенный?

Цзо допил виски и взялся за бутылку «Мекхонга».

—   Это касается только нас с господином Йотом... И еще, дядюшка Нюан. Конфуций, помнится, говорил ученикам: пока мы молчим, мы — единое, а когда говорим — нас уже двое, трое и так далее... Мы должны избегать слухов о нашей сделке.

Старик смотрел на густую воду. Давно не стоял такой штиль.

Духота обволакивала грудь и живот подобно распаренно­му полотенцу, в которое заворачивают клиентов в банях на острове Фукет. Клочок суши, соединенный с материковым Таиландом мостом, представлялся Нюану средоточием праздной и порочной жизни, которой предавались такие, как Цзо, люди, окруженные ореолом больших денег и солидных связей. И если один из таких людей предлагает Нюану компаньонство, значит, речь идет о деле, где ни деньги, ни связи не срабатывают. Речь, выходит, идет о преступлении такого масштаба, которое не покрывают, а может, и порицают, и большие деньги, и большая власть. Наверху, старик это пред­ставлял, правила игры намного жестче.

—     Конфуций еще говорил, брат Цзо, что человеческая натура есть смешение добрых и злых побуждений. Добрые внушаются небом, плохие исходят от человека, охваченного страстями и не желающего поступиться эгоизмом в пользу заложенной в нем от рождения нравственной чистоте.

—   И все же, как заключал учитель, человеческая натура в принципе совершенна!

Цзо, похохатывая, глотком допил второй стакан. Блюдеч­ко с сухой папайей матрос менял в третий раз.

Майкл Цзо кивнул. Мокены прыгали на борт «Морского цыгана».

Абдуллах, заискивая, принес старику термос со свежим кипятком. Нюан не замечал малайца. Лицо замкнулось.

Дорогой «товар», изъятый из тайников и пачками сло­женный в пластиковый мешок с грузилом, плеснул за бор­том. Куплено, оплачено, и владелец вправе распоряжаться им по усмотрению. Как и пустой бутылкой из-под виски «Мекхонг», булькнувшей следом.

Цзо протянул пачку банкнот. Рука не дрожала, выпитое не подействовало. Влажный ротик все еще жевал, теперь — ку­сочки шоколада, наломанные матросом от плитки.

Кто-то нажал на большой палец его ноги, когда старик вернулся на борт «Морского цыгана». Скосив глаза, различил жену рулевого.

—  Хозяин, — шепнула женщина, — муж говорит, что ему понравилась сказка, которую ты рассказал малайцу. Про По Куньи, который только и мог оторвать крыло у цикады. Крас­ный, говорит муж, может повторить это. Муж говорит, хозя­ин, что Абдуллах знал об этой встрече. Абдуллах хвастался ему: становись на первую вахту, второй для меня не будет. Муж думал, что малаец, как всегда, подшучивает над ним...

—      Красный! Эй, Красный! — крикнул Нюан на чужой борт и, не дождавшись ответа, снова полез туда.

Мокены ставили паруса на своих джонках. Предчувство­вали ветер. На востоке заметно желтело. Море тоже светлело, обретая зеленоватый оттенок. И, словно в далекой молодо­сти, хозяина «Морского цыгана» охватило нетерпение: быс­трее, солнце! На мгновение показалось, что вместо предрас­светного моря перед ним изумрудные чеки с рисовой рассадой, каналы и протоки, вспухающие в одном дыхании с Меконгом, вместе с подпирающим течение великой реки океанским приливом. Голуби и чайки, утки и болотные выпи над дельтой, тяжелый галоп буйволов, вспугнутых подвес­ным мотором плоскодонки... Разбросанные по полям моги­лы предков, похожие на осевшие в трясину цементные сам­паны без мачт, на корме которых часовни заменяют ходовые рубки... Родная земля, незабываемая дельта, страна отцов, куда ему, изгнаннику, не вернуться. Старик ощутил прилив ярости.

Он спрыгнул в кокпит катера. Матрос в белой робе пре­градил путь. Второй, ухватистый и угрюмый, подняв крыш­ку моторной выгородки, возился с проводкой от аккумуля­торов. Через дверь каюты хозяин «Морского цыгана» увидел Цзо и Красного, вглядывавшихся в экран телевизора. С ви­деомагнитофона шла пленка — в лицо, со спины и в профиль показывался расхаживающий человек. Он расхаживал среди оборванцев, которые слушали, сведя брови, как это делают крестьяне, пытаясь сосредоточиться. Крестьяне были таи­ландцы, и они вопреки тому, что впитывалось веками в кровь и плоть, ни разу не улыбнулись.

—    Запомните главное, — походку, — говорил Цзо. Сви­сающая из-под воротничка гуаяберы модель замка почти купалась в стакане с виски, поставленном на ковер. Цзо по­лулежал, нажимая на клавиши управления видеомагнито­фоном. — По походке вы выявите его в любой толкучке. И постарайтесь, пока не встретитесь с типом, не воспроизво­дить его лицо в памяти. Простейшее правило мневмонии предписывает запоминаемое лицо забыть на время его от­сутствия. Любая попытка вспомнить это лицо, что называ­ется, вообще, просто так может разрушить образ...

—   Оружие?

—    Я хотел бы, чтобы оно подбиралось в соответствии с задачей, дорогой господин Йот, а также вашими психологи­ческими особенностями, физическими данными, конкрет­ной обстановкой на пути к линии огня и на самой позиции. Мы должны отдавать себе отчет в том, что требуется от це­ли — тяжелое ранение, контузия или смерть.

Отхлебнув, Цзо вытянул из-под диванчика атташе-кейс крокодиловой кожи. Похрустел кодовым набором замка. Стукнул застежками. На зеленоватом бархате внутренней подкладки лежал «беретта-билити-92 СБ».

—   Компактная модель. Тринадцатизарядный. Калибр де­вять миллиметров. Спуск мягкий, но не слабый... Не боится воды. Достаточно легкий. Устраивает?

Красный взвесил на ладони парабеллум, мягко положил в атташе-кейс. Задрал подол тенниски, вытянул из-за брюч­ного ремня солдатский «кольт-45», уронил на ковер. Снова взял «беретта-билити», вытряс, проверил и со стуком вогнал назад в рукоятку обойму. Сунул за пояс, одернул рубашку.

—    Красный, эй, Красный! — окликнул хозяин «Морского цыгана».

Майкл Цзо резко повернулся всем телом, привставая на коленях.

—   Я говорю, братья, пора расходиться. Рассвет...

Голос Нюана звучал глухо и смиренно. Перед ним был император Сюань, которого он, По, бедная обезьянка перед пастью тигра, сейчас повергнет вместе с дорогим катером, виски, матросами и хамством варвара, который считает, что позволено все. Море развязывает и не такие узлы. И тогда и он, хозяин «Морского цыгана», и Красный, видимо, крепко прижатый Майклом Цзо, будут жить, как жили.

—     Красный, — говорил ему в ухо старик, пока малаец и матросы с катера сбрасывали концы чалок. — Ты помнишь про свой подарок?

В углу кормового рундука «Морского цыгана» ждал своего часа заброшенный рухлядью и ветошью американский гра­натомет МК-19. Установку два года назад Йот уступил ста­рику в обмен на медикаменты и убежище: сампан Нюана, укрывшийся на мелководье среди коралловых рифов близ берега, заросшего мангровыми деревцами, послужил лаза­ретом для шести человек «Морского братства» Красного. Все имевшиеся двести штук 40-миллиметровых гранат можно было за полминуты высыпать на катер. Море, как, время развязывает любые узлы.

Солнце взошло. Мелкая рябь тронула отражения судов. Джонки мокенов, клюя носами, сдвигались, раскидывая рваные паруса, и казалось, не слабый порыв давит на корич­невые крылья огромных бабочек, а они тянут за собой ветер. Мощный катер, взревев мотором, окутался синим выхло­пом, осел кормой в пену, взбитую винтом, и выпрыгнул на глиссирование, потащив по зеленой воде седые усы буруна.