Вы не поверите! - Питер Чейни

очень необычная особенность: я предпочитаю доводить порученное дело до логического завершения. Дамочки уже пробовали на мне свои чары. Но во время работы я стараюсь не отвлекаться на всякие побочные штучки-дрючки. Правильнее сказать, почти не отвлекаюсь. Вот если бы вы не отравили Родни Уилкса, глядишь, я бы и попался на ваши ухищрения, развесил бы уши и, быть может, спятил от вашего обаяния. Возможно, я бы даже скинул одежду и полез на стенку или стал бы откусывать горлышки от бутылок… не знаю, какие еще сумасбродства вытворяют парни, потерявшие из-за вас голову. Но не в этот раз, малышка. Вам говорили, что ФБР не церемонится?

Она кивает и шепчет:

– ФБР. То есть Федеральное бюро расследований. Его-то Серж и боялся. Боялся, что все может оказаться слишком серьезным и тогда вмешается ФБР. Его опасения подтвердились. Значит, вы агент.

– На этот раз угадали правильно.

– И вам не хочется подумать над моим предложением? – простодушно спрашивает она.

– Ничуть, куколка. Пойдемте-ка из этого уютного гнездышка.

– Я не против, – отвечает она, улыбаясь так, словно я предложил наведаться в ночной клуб. – И куда мы направимся?

– Сядем в такси и прокатимся в «Сюрте насьональ»[10]. Хочу представить вам пару полицейских. Очень приятные люди. От них я узнал, что камеры предварительного заключения стали намного комфортабельнее.

Дамочка слегка улыбается, затем надевает шубу. Потом смотрит на ногу, приподнимает подол платья и говорит:

– Какой ужас! Поехала петля на чулке. Недопустимо, чтобы меня арестовали со спущенной петлей. Месье, вы позволите сменить чулки?

Знакомый трюк! Решила попробовать на мне?

– Нет, леди. Вы ничего не будете менять. Даже если лифчик в дырках и комбинация надета задом наперед, я глаз с вас не спущу. И потом, там, куда мы поедем, вряд ли будут разглядывать ваши чулки.

– При всем мужском обаянии вам не понять, каково женщине, когда у нее на чулке стрелка. Женщина становится беспомощной. Однако… придется заниматься неприглядными делами в вашем присутствии.

Она слюнит палец, что обычно делают дамочки, когда поехала петля на чулке. Потом отворачивается и приподнимает платье. С такими ножками ее бы вне конкурса взяли в бродвейское ревю Зигфельда. Разгадываю маневр, но поздно. В подвязку чулка засунут автоматический пистолет двадцать второго калибра.

Кажется, я говорил, что лакированный пол устлан большим белым ковром? Я заметил, что ковер просто лежит на полу. Пока дамочка выхватывает пушку, я прыгаю к нему, хватаюсь обеими руками за край и что есть силы тяну на себя.

Дамочка опрокидывается, но успевает выстрелить. Пуля попадает в руку, и, хотя калибр мизерный, я теряю равновесие и падаю. Надо бы заранее догадаться, что у малышки где-то припрятана скорострельная игрушка.

Раньше, чем я успеваю встать, она уже у двери. Щелкает выключатель, становится темно. Ну и вляпался! Я ничего не вижу, а она может палить в свое удовольствие. Камин у меня за спиной. Кидаюсь к дивану и слышу ее слова:

– Au revoir…[11] мой дорогой.

Она трижды стреляет в диван. Слышу, как пара пуль ударяет в каминную полку. Потом хлопает входная дверь, а секунд через десять – дверца лифта. Сбежала ведьма.

Я включаю свет и наливаю виски. Затем снимаю пиджак и осматриваю рану. Так и есть, пуля угодила в левое предплечье, чудом не задев артерию. Учитывая, что стреляла дамочка, находясь почти вверх тормашками, делаю вывод: обращаться с пистолетом умеет.

Перевязываю руку носовым платком и попутно задаю себе вопрос: ну не сукин ли я сын?

Надеваю пиджак и наливаю еще порцию. Удивительно, как эта особа ничего не подмешала в виски.

Потом подхожу к телефону, звоню в «Сюрте насьональ» и прошу позвать Эруара.

Он обещает приехать немедленно.

Сажусь перед камином и придумываю несколько прозвищ для этой адской кошки.

М-да, недооценил я ее.

Около трех ночи мы едем в полицейской машине к «Зидлер-клубу». Старший инспектор «Сюрте насьональ» Эруар – приятный парень с хорошим чувством юмора. Он признался, что моя история – желанная перемена после нескончаемой ловли шпионов, которой он занимается с самого начала войны.

Перед этим мы заехали в американское посольство, где я предъявил служебный жетон и официально попросил французскую полицию разрешить мне действовать по-своему. Газетчикам незачем знать об убийстве Родни Уилкса, поскольку это никак не поможет расследованию.

Эруар успел заскочить в полицейскую картотеку «Сюрте» и попросил установить личность дамочки, стрелявшей в меня. По его мнению, это не так уж и трудно, поскольку французская полиция очень внимательно следит за иностранцами. Когда Нароков приехал в Париж, его проверяли со всех сторон, поскольку он русский. Местное отделение полиции приглядывает за ним и за теми, кто бывает у него на квартире. Бравых французских фликов стоило бы наградить медалями за их рутинную, но очень нужную работу. Эруар считает, что шансы опознать дамочку достаточно велики.

Он крайне удивлен, когда выкладываю свою просьбу. Даже если полиция установит личность преступницы и узнает, где она затаилась, я не хочу, чтобы ее задерживали. Сейчас поймете почему. Дамочка каким-то образом связана с Нароковым, иначе у нее не было бы ключей от его квартиры. Если полиция ее сцапает, граф перетрусит и сбежит. Все наши усилия пойдут прахом. Джеральдина Перринер – я имею в виду настоящую – начнет бегать кругами, а мы вообще перестанем что-либо понимать.

Эруар соглашается. Сейчас самое разумное – не предпринимать никаких действий. Пусть дамочка думает, что ей удалось меня одурачить.

Рука жутко болит, хотя врач был настроен оптимистично и пообещал скорое выздоровление. И все же, когда мы подъезжаем к «Зидлеру», чувствую себя довольно паршиво.

У входа уже стоит полицейский фургон, а у двери кладовки нас встречает полицейский. Эруар предлагает вывезти Родни в корзине для грязных полотенец, чтобы не шокировать публику.

А в клубе продолжают развлекаться. Из ресторана, находящегося по другую сторону вестибюля, доносится музыка местного оркестра. К нам приближается сам Зидлер, владелец клуба. Коротко объясняем, что нам нужно. Потом с Эруаром идем в гардероб и заводим разговор с гардеробщицей.

Эруар быстро осматривает помещение. Шляпа Родни по-прежнему висит там, где я ее видел. Эруар спрашивает гардеробщицу, помнит ли она человека, который пришел сюда в мягкой фетровой шляпе с загнутыми вверх полями. Нам везет: такие шляпы – редкость, и эта сразу привлекла ее внимание. Девица вспоминает Родни и то, как поля странной шляпы, загнутые вверх, делали его лицо круглым, мальчишеским.

Еще бы ей не помнить Родни: ведь он дал ей двадцать пять франков! Эруар спрашивает за что. Оказывается, за разрешение сделать звонок с ее телефона. Родни появился в клубе примерно в десять минут первого и спросил, можно ли отсюда без лишнего шума позвонить в отель «Дьедонн». Гардеробщица догадалась: Родни не хочет, чтобы кто-то слышал разговор. И любезно разрешила воспользоваться аппаратом на стойке.

Пытаюсь понять, зачем Родни понадобилось звонить из гардероба. Куда проще было бы пройти в будку, как сделала лже-Джеральдина. Уж там-то никто не подслушает. Догадываюсь: Родни не хотел покидать вестибюль, чтобы не пропустить приход дамочки, а из будки он бы ее не увидел.

Эруар спрашивает гардеробщицу, не слышала ли она телефонный разговор Родни. Слышала, но лишь часть. Намеренно отошла в другой конец, чтобы не мешать. Родни просил не приезжать сюда, как уславливались ранее, пообещав объяснить причину позже.

Так-так. Уже понятнее. Родни знал: к половине первого сюда явится эта чертова кошка. Он хотел отменить приезд в клуб настоящей Джеральдины Перринер и, должно быть, имел на то чертовски серьезную причину.

Итак, агент Родни Уилкс довольно рано приезжает в «Зидлер-клуб» и из гардероба звонит Джеральдине Перринер, держа под наблюдением входную дверь. Ему необходимо узнать, появится ли дамочка, которую он ждет. Теперь вопрос: зачем ему все это? Для чего отменять приезд Джеральдины Перринер, если известно, что я подъеду к половине первого и мне нужно встретиться с ней? Ответ довольно прост: похоже, Родни что-то разнюхал о дамочке, которая потом его отравила. Возможно, она сказала Уилксу, что располагает важной информацией по делу, которым мы занимаемся.