Звезда героя - Сергей Малинин

безоблачны. Это если говорить о горизонтах Кита; у Жигалова дела обстоят значительно хуже, но виноваты в этом только его собственные глупость и жадность. Бог с ним, пусть живет! А то пришьешь эту гниду, а его посмертно орденом наградят, героя-мученика из него, паршивца, сделают: погиб на боевом посту, извольте брать пример. Нет, правда, пусть живет. Авось как-нибудь выкрутится. А не выкрутится, пускай пеняет на себя…

Кит выбросил окурок в звенящую голосами цикад темноту и повернул ключ зажигания. Не успевший остыть движок завелся с пол-оборота и довольно заурчал, с аппетитом пожирая дешевый бензин. Круглые, как выпученные от удивления глаза, фары «уазика» зажглись, озарив неярким светом неровную грунтовку и лохматую от высохшей на корню травы обочину.

– Хорошо ночью на берегу, – отпуская ручной тормоз и со скрежетом втыкая первую передачу, мечтательно проговорил Кит. – Цени мгновенье! Кто б тебя, городского увальня, ночью на свежий воздух, на природу, вытащил? Ладно, поехали, подброшу тебя до дома, а потом и вправду махну на рыбалку – посижу зорьку перед отъездом, чтоб было что в Москве вспоминать!

– Башку себе на камнях не расколи, – проворчал вместо напутствия прагматичный и равнодушный к красотам природы капитан. – Мне бабки мои нужны, а со жмурика какой спрос?

– Не волнуйся, я аккуратно, – успокоил его Кит и плавно отпустил педаль сцепления.

Потрепанный «уазик» неохотно тронулся с места и, покрякивая рессорами, запрыгал по ухабам проселочной дороги. Вскоре красные точки задних фонарей растворились во мраке в той стороне, где над темным горизонтом слабо светилось размытое электрическое зарево бессонных огней Новороссийского порта.

* * *

Сделав последнюю ходку, Иван, отдыхая, растянулся на спине – растянулся, естественно, настолько, насколько позволяли размеры микроскопического пляжа, где втроем оказалось, мягко говоря, тесновато. В метре от него потрескивал небольшой костерок, разведенный Кукушкиным, пока он отсутствовал. Дрова сюда тоже доставил Иван протащил через подводный проход в герметично закрытом полиэтиленовом пакете. Помимо дров, которые, с его точки зрения (с точки зрения вьючного дельфина, как он выразился в разговоре с капитаном Куком), являлись излишеством, Иван натаскал сюда немного продуктов, пресной воды и медикаментов, загодя заготовленных и прихваченных в эту поездку предусмотрительным Куком.

По словам доктора, этот никому не известный грот отыскал во время одной из своих подводных прогулок неутомимый Машка. Однажды он притащил сюда и Кука, но тот, хоть и был по специальности судовым врачом, предпочитал все-таки передвигаться по суше или, на худой конец, по надежной стальной палубе военного корабля. К тому же он не любил замкнутых пространств и не находил ничего романтического и загадочного в сидении на глубине полутора десятков метров ниже уровня почвы; по его мнению, так же и даже еще лучше можно было посидеть на свежем воздухе, где шумит море, светит солнце и прогуливаются загорелые девушки.

Сам кавторанг Машков в беседе участия не принимал – он спал. Так сказал доктор, и Одинцов ему поверил, хотя и не понимал, как тот ухитряется отличить глубокий сон от не менее глубокого обморока. Заново перебинтованный, с вычищенной, продезинфицированной и зашитой дыркой в боку, Машка лежал на спине, дыша неглубоко и ровно.

– Что ты ему вкатил? – спросил Иван, не поднимая головы.

– Ничего особенного, – упаковывая медикаменты в саквояж, откликнулся Кукушкин. – Немного укрепляющего, немного обезболивающего… Он потерял чертовски много крови, но организм у него крепкий, выдюжит. Не волнуйся, Одинец, жить будет.

– Да я и не волнуюсь, – почти не кривя душой, сказал Иван. – Слава богу, что дело не дошло до БАСа…

– Этого дерьма я в своей домашней аптечке не держу, – довольно сухо заявил Кук.

– Ну и правильно, – согласился Иван. – Хотя…

Кукушкин повернул голову и некоторое время с любопытством смотрел на него, ожидая продолжения. Продолжения он не дождался, поскольку Иван и сам толком не знал, что именно хотел сказать, какие аргументы привести в пользу наличия в домашней аптечке так называемого боевого анестезирующего средства – дьявольского коктейля, способного на несколько часов вернуть в строй человека, только что потерявшего половину конечностей или получившего дозу облучения, десятикратно превосходящую смертельную. БАС действительно это мог, но человек, восстановивший боеспособность с его помощью, после выполнения боевой задачи неминуемо погибал. Война – штука жестокая, и о гуманизме там вспоминают разве что на политзанятиях.

Но здесь была не война, и необходимость в том, чтобы по уши накачанный БАСом кавторанг Машков ценой своей жизни обеспечивал выполнение товарищами боевой задачи, отсутствовала – по крайней мере, пока.

– А он точно спит? – забеспокоился Иван, которому не нравилось, как дышит Машка.

Кавторанг вдруг захрапел, избавив доктора Кукушкина от необходимости отвечать.

– Везучий черт, – сказал он вместо этого. – Два раза подряд от верной смерти ушел.

– Да уж, – подкладывая под голову согнутую в локте руку, согласился Одинцов.

Машков рассказал им о своих приключениях, пока Кук ковырялся у него в боку, извлекая пулю. Ему было чертовски больно, и рассказ поэтому получился сбивчивым и коротким, но в общих чертах картина была ясна. Услышав о визите в салон «Эльдорадо», Кук, не прерывая своего занятия, обозвал Машкова имбецилом, добавив, что таких болванов надо показывать за большие деньги в цирке, а еще лучше – по телевидению, в назидание окружающим. Последовавшие за этим арест и попытка убийства при инсценированном побеге, по его мнению, явились прямым следствием этого визита: кавторанг знал уже слишком много и чересчур активно совал всюду свой нос, чтобы позволить ему и дальше коптить небо.

– Если ты такой умный, – сквозь стиснутые от боли зубы процедил Машков, – скажи, какая сволочь убила Витьку? И за что?

Ответа он не дождался: Кук резко дернул зажим, извлекая пулю, и ослабевший от потери крови Машков потерял сознание. У Ивана, который наблюдал за этой сценой между двумя заплывами по подводному коридору, сложилось совершенно определенное впечатление, что Кук отключил Машкова нарочно, дабы не вдаваться в подробности, которые с учетом состояния здоровья кавторанга представлялись излишними.

– А вопрос был хороший, – будто подслушав его мысли, задумчиво проговорил Кукушкин. Он затянул горловину резинового мешка и рассеянно опустил его на гальку. – В самом деле, кто? За что – это понятно: за золото. А вот кто?..

– Тот же, кто заказал вертухаям самого Машку, предположил Иван.

– Верно, – оживился Кук. – Слушай, так ведь они оба у меня в госпитале! Поговорю-ка я с ними по душам! Хотя и так ясно, что без Жигалова тут не обошлось.

– Ясно, – подтвердил Иван. – Как и то, что они тебе этого не скажут.

– Да, наверное, – вздохнул Кук. – В их положении колоться – только себе вредить. Солдатика-то