Вы не поверите! - Питер Чейни

Очень хорошо, что я этого не сделал. Иначе миссис Риллуотер сбежала бы отсюда по черной лестнице. И потом, насколько помню, вы говорили, что не знакомы с ней и прежде никогда не встречались.

– Истинная правда, мистер Хикори, – отвечает Джеральдина. – Прежде я никогда с нею не встречалась. Это первая наша встреча. – Она делает паузу и смотрит на меня. – А чему вы удивляетесь? Я думала, мы поняли друг друга и вы успешно выполните взятые на себя обязательства.

– Черта с два, – усмехаюсь я. – Вы думали совсем другое. – Перекладываю шляпу и сажусь. – Сдается мне, Джеральдина, вы много о чем размышляли, и большинство этих мыслей ошибочны. Сообщаю, что сделка с мистером Сайрусом Хикори из Американского трансконтинентального агентства аннулирована. Он не может выполнить свое обещание, поскольку его нет на свете.

– Вас нет на свете? – удивляется она. – Как это понимать? Вы шутите?

Смотрю на Хуанеллу. Та сидит, скрестив ноги, и курит. Вид у нее вполне довольный. Такое ощущение, что Хуанелле на все наплевать.

– Нет, не шучу, – отвечаю я на вопрос Джеральдины. – Дело в том, что никакого Сайруса Хикори не было. А с Хуанеллой мы знакомы. Мое настоящее имя Лемми Коушен. Я из тех, кого называют федералами. Агент Федерального бюро расследований. Как вам это нравится, леди?

Лицо Джеральдины становится бледным как полотно. Разинув рот, она смотрит на гостью. Хуанелла пожимает плечами. Достаю из кармана те самые пятьдесят тысяч и выкладываю на стол:

– Я ничего вам не должен, Джеральдина. Вот деньги. Я брал их лишь потому, что хотел выяснить, откуда они. И выяснил. Деньги были сняты с банковского счета вашего жениха Нарокова. Сдается мне, утром вы быстренько позвонили ему и сообщили, что подкупить Сайруса Хикори проще простого. За сравнительно небольшую сумму частный детектив сделает все, что ему велят. Нароков соглашается, снимает деньги, передает вам, и вы оба думаете: все просто тип-топ.

Джеральдина вперивается в меня взглядом.

– Понимаю… понимаю, – бормочет она.

– Дорогуша, послушайте, что я вам скажу, и пораскиньте мозгами. Я способен понять многое. Почти все. Гляжу на вас, и мне ясно: вы так запали на этого русского парня, что не отдаете себе отчета в своих действиях. Но после попытки меня подмазать я начинаю думать, что Уиллис Перринер не так уж не прав в своем предположении. А он подозревает наличие взаимосвязи между вашим желанием поскорее выйти замуж за Нарокова и исчезновением Бадди. Возможно, вы ничего не знаете об обстоятельствах пропажи брата, а если бы вам и рассказали, вы бы не поверили, поскольку глаза замылены этим русским. Но вам нужно следить за каждым шагом. Хочу, чтобы эта мысль крепко укоренилась в вашей очаровательной головке. Вы не выйдете замуж за Нарокова до тех пор, пока я не выполню свою работу. Учтите, я говорю не про мистера Хикори, чье задание было гораздо проще. Я говорю про мистера Коушена, а мистер Коушен – парень суровый.

Джеральдина дерзко встряхивает головой:

– Вы не только суровый парень, но и еще весьма грубый. – Ее глаза гневно пылают. – К вашему сведению, мистер Коушен. Я свободная белая женщина и вдобавок совершеннолетняя. Я вправе делать все, что пожелаю. Я намерена выйти за Сержа Нарокова, и ни вы, ни Федеральное бюро расследований, ни отец мне в этом не помешают.

Должен сказать, парни: когда дамочка Джеральдина злится, она потрясающе выглядит. Может, вам смешно, но я всегда залипаю на гневающихся дамочек. В такие моменты их характер проявляется по полной.

Смотрю на Хуанеллу. Та сидит, привалившись к спинке стула, и невозмутимо курит. Кажется, происходящее ее слегка забавляет. Хотелось бы мне знать, какой козырь эта цыпочка припрятала в рукаве.

Тушу окурок и подхожу к столу:

– Послушайте меня, Джеральдина. Внимательно послушайте. Забудьте про свадьбу с Нароковым. Не выйдете вы за него, и точка. Думаете, никто не в силах вас остановить? А вот и нет. Я смогу. И остановлю.

– Очень интересно, – ледяным тоном произносит эта цыпочка. – Позвольте спросить: каким образом?

– Есть такое явление, как международная полицейская взаимопомощь, – говорю я. – Мне достаточно провести десять минут в здании «Сюрте насьональ», и ни одна парижская брачная контора не зарегистрирует ваш брак. Французская полиция наложит запрет.

Джеральдина пожимает плечами:

– Значит, вы намерены зайти так далеко. Правда, я очень сомневаюсь, что получится, мистер Коушен. Хорошо, допустим, вы воспрепятствуете моему официальному браку с Сержем, но помешать мне соединиться с ним никак не сможете. А я в любом случае это сделаю.

– Я помешаю и в этом, – улыбаюсь я. – Даже если мне придется запихнуть русского красавчика в одну из местных тюрем по ложному обвинению, я это сделаю. Не будете вы с ним вместе. Вот так-то.

Джеральдина вновь садится, опустив плечи.

– Какой ужас, – шепчет она, глядя на Хуанеллу. – И что нам теперь делать?

Хуанелла смотрит на нее, потом улыбается. Дескать, не волнуйся, крошка, что-нибудь придумаем. Потом давит окурок в пепельнице, встает, придвигает к себе перчатки и снимает сумочку, висевшую на спинке стула.

– Дело дрянь, – говорит Хуанелла. – Боюсь, Джеральдина, с ним уже ничего не поделаешь. Этот парень действительно суров. – Она лезет в сумочку за губной помадой. – Но может, я кое-чем смогу помочь, – говорит Хуанелла, поворачиваясь ко мне.

Тюбик с губной помадой она убирает в сумку, а оттуда вдруг вытаскивает пистолет. Его дуло смотрит мне в живот.

– Вот что, Лемми, – говорит она. – Ты меня знаешь, стрелять я умею. Нечего маячить перед лицом. Садись, умница. Садись, садись. Теперь будешь делать то, что тебе скажут.

Сажусь между дамочками, на стул у самого стола. Смотрю на них. Джеральдина с надеждой взирает на Хуанеллу. Та улыбается, но смысл улыбки мне непонятен. Знавал я дамочек, способных нажать на курок, даже если они заходились от смеха.

На чайном столике стоит деревянная сигаретница. Беру сигарету. Закуриваю.

– Знаю, Лемми, тебе это не нравится, – продолжает Хуанелла. – Но играть будешь по-нашему. Можешь мне не верить, но твое шныряние повсюду и сование носа куда ни попадя на время прекращается. Иначе это плохо скажется на здоровье.

Улыбаюсь ей во весь рот:

– Ах, Хуанелла, убрала бы ты игрушку и не валяла дурака. Если помнишь, я обещал хорошенько тебя отшлепать, и этот момент приближается с каждой минутой. Остынь, малышка. И потом, что ты вообще задумала? Или вы обе тронулись умом?

– Не так уж и тронулись, – говорит Хуанелла. – Нам нужно, чтобы в течение ближайших двух дней все было тихо и спокойно. И мы этого добьемся – не одним способом, так другим. Думаю, если на ближайшие сорок восемь часов обезопасим себя от твоих фокусов, то сделаем все, что нам надо.

– Собираешься выдать эту дамочку за Нарокова, – догадываюсь я. – Только не забывай, Хуанелла. В один прекрасный день ты вернешься в Нью-Йорк и прямо с причала отправишься в камеру. Я тебе обещаю.

– Черта с два у тебя это получится, горилла. И не раскрывай пасть, пока я думаю.

Молчу. Похоже, Джеральдине невыносима мысль, что она может не выскочить за своего казака. И в то же время не понимаю, почему Хуанелла должна держать меня на мушке. Да, я намерен помешать этому браку. Так неужто она меня ухлопает за одно намерение?

Левой рукой Хуанелла тянется за сигаретой, закуривает и выпускает пару колец дыма.

– Миндальничать не будем, – говорит она мне. – Джеральдина поверила, а ты ее обманул. Назвался Хикори, наплел про жену и семерых детей, ждущих тебя в Милуоки. Она подумала, что может разрешить твои финансовые трудности, а ты, как порядочный человек, отправишься в Нью-Йорк и успокоишь Уиллиса Перринера. Вместо этого врываешься сюда и угрожаешь девушке. Ведешь себя как парочка диктаторов с больной печенью.

Я пожимаю плечами:

– Эх, дамочки, не умеете вы играть честно. Зачем напускать тумана? Почему бы не выложить карты на стол. От тебя, Хуанелла, я прежде всего хочу услышать, что ты делаешь во всей этой истории. Не желаешь рассказывать – я все равно найду способ узнать. Второе. Мне интересно, почему Джеральдина, поверив, что я Хикори, пыталась меня подкупить. Неужели она так запала на русского, что наняла тебя в качестве пробивной силы? По-моему, вы, дамочки, обе того.

– Да? – спрашивает Хуанелла. – Может, и того, но пока мы будем