Миссия спасения - Анатолий Михайлович Гончар

Видимо он, так же, как и Банников, посчитал, что при постановке задач личному составу два офицера прекрасно обойдутся своими силами.

Когда вдосталь накурившийся в туалете Банников прибыл в вестибюль, старшие троек были отпущены, ротный, сославшийся на сильную головную боль, проследовал на отдых в отведенную ему комнату, а Кошелев, нервно расхаживая, дожидался своего зама.

— Давно? — спросил Банников.

— Что давно? — переспросил Кошелев.

— Ждешь давно?

— Только что.

— Это хорошо, а то я боялся, что ты меня ждать станешь.

— Раз боялся, шел бы тогда быстрее или курил меньше.

— Я и так бросаю, — Банников посмотрел в сторону выхода, — надо парням сказать, чтобы окопы рыли. Сейчас местные шустрики минометы подтянут, и пойдет веселуха.

— Да сказал я. Только у них на все посольство одна лопата.

— Копать долго придется, но жить захочешь и одной лопатой Трою откопаешь, — философски заметил Вадим.

— Я сказал, чтобы попеременно рыли, но в темпе. Кстати, снайпера горят желанием поработать, но я запретил.

— Почему?

— Не хочу провоцировать противника на штурм.

— Понятно, — Банников поправил ремень висевшего на плече автомата. — Надо бы к Борису наведаться, как он там? Живой еще?!

— Типун тебе на язык, — пожелал заму Кошелев. — Он мужик здоровый, выдюжит. А сходить надо. Где у них тут санитарное крыло?

— Посторонним сюда нельзя! — грозно прозвучал голос женщины в белом халате, поднявшейся навстречу заглянувшим в помещение Банникову и Кошелеву. На вид ей было лет тридцать пять, может, чуть меньше. Выглядела она довольно миловидно, русые волосы, подбородок с ямочкой, нос слегка курносый, выразительные глаза. Невысокая, но с ладной спортивной фигурой.

— Мы не посторонние, — заверил Банников, невольно задержав взгляд на идущей к ним женщине, — мы командиры, ребят проведать.

— А командиры разве входят в состав медперсонала? — голос женщины слегка потеплел, — насколько я знаю, нет. Так что будьте добры, покиньте помещение. При необходимости я вас проинформирую.

— А раненые имеют право на нахождение в этом помещении? — Банников вдруг вспомнил о царапине на плече, оставшейся от шальной пули.

— И кто из вас ранен? — недоверчиво уточнила женщина.

— Я, — Банников гордо продемонстрировал плечо, закрытое надорванной и окровавленной тканью маскхалата.

— Пройдемте, — она сделала жест рукой, приглашая Вадима следовать за ней, и увидев, как Кошелев качнулся вперед: — А вы ждите, — после чего ее каблучки безостановочно застучали по кафельному полу.

Следуя за врачом, Банников вошел в небольшую процедурную.

— Раздевайтесь, — приказала женщина.

Вадим секунду раздумывал над тем, куда пристроить автомат, затем, поколебавшись, закинул ремень за крюк стоявшей у дверей вешалки и начал раздеваться. Сняв верх маскхалата, Вадим присел в предложенное кресло и замер в ожидании медицинского осмотра.

Едва взглянув на рану, врач всплеснула руками:

— Почему все военные такие бестолковые? Рана воспалилась, боже ж ты мой! Сколько часов прошло?

— Не знаю, — Банников смущенно пожал плечами.

— Так и без руки остаться можно, если не хуже. Горе! Йодом хотя бы обработать не догадались?

— Вначале не до того было, — начал неуклюже оправдываться Банников, — потом забыл.

— Калибр пули небольшой, рана сквозная, кость не задета. Вам повезло.

— Почему?

— Потому что я есть. Сейчас будем промывать.

— А может, просто повязку? — с надеждой спросил Вадим.

— И оставим кусочки ткани и грязи гнить внутри, а болезнетворным микробам позволим кушать ваши мышцы?! Рука лишняя? — мягко поинтересовалась врач.

— Нет. — Вадим почувствовал, что краснеет. — Извините… извините, я не знаю, как к вам обращаться, вы не подскажете, как вас зовут?

— Любовь Алексеевна, — ответила врач, доставая из настенного шкафа большой одноразовый шприц. — Потерпите, немного будет больно, — пообещала она, наполняя шприц перекисью водорода.

Вадим сидел и смотрел, как шприц наполняется, а затем освобождается от жидкостей. Вначале была перекись, затем последовали еще какие-то уже незнакомые ему растворы, наконец Любовь Алексеевна отложила шприц в сторону и, взяв белое полотенце, протерла насухо мокрую от пролившихся жидкостей поверхность руки. После чего наложила на обе стороны ранки мазь и плотно забинтовала бинтом.

— Может, лейкопластырем? — внес предложение Банников, но не был удостоен даже ответа. Наконец, с перевязкой было покончено.

— А теперь, товарищ командир, ложитесь на кушетку и приспускайте штаны.

— А в руку? — без особой надежды попросил Банников.

— Ложитесь, — устало произнесла женщина, — как же я сегодня с вами со всеми замучилась… — тихо добавила она, и до Банникова вдруг дошло, что на все посольство она единственный медицинский работник, что все раненые прошли через ее отнюдь не стальные руки, и ему стало до безумия стыдно.

— Извините, — буркнул Вадим, безропотно опускаясь на кушетку.

— Чего уж там, — она привычным движением вскрыла ампулу и, наполнив шприц, поставила укол, — придержите ватку. Нет, не вставайте, еще один.

Вадим безропотно повиновался. Сделав второй укол, Любовь Алексеевна отвернулась к окну, давая возможность раненому одеваться без всякого смущения. Одевшись, Вадим взял автомат и в нерешительности застыл у порога. Уходить почему-то не хотелось.

— Огромное спасибо! — поблагодарил он доктора.

— По-хорошему вам бы с недельку полежать вместе со всеми, дать ранке затянуться, — произнесла Любовь Алексеевна, но Банников протестующе замотал головой. — Я понимаю. Что ж, — она вздохнула и закончила вполне бодро: — Ежедневно уколы антибиотиков и через день промывочные процедуры. Недельки полторы, и останутся только два небольших рубчика.

— Еще раз спасибо! И пожалуйста, скажите, как там наши парни? — Вадим кивнул в сторону закрытой двери, ведущей в больничную палату.

— Один ваш мальчишка — сержант Мезенцев — и наш охранник Степан совсем плохие. Если бы здесь другие условия… аппаратура… можно было бы попытаться, а так… я одна, я не могу ничего сделать…

Вадим почувствовал, что Любовь Алексеевна вот-вот разревется, но она была крепкая женщина и справилась. Поборов минутную слабость, почти спокойно констатировала: — Не думаю, что они переживут ночь.

— Будем надеяться… — выразил надежду Банников.

— На чудо?

— На чудо, — кивнул прапорщик.

Любовь Алексеевна посмотрела ему в лицо и робко улыбнулась.

— Чудеса случаются. — Вадим вдруг поверил, что они действительно бывают.

— Нам сейчас всем требуется чудо, да? — их глаза встретились.

Вадим, не найдя в себе сил, чтобы солгать, кивнул:

— Да.

— Но мы выберемся отсюда?

На этот раз у него не хватило сил, чтобы лишить ее надежды.

— Да, выберемся, — заверил он и сам поверил, что именно так и будет.

— Вам надо идти, — ее щеки налились румянцем.

— Да, — согласился он, делая шаг через порог комнаты.

— Вы заходите проведывать личный состав, — посланная вдогон фраза прозвучала как приглашение и заставила и без того беснующееся сердце прапорщика застучать в ритме вальса. Сквозь дыры в окровавленном рукаве маскхалата, как две маленькие звездочки, просвечивало белое полотно медицинского бинта, повязанного ее руками.

Когда Банников, наконец, вернулся к скучавшему в ожидании старшему лейтенанту, глаза того метали