Валериан Скворцов - Укради у мертвого смерть

В пачке желтых рапортичек по нужному делу ничего не оказалось. Майор оттопыренным пальцем вдавил клавишу на селекторном аппарате.

—   Да, шеф? — ответил дежурный оперативного отдела.

—    Новости?

—      Драка на рынке, наезд моторикши на корову, кража штуки шелка в галерее «Старый Чиенгмай»... еще... еще, еще интересное...

—   Без оценок!

—   С поста в гостинице «Чиенгмайский гостевой дом» до­носят. Иностранец оставил у администратора записку для знакомого. Из записки можно предположить, что иностра­нец выходит с кем-то на связь. Иностранец убыл на встречу сорок минут назад.

—   Можно предположить или явствует?

—   Можно предположить.

—   Меры?

—      Полное сопровождение. В ожидаемом месте контак­та—в пагоде Дой Сутхеп — усиленное.

—   Все?

—   Все.

—    По грабителю, о котором сообщалось из бангкокского автобуса, донесения есть?

—    Нет.

—    Ну? — сказал лейтенант Рикки Пхромчана.

—  Вы слышали, лейтенант, — сказал майор. Дым от сига­реты, приклеившейся к сухим от жара губам, выжимал слезу. Простуду комиссар схватил накануне, усевшись у кондици­онера в баре гостиницы «Чианг Инн». Спустился туда после доклада Самому старшему брату. Глава «Союза цветов дра­кона» принимал в наглухо закупоренной комнате с зашто­ренным окном, в которой приходилось изнывать от духоты.

В этом городе усердие лейтенанта из Бангкока казалось поистине смешным. Как и самоуверенность Майкла Цзо, не имевшего представления о том, где бывает раз в неделю комиссар.

3

Палавек, согнувшись, упираясь коленями и локтями, протиснулся через опущенную спинку переднего кресла на место рядом с женщиной. Так тихо, что скорее по движению губ и выражению лица стало понятно, чего он хочет, прика­зал не двигаться. Парабеллум упирался в красную розочку на полотенце в целлофановом пакете, который она прижимала теперь к груди. Автобус набирал ход, глуховатый рокот мо­тора на скорости стихал, и она смогла услышать:

—     Скажите полицейскому, что я — ваш жених, муж... в этом роде. Болезненно ревнив. Выслеживал... И все такое. Вскочил в автобус на ходу, подозревая, что вы с кем-то от­правляетесь провести время. Полслова сверх этого — стре­ляю.

«Опять женщина», — подумал он. Полицейский и кон­дуктор — тоже. Возможно. Отвернувшись, прикрыв оружие ее пледом, он старался не замечать отражения в темном окне — скрюченный, насторожившийся мерзавец, растерян­но вдавившаяся с поднятыми плечами женщина. Шелковая туфля, упавшая с ее ноги, покачивалась на ребре.

—   Простите, госпожа, — сказал кондуктор. Боком, чтобы не потревожить спящего бонзу, переминаясь, он пробрался между креслами седьмого ряда так, чтобы встать перед Палавеком. Полицейский остался в проходе. Кобура расстегну­та. Наручники поблескивали из кожаного футляра на поясе рядом. Нашивки не сержанта, а капрала. Над тремя-четырьмя креслами поднялись головы любопытствующих. Води­тель впереди, хотя уже начинались серпантины предгорья, крутил баранку, посматривая в зеркало просмотра салона.

Девушка вымученно улыбнулась, слегка кривя губы. Па­кет с полотенцем опять лежал на коленях.

—   Этот господин сел сначала в кресло третьего ряда. Те­перь перескочил сюда. Он вас беспокоит? Мне показалось... его вид, костюм... не совсем в порядке... Его билет — в третий ряд.

И Палавеку:

—   Ваш билет в третий ряд, господин...

—   Отстаньте от нас, — грубо сказал Палавек. — Не лезьте не в свое дело. Какая вам разница, где я сижу?

Обыкновенный трус. Трусил, получая пятьсот батов. Тру­сил из-за мелочного нарушения правил. Трусил так, что предупредил по радио «на всякий случай» полицию, и теперь трусит из-за того, что все это сделал. Неуверенность кондук­тора передавалась и парню в полицейской форме.

Плед прикрывал разодранную рубашку, расцарапанные руки и «беретта-билити». Достаточно слегка потянуть, чтобы все оказалось наружи.

Кондуктор уперся руками в спинку кресла. Полицейский сделал шажок назад. Девушка надвинулась бедром на ствол парабеллума... Водитель, поглядывая в зеркало осмотра са­лона, крутил баранку, вписываясь в крутой поворот.

Она хрипло сказала:

—   Не придавайте всему этому значения. Прошу вас... Этот человек — мой муж... Ревность... не доверяя, следил... Мы выясняем отношения!

—   Мне показалось...

—      Вы еще вызовите бригаду по борьбе с гангстериз­мом! — заорал Палавек.

Над креслами поднялись еще головы. Бонза проснулся, мелко моргал ресницами. Кто-то громко сказал:

—    Полиция не стесняется вторгаться в личную жизнь!

—   Мне показалось...

Палавек отвернулся к окну. В темном окне полицейский застегивал кобуру. Заглаженная складка на рукаве гимна­стерки ломалась над цветной эмблемой транспортной поли­ции. Рама окна отрезала капралу голову над погонами. Там, где она должна была быть, промелькнули фонари.

—    О Господи, — вырвалось у девушки.

Полицейский и кондуктор уходили по проходу к водите­лю.

Палавек подумал, что не имеет представления о том, сколько времени остается до следующей остановки. И это хорошо. Все случится внезапно, как только автобус остано­вится.

Она догадалась.

—    Вы все равно застрелите меня? Да? Потому что я вас узнала?

—   Не будем об этом говорить.

Глаза выдавали ее. Хотя до конца, возможно, она не вери­ла в то, что ее ждало. Такое случалось. В лаосских горах однажды он видел, как «желтый тигр» рухнул от пули снай­пера с гримасой удивления. В собственную смерть начинают действительно верить, когда равнодушны к жизни... Снайпе­ра захватили. Разглядывали на его ногах сандалии из авто­мобильной покрышки. Потом Палавек научился различать ранги у противника по обувке. Резиновые туфли носили на уровне взводного, кожаные ботинки свидетельствовали, что их обладатель командует самое малое батальоном. Было это у Персикового тракта... и с тех пор он катится по дорожке грабежей и насилия. На душе и сейчас нет тревоги из-за того, что произойдет через какое-то время. Как это она сказала в ресторане на ночном рынке Пратунам? «Моряки народ не­предсказуемый...»

Она смотрела на него, полуобернувшись в кресле. Длин­ные волосы стянуты на затылке.

Палавек отвел глаза. Смотрел на ее подбородок. Не хотел, а спросил:

—   Как вас зовут?

—  Типпарат Кантамала... А вас, вас... вы сказали, помнит­ся, на рынке... Палавек. Настоящее имя?

—   Посчитаем, что так.

Через час-полтора, как только остановится автобус. Сра­зу. Иначе он не доберется до Цзо. Она предупредит Цзо, что он, Палавек, начал охоту за ним... за ним, с которым она связана, это ясно. Иначе зачем бы ей оказаться в его кресле? Это ее провожал Абдуллах по его приказу... Никакое другое зло не будет страшнее, чем существование Цзо. Любая жер­тва правомерна. Любая. В том числе и жизнь этой потаскуш­ки. Высшая целесообразность коммуниста Кхоя обходилась даже дороже.

—   За вами погоня? — спросила она. — Хотите... хотите, я поклянусь, что не выдам вас?

—     Прекратите, пожалуйста, разговоры. Сидите тихо. В противном случае завяжу рот.

Автобус шел со скоростью километров девяносто в час. Палавек несколько раз зажмурил глаза. Где-то у висков на­чиналась боль.

—    Извините меня, господин Палавек, — шепотом сказа­ла Типпарат. — Но мне становится страшно... Будет легче, если мы будем разговаривать...

«Ох, только этого не хватало, — подумал он с раздражени­ем. — Примется говорить о детях, муже, родителях, своем деле и тех, кто ее ждет не дождется в Чиенгмае».

Неожиданно для себя сказал:

—   Вам никто еще не угрожал. Помолчите же...

«Раздаю лживые обещания!»

—   Я сяду поудобнее?

Она подтянула ноги под себя. Ее била дрожь. Палавек перекинул половину пледа в ее сторону. В салоне ощущалась сырость. Видимо, поднялись на плоскогорье и сделалось прохладнее.