«Аристократ» из Вапнярки - Олег Фёдорович Чорногуз

внезапно исчез под землей, как и появился. До Сидалковского доносились сильные, но немного приглушенные удары о что-то твердое и металлическое.

— Черти и что, — дернулся Седалковский и, став на колени, заглянул в отверстие.

Вдруг ему по лицу что-то ударило и отбросило с силой. Сидалковский упал и, кажется, впервые в своей жизни потерял сознание…

РАЗДЕЛ XVIII,

в котором рассказывается о приходе Ховрашкевича, милиции, испуге Ковбика, его благородстве, неожиданном совместном заседании администрации и местном и резком повороте на сто восемьдесят с лишним градусов

Стратон Стратонович больше всего боялся понедельника. Хотя юбилей у Карла Ивановича Бубона прошел, как говорил Ковбык, «без изобретений и осложнений», но все равно что-то тревожное угнетало его душу.

— От своих (так Ковбик называл финдипошивцев) — можно ожидать самого неожиданного, — постоянно повторял он, боясь запятнать свою служебную совесть.

Даже Ховрашкевич, к которому во время любых торжеств (а особенно юбилеев) приходят самые гениальные замыслы и идеи, которые впоследствии обходятся лаборатории «Финдипоша» резким снижением уровня спирта в бутылях, на этот раз, как ни странно, свое гениальное изобретение забыл. Дамские шапочки со световыми эффектами с помощью карманных батареек погасли в своем зародыше. Может, это произошло потому, что здесь началась физика, а компания «овладей смежной профессией» уже прошла мимо «Финдипоша», как весенняя гроза, а возможно, Михаил Танасович почувствовал в себе то, что и Ковбык: что-то тревожное и непонятное. Это их обоих удручало, а Стратона Стратоновича, по его собственному выражению, с самого утра даже канудило.

Он, словно перед очередной реорганизацией, робко садился в свое кресло, потом тревожно поднимался и давил непокорный паркет типа «самонадувная подушка» то в одном, то в другом месте. Ковбик ходил по кабинету, всем весом наваливался на новообразованные паркетные опухоли и с хряском вдавливал их на свои места, но они, как на беду, выстреливали опять то под столом, то под сейфом, разрисованным Чигиренком-Репнинским под морем дуб.

Стратон Стратонович выглянул в приемную. Маргарита Изотивна напоминала в этот момент Цезаря, потому что одновременно делала три работы: читала книгу, стрекотала на машинке и хлопала, как говорил Ковбык, языком. Зося сидела сбоку. На ее длинных коленях лежала лениво раскрытая книга, из которой она, кажется, знала каждую строчку наизусть.

— Беллетристика? В рабочее время? Ну и работа у вас! Где бы найти такую работу? — бросал свою любимую фразу Стратон Стратонович и делал вид, что сердится. — Зося, позовите ко мне Ховрашкевича, — сказал он и, встретившись со взглядом Маргариты Изотовны, нехотя добавил: — Пожалуйста.

Ховрашкевич зашел бледным, как импортное белило высшего сорта.

— Ночь прошла без сна и без радости, — угадал Ковбык, глядя на него.

— Звали, Стратон Стратонович? — вместо ответа спросил Ховрашкевич, которому тоже, очевидно, было не до шуток. Даже грустных.

Ковбик молча указал на стул и, подойдя к окну, приложил руку к груди.

— Или вас так конудит, Михалко, как меня, или нет?

Ховрашкевич эти слова расценил по-своему:

— Канудит, но не от того, что вы думаете.

— А о чем я должен думать? — резко обернулся Стратон Стратонович.

— А вы что, не знаете, что вчера случилось у Бубонов?

Стратон Стратонович остановился и на миг замер.

— Как всегда, что-то натворили? Что дерзнули больше, чем следовало, я и по вам вижу.

— За мной и Панчишкой приезжала милиция, — спокойно сказал Ховрашкевич.

— Какая милиция? Что? — Стратон Стратонович втянул голову в плечи. — Я так и думал! Вы ведь не можете без приключений. Что произошло? Только конкретно и кратко…

— Так я вам расскажу с самого начала…

— Конкретно и коротко, — перебил его Ковбик.

— Кто-то позвонил по телефону в медвытрезвитель и сообщил, что в доме Бубона пьяные устроили драку…

— А что вы сделали?

— Ничего. Мы просто сидели с Масиком и спорили…

— С помощью кулаков?

— С помощью аргументов…

— Чуяло мое сердце, что эти попойки когда-нибудь закончатся вытрезвителем…

— Но меня, как видите, не забрали.

— А Масика?

— И Масика тоже. Милиция извинилась и уехала…

Стратон Стратонович задумался.

— Может, ошиблись по адресу? — переспросил по паузе.

— Нет, старшина сказал, что приглушенный мужской голос сообщил: «В доме Бубонов сначала пили, а теперь дерутся», а потом назвал точный адрес.

Стратон Стратонович вздохнул:

— Как вы думаете, чья это работа?

Ховрашкевич пожал плечами. Ковбик нажал на звонок. На пороге появилась Зося.

— А позовите мне Ария Федоровича. Только не говорите, кто у меня, — приказал Стратон Стратонович. — А вы, — вернулся к Ховрашкевичу, — зайдите в это время дверь, — показал на четвертую, загадочную дверь Ковбык, сквозь которую, кроме него, никто никогда не входил. Там стояли холодильник, диван, небольшой журнальный столик и стул.

Арий Федорович Нещадым вошел с официальным, как бланк, выражением лица и холодным, словно сталь, взглядом.

— Вызвали, Стратон Стратонович? — переспросил он.

— Приглашал, — уточнил Ковбык. — Садитесь, пожалуйста. — поднялся из-за стола, поддернул штаны и взялся за сигарету. — Как вы добрались вчера домой?

— Спасибо, хорошо… А почему вы спрашиваете? Что-нибудь случилось? — Беспощадным насторожился.

— Случилось, — пыхнул дымом Ковбык. — К Карлу Ивановичу милиция приезжала.

— Я что-то слышал… Говорят, Ховрашкевич в вытрезвитель попал?

— Кто говорит? — Ковбик внезапно затормозил и посмотрел, выжидая, на Нещадима.

— Товарищи говорят… Чулочки…

— Так он, очевидно, с вами пошутил, Арий Федорович.

— Я вас не пойму, — поднялся Нещадым.

— А я вас тоже! Стратон Стратонович вдруг почувствовал, как в виске ударила кровь. — Милиция приезжала, но никого не забрала. Звонивший в вытрезвитель просчитался. Ни Ховрашкевич, ни Чулков не были пьяны… По крайней мере, их творческая дискуссия дракой не закончилась.

— Зачем вы мне это говорите? — Беспощадным побледнел и стал похож на глянцевую бумагу, на которой еще никто ничего не писал. — Это вы говорите своим любимцам. Ховрашкевич, например, если он есть на работе…

— Вы мне бросьте с этим! — Стратон Стратонович разозлился. — Я вам не позволю. Для меня в «Финдипоше» все одинаковы: и вы, и Ховрашкевич, и Панчишка, и Сидалковский, и Дульченко… Так что я попрошу…

— Простите, но так все говорят.

— Меня это не интересует, что говорят все. Меня интересует, что вы скажете! — На слове «это» Ковбык сделал упор.

— На что именно? Что за намеки? Не думаете ли вы, что в милицию звонил по телефону я? — прищурил Нещадым глаз.

Ковбик надкусил сигарету, но зажигать не торопился. Чело заросло и сверкало маленькими серебряными шариками. Мысли перегоняли друг друга, как кони на ипподроме, но он не видел ни одной, на которой можно было бы остановиться. «Все интуиция меня не изменяла. Я еще утром чувствовал, что должно что-то случиться. Надо что-то делать… Но что? Стратон Стратонович еще раз подтянул штаны, словно