Белогорская крепость - Наталия Иосифовна Ильина

что старец «познал… еврейский и греческий языки, чтоб читать Библию в первозданности». Изучив первоисточник, старец пришел к выводу: «…разночтений множество, прелюбодеяния и скверны — как в миру навоза».

Неясно, какого рода «прелюбодеяния» обнаружил в Библии пытливый старец, но эта любознательность не довела его до добра: «…его схватили… жестоко пытали в подвалах… предавали анафеме…»

О злоключениях старца Ефимия повествует в 1830 году, когда ее сыну пошел шестой год. С отцом ребенка Ефимия познакомилась уже после катастрофы с пещерником. Путем нехитрых вычислений можно установить, что Амвросий погиб никак не позже 1824 года.

К этому времени он многое успел: ознакомился с библиями, установил, что писались они по египетским и вавилонским сказаниям, нашел разночтения, возмутился и погиб в подвалах. Если вспомнить, что первая попытка прочесть египетское иероглифическое письмо была сделана Ф. Шамполионом лишь в 1822 году, расшифровано же это письмо было и того позже, а вавилонскую клинопись удалось прочитать лишь в пятидесятых годах минувшего столетия, то успехи старца становятся совершенно необъяснимыми.

Будем, следовательно, считать, что наше знакомство с пещерником не состоялось…

Сделаем еще одну попытку проникнуть в мысли и чувства персонажей… Вот Арсентий Грива. Этот человек с пестрой биографией возникает в третьей книге эпопеи. После революции 1905 года Гриве необходимо было скрыться, и друзья достали ему «паспорт для поездки в Мексику на имя болгарина Арзура Палло». Не будем отвлекаться, перебирая в памяти болгарские имена и удивляясь необычности данного имени и данной фамилии… Нас Грива интересует. Пусть он будет Арзуром Палло, в имени ли дело? Перед тем как скрыться в Мексику, молодому человеку удалось окончить «физико-математический факультет» и стать «талантливым математиком». В те годы Грива «мечтал о расщеплении атомного ядра и в то же время не порывал связи с партией «Народная воля», чтобы потом не стыдиться отца-народовольца».

Это странно. Дело в том, что Гриве в 1917 году было тридцать семь лет, и родиться, значит, он должен был в 1880-м. Организация же «Народная воля» в восьмидесятые годы свое существование прекратила, и, следовательно, поддерживать с ней связь Грива должен был, находясь в младенческом возрасте. Когда этот ребенок-подпольщик подрос, то стал мечтать о расщеплении атомного ядра, что тоже странно. Лишь в 1911 году Э. Резерфорд впервые сказал о том, что атомное ядро в природе имеется. А вот Гриве еще до 1905 года удалось каким-то образом об этом пронюхать. Грива знал: ядро есть. Мало того. Уже задумывался: а не пора ли его расщепить?

Загадочные персонажи в этой эпопее! Поздравим автора предисловия с тем, что ему каким-то образом посчастливилось проникнуть в мысли и чувства действующих лиц, услышать их голоса и понять их поведение. Нам это не удалось.

Автор предисловия отметил, что в данной эпопее имеются сцены и картины. Они и в самом деле имеются.

Например, такая. Дело происходит в Монако. В это гиблое местечко во время войны 1914 года явился Арзур Палло, чтобы купить оружие для мексиканских повстанцев, и единственно из любопытства забрел в игорный дом, где стал свидетелем жуткой сцены. «Да, это было нечто ужасное! Арзуру никогда не забыть ту ночь. Такое даже в игорном доме бывает не каждый год. Ну, стрелялись, тут же у стола кидались на крупера (?) с ножом — всякое бывало. Но такого!..»

А было вот что. Подполковник Юсков, помощник военного атташе в Англии и он же дипкурьер, «проиграл мундир русского офицера, проиграл дипломатический паспорт, сапоги и даже крест на золотой цепочке». В самом деле кошмар. Так и видишь, как полковник бросает сапоги на зеленый стол казино… Мало того. Разувшись, полковник пытался поставить на карту «секретнейший пакет от самого царя-батюшки на имя Пуанкаре». Ну, естественно, «крупер» и окружающие иностранцы оживились: всякому бы хотелось сунуть нос в секретный пакетец! Но вмешался Палло. Он, «будучи революционером Мексики, в душе оставался русским» и «бесчестья России» допустить не мог. И «как всегда в подобных обстоятельствах, действовал единым ударом: «Портфель и пакет мои, и я буду играть вместо русского, — сказал он круперу по-итальянски». Общее волнение. Палло ставит на красное, затем на «церо»… Колесо крутится. «Церо выходило крайне редко»… но наконец «церо вышло». Честь России спасена. Мундир, сапоги и паспорт отыграны. Подполковник, естественно, благодарит, плачет, в ногах валяется… А Арзур Палло ему по-русски: «Но речь шла о чести России, сэр, и вы это помните! Оставьте самобичевание, не люблю!»

Вот как решительно, смело и гордо действовал мексиканец с русской душой среди круперов и церо растленного Монако. Очень живая, красочная сцена.

Не менее красочна сцена в доме архиерея Никона… Развратная жена купца-миллионщика «…сняла сверкающую диадему… сняла с белой лебяжьей шеи жемчужное ожерелье и, как бы завершая священный обряд египетской жрицы, встряхнула головой, распуская копну волос по спине и полным плечам. Сам «жрец» босиком, в лохматом французском халате на голом теле, перетянутом по чреслам, изрядно надушив цыганскую бороду… вступил в кабинет и остановился в двух шагах от жрицы». Затем они обнимаются.

«О господи, Евгения! Жрица, ниспосланная мне языческими богами Олимпа! — едва продыхнул жрец Никон, отрываясь от пухлых и сладостно-пьянящих губ искусительницы… — Трепетно тело твое, нисполненное византийскими ваятелями, Евгения!»

Поговорив таким образом, сладострастный архиерей рвет роскошное платье купчихи. В эти минуты… «Никона не укротит даже Ниагарский водопад холодной воды. Он будет рвать, рвать с треском, кидать лоскутья в разные стороны, топтать их босыми ногами, беспрестанно повторяя четыре зловещих слова: «Возолкал (?!), отче; исцели, сыне!»

Причудливая смесь из языческих богов Олимпа, посылающих египетских жриц, диадемы, трепетного тела, Ниагарского водопада, византийских ваятелей, французского халата, фальшивых церковнославянизмов и босого архиерея производит сильное впечатление. Этой сцене могли бы позавидовать те дореволюционные авторы, популярная продукция которых отличалась яркими заголовками такого примерно рода: «С брачной постели на эшафот»… «Три любовницы кассира, или Невинная девушка в цепях насилия»… «Полны руки роз, золота и крови».

А Арзур Палло, несомненно, превосходит смелостью, гордостью, решительностью и общим великолепием Раулей и Гастонов из романа «Роковая любовь», которым зачитывалась горьковская Настя…

О языке эпопеи автор предисловия пишет вот что: «Самобытен язык романа. Соцветье слов — как безбрежные луга и нивы после дождя под солнцем. И художник властно распоряжается этой стихией. Живая речь персонажей всегда точно соответствует характерам».

Ну что ж, пройдемся напоследок по этим лугам и нивам.

Подзаголовок произведения гласит: «Сказания о людях тайги», а главы именуются «завязями». Пристрастие к древнерусским словам оправдано, быть может, тем, что в «сказаниях» повествуется о старообрядцах. В речи тех, кто жил более ста лет назад, должны