«Аристократ» из Вапнярки - Олег Фёдорович Чорногуз

Мацеста Елизаровна в ту же минуту появилась на пороге и быстро, насколько ей позволял возраст и вес, побежала навстречу Сидалковскому. Она была одета в черное плюшевое платье, которое горело красным цветом и походило на раскаленную магму. Уста именинницы цвели фарфоровой улыбкой и милым воспоминанием о лучших молодых годах. Сидалковский преподнес букет алых роз, припадая к рыхлой ручке Мацесты Елизаровны. В ответ она подарила ему свою улыбку, которая ничего не стоила, но согрела нежную душу Сидалковского искренностью и теплом.

Затем прибыл Стратон Стратонович Ковбык в сопровождении Ховрашкевича и электрогитары. Стратон Стратонович не очень любил ходить в гости, но сегодня был тот день, когда он пришел сюда не только отдать честь загадочному возрасту Мацесты Елизаровны, но и для того, чтобы своим присутствием подтвердить, что все приключения Карла Ивановича и Евы — не что иное, как неразумных витов. Ковбику хотелось, чтобы его служебная совесть была чиста, как финдипошовский спирт до раскупорки бутылки. Он желал, чтобы в этой показательно-примерной семье снова наступили благодать и согласие, а милые и кроткие супруги и в дальнейшем спали, как всю свою послезагсовую жизнь, на одной подушке величиной с добрую перину.

Стратон Стратонович сдержанно, как и положено руководителю, поздравил Мацесту Елизаровну, скромно вручил подарок и с видом хозяина дома направился по выложенной плитами дорожке к крыльцу. Голова у него на плечах сидела гордо и высоко. Так что даже те, кто видел Стратона Стратоновича впервые, неожиданно становились меньше, а если были слишком высоки, то как-то сутулились и сгибались. Выстроились позади него и шли, как говорил Сидалковский, в кильватере. Стратон Стратонович, заложив руки за спину, ступал солидно и степенно. Так руководитель делегации осматривает выставку, а переводчик-гид, предотвращая гостя, все подробно объясняет ему. В роли гида на этот раз был Бубон-старший. Они вошли в густой тенистый сад, где пауки развешивали между ветвями яблонь серебристые сети, а мухи выполняли свой последний реквием.

— Кулака видно сразу, — бросил свое первое остроумие Стратон Стратонович. — А еще жалуются, что бедно живут… Где бы такую доминку купить? А то живешь в этой коммуналке и дышать нечем!

Бубон, словно оправдываясь, что-то объяснял ему, но Стратон Стратонович к этому не очень прислушивался.

— А почему бы не вынести в сад стол и не посадить людей на лоне природы? День же какой!

— Сейчас сделаем, — сказал Карл Иванович. — В этот же момент, Стратон Стратонович.

Карл Иванович даже в родном доме не чувствовал себя хозяином, когда здесь находился Ковбык.

На веранде прозвенел электрозвонок.

— Кого там принесло? — спросил, обращаясь к Ховрашкевичу, Стратону Стратоновичу.

— Это пришел Максим с Майоликой. Так я так и знал. Так я вам скажу, что Масик, когда…

— Вы что, уже где-то нюхнули? — перебил его Ковбик.

Пока они уточняют между собой эти незначительные детали, вернемся назад к обвитой плющом калитки Карла Ивановича и вместе с вами встретим эту милую пару, которая дарила такие розовые улыбки Мацесте Елизаровне, что даже пышные розы Сидалковского, стоявшие на подоконнике на индийской. светло-розовый цвет. А на фоне розового платья Майолики, похожей на домашний абажур, они совсем побледнели.

Арий Федорович Нещадым, очевидно, где-то по дороге встретился с независимым ни от кого Чигиренко-Репнинским, которого ненавидел за демократизм и бороду. И считал, что идти ему с Даромиром рядом — неслыханный компромисс. Но сегодня всех финдипошивцев дорога вела к дому Карла Ивановича Бубона, как в свое время все дороги вели в Рим.

— Жизнь соткана из противоречий, — сказал Сидалковский, усаживаясь в вынесенное Музой кресло-качалку.

— Вы о чем? — недоверчиво посмотрел на него Стратон Стратонович.

— Об Арии Федоровиче и Даромире!..

— А-а, да, — согласился Ковбык, потому что Нещадима он не любил почти так же, как и Сидалковского, но свято верил во френологию и последнему все же доверял больше. — С такой грязью, — кивнул в сторону Нещадима, который опоздал и теперь растерянно зачем-то тер платком стеклышки своих очков, — благородным не будешь. Не так ли, Сидалковский?

— Какой магазин, такая и витрина, — ответил Евграф, похлопывая себя по штанам штанином, который ему, вероятно, казался тростью.

— Бросьте мне насвистывать марши Шопена…

Сидалковский не ответил. То ли не хотел возражать Стратону Стратоновичу, то ли просто не успел перед Ховрашкевичем.

— Так, я прошу прощения, Стратон Стратонович, — настраивая струны, начал Михаил Танасович, — но позвольте с вами не согласиться. Некрасивое лицо — это еще ничего не значит. Человек с некрасивым лицом может быть лучше, чем… — и многозначительно посмотрел на Сидалковского.

— Да разве я говорю о лице? — разозлился вдруг Ковбык. — Я говорю о выражении его, о каких-то отдельных деталях: тонких губах, хищном взгляде или отвисшей челюсти… Вот о чем я говорю! О кабаньих глазах, которые сдерживают, как из-под крыши, — кольнул Ховрашкевича, потому что не допускал в своем присутствии возражений даже со стороны любимца. Ховрашкевич вдруг вспыхнул, но Ковбык не дал ему загореться, немедленно переводя разговор на Сидалковского. Да и Нещадым уже приближался к ним. — А почему вы, Сидалковский, никогда не съездите к матери? Вот Арий Федорович, — кивнул на Нещадима, — докладывает мне, что за вами мама в селе соскучилась. Пора бы вот и съездить…

— В нашей деревне для моих ботинок, Стратон Стратонович, еще не проложили асфальт. — Евграф попытался свести все к шутке.

Ковбик так просто свою жертву не отпускал.

— Кого вы из себя корчите, Сидалковский? Интеллигент? А вы знаете, что настоящие интеллигенты рождаются только в третьем поколении?

— Настоящие рождаются в первом, не правда ли, Масик? — Сидалковский обратился к Чулкам.

Чулочек пожал плечами. Ему не хотелось возражать обоим.

— Масик учился в школе для одаренных, — бросил Ковбык. — Вам, Сидалковский, нечего равняться с Масиком. Как вы на это, Карл Иванович?

Карло Иванович, переносивший стол с Ховрашкевичем, мягко улыбнулся.

— Правильно я говорю? — Стратон Стратонович в минуты сервировки стола всегда имел прекрасное, даже приподнятое настроение.

— Вы всегда говорите правильно, Стратон Стратонович, улыбнулся в ответ Бубон такой волшебной улыбкой, что от нее, казалось, калитка сама открылась — и на дорожке появилась Маргарита Изотовна.

— Может, можно и начинать, — подошла к группе Мацеста Елизаровна.

— А чего же! — ответил Стратон Стратонович. — Гости все? Или вы еще кого-то ждете?

— Да только ваших: Баронецкого и Грака…

— Семь двоих не ждут, — Ковбик подтянул штаны и спрятал мундштук: это означало, что можно приступать к работе.

— Тогда, товарищи, прошу к столу! — подала самую приятную, по мнению Стратона Стратоновича, команду хозяйки дома и усадьбы с садом, который посадил еще отец Бубона.