«Аристократ» из Вапнярки - Олег Фёдорович Чорногуз

Сидалковский сразу хотел сбить с него тщеславие. Он не мог терпеть людей, которые еще вчера ползали перед тобой на коленях, а сегодня держатся свысока и смотрят на тебя так, будто ты одолжил у них деньги и забыл отдать. Слова о золоте подействовали на Грака, как холодная вода за шею вместо теплой.

— Садитесь, Грак. И советую придвинуть стулья поближе. Разговор будет тет-а-тет и в основном перейдет на шепот. Как в погребе. Вы еще этого разговора не забыли?

Грач насторожился, его «мидасовые уши» удлинились, и он стал напоминать летучую мышь во время полета. Он умел разбираться в оттенках голосов, как Сидалковский в людях. Грач должен раскрыться. «Трусы, как и ежи, раскрываются в тот момент, когда их спрыскивают хорошей горстью воды», — Сидалковский сунул два пальца в маленький карманчик, нащупывая монету, и посмотрел на Грака. Тот немного изменился на лице и теперь сидел тихо и настороженно, словно перед прыжком через Цербера в первый день сватовства в усадьбе Филарета Карловича.

— Вы, Грак, прекратите свое существование, как и ваш предшественник, Наполеон, на Лене.

— Я тебе уже говорил, доктор, на Елене, — бесцеремонно поправил его Грак.

— Не перебивайте, Грак. Придет тот день, когда историю вашей жизни будут писать следователи, я же буду писать им характеристики на вас. Вы будете умолять у меня их розовеньких, как ангелы. Я же…

— А в чем, собственно, дело, казачье? — перебил Грак.

— Дело в золоте, которое вы ищете. Вы приметил, Грак. Вы не умеете ориентироваться ни во времени, ни в пространстве.

— Да в чем дело? — занервничал Грак.

— А вот в этом, — Сидалковский положил перед ним золотую монету стоимостью десять копеек.

Грач заморгал глазами и так растерялся, что начал глотать воздух, как окунчик на льдине.

— Вы приметил, Грак. Если вы не хотите стучать в дверь, держите совесть в чистоте.

— Но ты мне советовал выбросить ее на помойку. Ты же сам говорил, что совесть — это мое проклятое прошлое…

— Не всю, Грак. Кое-что нужно оставить и потомкам. Или у вас уже нечего оставлять? Молчите. Тогда скажите, что вы ищете в садах Семирамиды?

— Не знаю…

— Ай-яй-яй, Грак! Как вам не совестно. Вы, оказывается, хуже, чем я допускал в своем воображении. Даже от человека, который так круто изменил ваши следующие биографические данные, и то вы скрываете. Вами управляет злой гений, Грак. Вы действительно не кончите на Лене. Ваш путь лежит на Голгофе.

— Я тебе честно говорю: не знаю. Может, золото, а может, бриллианты.

— Ладно, тогда скажите, зачем оно вам, если это, конечно, не ваш фамильный секрет? Зная вашу натуру, уверен: в государственную кассу вы их не сдадите. Делиться с ближним, насколько я понимаю, вы не собираетесь. Я на роль ближнего не претендую. Золото меня, Грак, не интересует. Даже на зубы. Во-первых, на зубы у меня уже есть, а во-вторых, я — это не вы, Грак. Я свои зубы, как моряк противень, в чистоте держу. Но буду с вами откровенен: приключения я люблю. Без хороших приключений, как без красивых женщин, жить не могу, — Седалковский умолк и, повернувшись к Граку, посмотрел так, будто выстрелил прямо в лицо. Он сидел молча и, казалось, внимательно слушал.

Сидалковский не мог разобраться ни в себе, ни в Гракове. Его тянула к Евмену какая-то загадочная, непонятная сила. И это несмотря на то, что в этом человеке собрался целый букет негативных типов. А может, то, что их отличало с Сидалковским? Может, то, чего не хватало самому? Евграф как романтик хотел меньше жизни, чем приключений, а Грак наоборот — был гораздо ближе к практицизму, чем Сидалковский к своей воображаемой романтике. А может, Гракова покорность, необходимость иметь возле себя этакого нагловатого и в то же время послушного человечка, который, когда надо, не реагировал даже на самые язвительные реплики?

Евграф вернулся назад к окну и спросил:

— Вы меня слышите, Грак? Романтик хочет многое от жизни. Он хочет многого от мира, рожденного в его воображении. Как вам, я не очень сложно говорю? Вы меня понимаете, Грак? Впрочем, я и забыл: у вас же высшее образование и диплом с отличием!

— Я тебя всегда понимал. Что ты хочешь от меня? Чтобы я с тобой поделился золотом, если найду?

— О боже, — артистически заломил Сидалковские руки и посмотрел в высоту. — Вы приметил, Грак. Приметил, а не супергений. Раньше я был о вас гораздо лучшего мнения. Ни золото, ни бриллианты, которые вы ищете во дворе этого загадочного типа, извиняюсь, вашего тестя генерала Чудловского мне не нужны. Меня интересует только сам процесс. Золото я вам отдам. Оно вам больше нужно, если вы его когда-нибудь найдете. Впрочем, где вы его ищете?

— По всему двору…

— Чем вы руководствуетесь?

— Пока интуицией.

— А надо?

— Если бы знал, где надо, там бы и рыл, — яростно огрызнулся Грак.

— Нужно под зданием Цербера, — поднялся Сидалковский.

— Как? — удивился Грак. — Но на карте…

— Что на карте?

— Какие-то странные отметки. Их так просто не расшифруешь.

— Где карта?

— А зачем она тебе? Карту нашел я.

— Знаю, — сказал Сидалковский, хотя на самом деле ничего не знал и вел диалог на ощупь. — Но, чтобы расшифровать ее, для этого ветеринарного образования мало. Даже если она удостоверена дипломом с отличием.

Грач молча полез в портфель, долго там копался и наконец вытащил ее на свет. Она была желтая, как лицо Бубона от испуга.

— Давайте, Грак, сюда. Я найду золото. А Зося вам сшьет сумку и начнет заготавливать сухари. Пани Виленская к вам приедет, — беря карту в свои руки, продолжал он. — На меня можете не рассчитывать. О карте генерал знает? — пристально разглядывая карту, поинтересовался Сидалковский.

— Нет. Думаю, это не его карта.

— Чем руководствуется наш отечественный Шерлок Холмс, когда так думает?

— Видишь, доктор, — склонился Грак над картой. — Генерал, как мне кажется, совершенно ни о чем не догадывается. Если бы карта была его, он немедленно бросился бы в погреб, в тайник…

— В то самое, где вы впервые прошли стажировку как будущий претендент на камеру предварительного заключения?

— Хватит тебе паясничать. Хочешь слушай, а не хочешь… Словом, там, где я впервые делал подкоп, ничего не изменилось. Генерал в тайник не лазил. Значит, он не знает о ее существовании…

— Я очень рад за вас.

— Перестань насмехаться, а то не буду рассказывать. Ты без этих реплик не можешь. Ты их всегда