От дела не отрывать! - Чудомир

А вышло так, что хуже некуда!

Пришел как-то мой молодчик, поздоровался я с ним, поднес кофе и не успел подать газету, как он уже вытащил из кармана свою и уткнулся в нее. Народу в кофейне было много, и я не мог с ним заговорить. Только когда стало посвободней, вытер я руки и подсел к нему за столик.

— Ну, дядюшка Прокопий, — спрашиваю его, — что слышно про политику? Что в газете «Единодушие» пишут?

— Хорошее пишут, дела идут неплохо. Партия растет и крепнет. Вот в деревне Голодран еще трое примкнули к нашему крылу. Если и дальше так пойдет, к осени власть наверняка будет в наших руках.

— Голодран, говоришь? А я только что прочел всю газету от начала до конца, а Голодран мне не попался. Куда я смотрел?

Встал и принес ему с прилавка мою газету. Взял он ее, поправил очки, выкатил глаза да как заорет, будто с него живьем шкуру сдирают:

— Как! Ты смеешь тащить в мой дом этот гнусный листок! Как! Ты распространяешь орган разбойников, бандитов, палачей и могильщиков Болгарии? Ка-ак?

— Да помилуй, дядюшка Прокопий, я, так сказать…

— Как! И ты еще торчишь здесь и не выкатываешься к черту? Вон! Вон! Сейчас же, сию минуту освободи мне помещение!

Вскакивает, понимаешь ли, с места, бежит домой и тащит лестницу. Приставляет ее к окну и вешает старое объявление: «Сдается внаем».

Тут я не вытерпел и говорю ему:

— Но в конце-то концов так нельзя. Нехорошо, говорю. У меня с вами договор, и двое свидетелей подтвердят, что лавка сдана мне на два года и нет у тебя причины объявление вешать. А что до газеты, то я хотел как лучше сделать, чтоб мир был между нами, а не раздоры. Для тебя, говорю, купил газету.

— Как? Я свою лавку скорей в нужник превращу, цыганам отдам, но пенчовисту — никогда! Слышал? Я этот листок, что ты принес, и щипцами не возьму! Ты понимаешь это, скотина? Вон! Вон!

И не успел я опомниться, как он дал мне пинка в зад и ну кулаками по спине молотить.

Сцепились мы было с ним, но ведь я-то негоден к строевой, санитаром служил, а он — бывший фельдфебель. Все равно что Албания против России. Отдубасил он меня на славу, и дело с концом.

Хорошо еще, Добри-медник в это время вошел и спас меня. Пришел я немного в себя, попил водички и спрашиваю:

— Послушай, Добри, скажи, чем я не угодил этому висельнику, что я напутал? За что он так зверски на меня набросился?

— Напутал ты, Тенко, и здорово напутал, — говорит. — Прокопий старый политикан; ихняя партия как потеряла власть, раскололась на две: на генчовистов и пенчовистов, и обе группы стали издавать по газете «Единодушие». Он генчовист с головы до пят, а ты подсунул ему пенчовистское «Единодушие». Надо было знать, что внести к нему в лавку такую газету все равно что впустить свинью в мечеть. Большую, очень большую ошибку ты сделал.

— Так бы сразу и сказал! Я бы хоть знал, за что мне столько тумаков досталось. Хо-о, так вот в чем дело! Так, значит, он генчовист, а? Ладно! А я вот что тебе скажу: сегодня же запишусь в пенчовисты, и будь что будет! Запишусь и членские взносы заплачу вперед за два года. Так и сделаю, можешь не сомневаться. Попадись мне теперь в руки генчовист, я ему покажу! И начну со своего Генчо. С сына начну. Два часа назад послал его, негодника, купить отрубей для кур, а его еще нет. Пусть только придет, всыплю я ему, будет помнить. Отлуплю и имя переменю. Никаких Генчо, назову Георгием! Пусть только придет!

ДЕЛЕГАЦИЯ

Вот идет, обмотав шею шерстяным шарфом, гражданин Велко Великопостников, идет, торопится и рукой прижимает сверток под мышкой.

Навстречу ему — Колю Колядников.

— Куда ты, сват, так заспешил?

— Домой. Домой иду. Купил кое-что в дорогу, надо отнести.

— В дорогу? Далеко ли собрался?

— В Софию.

— В Софию? Можно ли узнать, по какому случаю?

— Из-за этого акцизного. Уволили его, вот теперь поедем хлопотать за него.

— Из-за акцизного? Неужели ты за такого мошенника будешь заступаться?

— Ну, как тебе сказать… По правде говоря, не столько ради него, сколько по своему делу. Ты ведь знаешь, что мне весной и осенью горло покоя не дает. Железы распухают, и такая боль — терпенья нет. Сколько лет собираюсь съездить в Софию вырезать гланды, но то времени нет, то денег. А сейчас кстати пришлось! К тому же — знакомый он мой, приятелями были, стал упрашивать меня, плакаться. «Только ты, браток, — говорит, — можешь провернуть это дело, и никто другой. Подбери, говорит, делегацию, организуй все как надо и выручай меня, а я…»

— Но ведь ты знаешь, что он преступный тип, взяточник и прочее?

— Знаю-то я знаю, но…

— Что — но?.. Разве это не так?

— Так, конечно, так, но нам ли наводить порядок в этом мире? Кто не крадет, кто не обманывает? А горло, браток, болит и просто душит, слюны не проглотить. Каких я только лекарств не перепробовал и отруби прикладывал — не проходит и не проходит. Дело неотложное. Мне нельзя не ехать в Софию, неужели не понимаешь?

— Ну, если говорить о неотложных делах, то и у меня такие есть. Мне уже целый год незаконно удерживают из пенсии. Писал им, и не раз, и не два — молчат как рыбы. Надо бы справиться на месте. Самому бы съездить туда и уладить, но…

— Что — но? Почему — но? Поедешь без всяких разговоров! И не один, а вместе с нами, с делегацией. Пустяковое дело! Что требуется от нас? Ничего. Собираемся, идем к министру, поторчим у него две-три минуты, а там будь что будет. Разве он обязан слушаться нас? Обязан исполнить нашу просьбу? Нет. Чего же бояться? Тебе даже говорить ничего не придется. А если нас много наберется, можешь к нему даже и не входить. Пойдешь позади, а когда все набьются к нему в кабинет, останешься в коридоре, только и всего. Кто тебя хватится? Да если и хватятся — подумаешь, какое дело! Скажешь, что тебе плохо стало, закружилась голова, и все! Для себя в конце концов поедешь, чего тут раздумывать! Собирайся и едем!

— Не знаю я… Как-то мне все-таки…

— Чего тут знать? Я со вчерашнего дня подбираю делегатов. Акцизный