Карусель - Семен Теодорович Альтов

А если редактор, зевая, пинает автора, чтобы тот уходил, а автор, зевая, пинает редактора, чтобы тот его не пинал, то это уже — ЗНАКИ ПРЕПИНАНИЯ.

Вот возьмем «женщину». Это хорошее слово всегда пишется с каким-нибудь знаком. Настоящий мужчина при слове «женщина» всегда ставит ВОСКЛИЦАТЕЛЬНЫЙ ЗНАК. Пионер — ВОПРОСИТЕЛЬНЫЙ. А пенсионер — ТОЧКУ.

Многие плохо знают и ВРЕМЕНА. К примеру, какое это время: «Я ем. Ты ешь. Он ест»? Правильно — обеденное.

Несколько слов о РО́ДАХ, точнее — о РОДА́Х. Большинство авторов делится на два РОДА: МУЖСКОЙ и ЖЕНСКИЙ. Как же отличить мужского автора от женского? Очень просто. Если поэт, — значит, мужчина. А если поэтесса, — значит, женщина. И так далее. Критик и критикесса. Баснописец и баснописка. Сатирик и сатиричка.

Теперь — о ПЕРЕНОСЕ СЛОВ. Не все знают, как переносить слова. Один переносит их хорошо. Другой — плохо. Третий вообще не переносит слова. Особенно — те слова, которые указывают ему место, в какое он должен идти.

И наконец — о СКЛОНЕНИИ ПО ПАДЕЖАМ. Склонять, как оказалось, умеют все. Причем склоняют не только в редакции, но и выйдя на улицу. Автор склоняет редактора. Мужчина склоняет женщину. Причем мужчина склоняет женщину в двух случаях: когда ему не удалось ее к чему-нибудь склонить и когда ей удалось склонить к этому других мужчин.

Так что внимательно следите за своим языком, потому что, когда распускается язык, вянут уши.

Сказка ни о чем

В некотором царстве, в некотором государстве жил некогда некто. Имени он не имел никакого, а звали его Никто. Ничего-то у него не было, а было у него все не так. Все говорят то, а Никто — это. Все делают так, а Никто — эдак. Все идут туда, а Никто — оттуда.

А царем там был Кое-Кто. Все-то у него было, но кой-чего не хватало.

Вот позвал он Этого Са́мого, Самого́ Этого, Этого-Того и Тому Подобное. И говорит им:

— Так, мол, и так. Идите туда — не знаю куда. Принесите то — не знаю что.

А эти все умели на свете. А знали столько, что и не перечислить сколько.

Вот пошли они туда — все знают куда. Принесли то — все знают что.

А Кое-Кто на них как закричит:

— Так вас растак! Туды вас растуды! На кой мне то — все знают что?

А Никто от нечего делать пошел туда — не знает куда. И принес то — не знает что.

Обрадовался Кое-Кто.

— О! — говорит. — Это самое то! Отныне все будут никто, а ты будешь Кто.

Вот и сказке конец. Кто что-нибудь понял, тот молодец. А кто понял не так, тот слушал ее кое-как!

Аппарат профессора Коро

— Но если никто не виноват, как же объяснить взрыв в лаборатории?

— Это был не взрыв.

— Почему же тогда погиб профессор?

— Он не погиб.

— Где же он?

— В этой комнате.

— Но я вижу только дым.

— Это и есть профессор.

— Нет, так у нас дело не пойдет, — инспектор откинулся на спинку кресла. — Начнем сначала. Итак, вы утверждаете, что в лаборатории никого не было, кроме вас и профессора Коро?

— Совершенно верно, — сказал доктор Сислей.

— Как же произошел взрыв?

— Это был не взрыв, — ответил доктор. — Обычная вспышка, сопровождающая освобожденную энергию.

— Освобожденную от чего?

— От профессора, разумеется. Сейчас его энергии хватает лишь на то, чтобы удерживаться в газообразном состоянии.

— Но, убейте меня, я не понимаю, как он дошел до такого состояния!

— При помощи своего нового аппарата. Человек сначала размягчается, потом разжижается, а потом распыляется.

— А как же обратно?

— Легче легкого! Запоминающее устройство помнит связь атомов твердого профессора, и конденсатор при необходимости сконденсирует его из газообразного.

— Потрясающе! А что дает это изобретение?

— Все! Омолаживание организма, лечение всех болезней, путешествия к иным мирам.

— Гениально придумано! — воскликнул инспектор. — А теперь я скажу, что дает это вам, доктор Сислей. Место заведующего лабораторией! Но сделали вы это топором. Убив профессора, вы растворили его в кислоте и ждали до тех пор, пока он не испарится. А потом имитировали взрыв.

— Но… — возразил было доктор.

— Спокойно! — инспектор перегнулся через стол. — То, что вы не физик, я понял сразу: когда заметил отсутствие крови. Вы химик, Сислей! Не отпирайтесь!

— Да, — прошептал доктор. — Но у меня есть алиби.

— Что ж, — усмехнулся инспектор. — Каждый вправе иметь алиби до прихода полиции. Только без этих штучек!

Но доктор уже щелкнул выключателем… Когда снова зажегся свет, посредине комнаты стоял профессор Коро.

— Рад вас видеть, инспектор! — сказал он.

— Я — тоже, — кивнул инспектор седеющей головой. — Но славы таким путем вам не добиться. Думаете, я не слышал, как вы стояли за дверью и подслушивали? Ваше изобретение — фикция чистейшей воды!

— Не больше, чем ваша должность, — парировал профессор. — Вы не первый агент, которого засылает к нам строительно-разведывательное управление.

— Ложь! — крикнул инспектор, выведенный из равновесия.

— Успокойтесь, — мягко сказал профессор, и его лучистая улыбка осветила инспекторское лицо.

В то же мгновение инспектор вспыхнул и испарился.

— Ну и запах! — поморщился профессор. — Откройте форточку, доктор!

«Юдифь»

Картина «Юдифь» принадлежит кисти неизвестного итальянского художника эпохи Ренессанса Джорджоне. Хотя английские искусствоведы считают, что картину писали двое: Джордж и Джонни.

Тем более что на картине изображены тоже двое: женщина, которая подложила под голову ногу, хотя голова не ее, и голова неопределенного пола.

Чья же она, если не секрет? Легко догадаться: если голова валяется в ногах у женщины, значит, эта голова принадлежит мужчине.

Точнее, принадлежала ему раньше. А теперь голова принадлежит женщине, потому что это она ее первой отрубила.

Мужчину, который потерял от женщины голову, зовут Олоферн. А женщину, у которой все на месте, зовут Юдифь.

У Олоферна из одежды — только меч, а у Юдифи из одежды — украшения и какая-то драпировка, которую накинул на нее художник, чтобы он мог спокойно ее рисовать, а Олоферн мог спокойно ему позировать.

Юдифь поражает своей чистотой: ни капли крови на ее платье. Чистотой Юдифи поражен и Олоферн. «Чисто сработано!» — как бы думает пораженный командир, оставшийся без своего корпуса.

Ни тени волнения на лице Юдифи. И это естественно. У нее с головой все в порядке: прическа не сбита, помада не смазана.

Спокоен и Олоферн. Конечно, он вынужден признать: нет любимого туловища. Но оно ему и не нужно: в мужчине главное — голова, а в женщине — все остальное.

Да, трудно любить человека, который рубит сплеча, а потом целый день стоит на голове! Такая участь ждет каждого, кто влюбляется по уши. Влюбился бы Олоферн по пояс — и