Неорганизованная публика - Александр Николаевич Петрин

и то, и се, а они уж и на шею готовы влезть. Может, вас с ложечки кормить?

И он уехал, показывая, что ему даже смотреть на нас противно.

Пришлось мне самому сесть на велосипед и смотаться за пятнадцать километров в село. Сельпо оказалось закрытым, так как продавец был тоже куда-то мобилизован. Но я вышел из положения, купив у деда Андрея мешочек махорки. Эту махорку мы и курили, а на закрутку отрывали листки от книжки «Эстетика».

В общем-то пахоту мы закончили досрочно, несмотря на то, что к нам еще приезжали юрист-консультант, старушка из госстраха и один малый, который умел проводить сеанс одновременной игры в шахматы.

ВАСЯ ГВОЗДИКОВ И ЕГО УВЛЕЧЕНИЯ

Хорошая жена у моего друга Васи Гвоздикова. Она воспитывает мужа не принуждением, не командованием или, скажем, голым администрированием сверху, а деликатно, исподволь. (А вот моя супруга запретила мне собирать марки и на мой вопрос, почему нельзя этого делать, немного подумав, ответила: «Потому!»)

Как-то повстречал я Васину жену на улице. Она несла авоську, полную коробочек, банок и пузырьков разного размера и неизвестного назначения.

— Что это у вас?

— Химикаты. Вот это — сульфит, это проявитель, это… это… Словом, мы купили Васе фотоаппарат… В их учреждении, знаете, как израсходовали деньги на культнужды? Установили в красном уголке биллиард! А я думаю, пусть лучше сидит дома — проявляет там, закрепляет, верно? Он может и вас сфотографировать. Приходите к нам в воскресенье.

В одно из воскресений я отправился к Гвоздикову.

Он сам открыл мне дверь:

— А, это ты! Здорово! Извини, что руки не подаю: вся в эмульсии. Пальто клади вон туда, где на стульях одежда свалена! Я, брат, шифоньер оборудовал под фотолабораторию: там у меня красный свет и все такое… Лучше бы, конечно, оборудовать в санузле, да соседка у нас, знаешь, старая дева. Не может, видите ли, пользоваться, когда там красный свет: будто вредно влияет на нервную систему…

Стены Васиной комнаты были сплошь увешаны фотографиями, большей частью изображающими какие-то непонятные предметы.

— Вот это у меня ракурсная съемка! — охотно объяснял Гвоздиков. — Здорово, а? Неплохая эмоциональная окраска? Туфля жены во весь формат кадра, свет снизу… Выдержка только взята слишком короткая… Видал в газете мой фотоэтюд с тещи «Беспокойная старость»? Обиделась, переехала жить к сестре, усмотрела в названии какой-то намек… Вообще удивительный есть народ! Кое-кто обижается, когда их снимают с крыши или из-под лестницы…

Тут он взглянул на часы и, извинившись, залез в шифоньер. Сидел он там долго, все время чем-то шурша, наподобие мыши.

Тем временем его супруга угостила меня чаем, пахнущим какой-то химией.

— Это я закрепитель в чашки наливал, — успокоительно отозвался из шифоньера Гвоздиков. — Удивительно стойкий запах, хотя закрепляет не так уж стойко…

Прощаясь, он сказал, что у меня нефотогеничное лицо и с фотографической точки зрения на редкость неинтересное.

Когда через месяц я пришел проведать Гвоздикова, в квартире пахло уже не химикатами, а зверинцем. Возле двери на кухню была привязана собака отвратительного вида. Сквозь белую шерсть у нее просвечивала розовая кожа. Увидев меня, она с ухмылкой облизнулась.

Васина жена, с опаской косясь на собаку, шептала мне:

— Васе ружье купили… Я думаю, будет лучше: отвлечется от этой проклятой фотографии… Здоровый отдых на воздухе, и к столу добавка — утка там или какой-нибудь глухарь…

Сам Гвоздиков работал в поте лица, стараясь при помощи ручных мехов накачать громадную резиновую лодку, установленную в центре столовой.

— Видал, а? — радостно закричал он. — Хорошая штучка? По случаю куплена! Незаменимая вещь!

В это время из коридора раздался голос соседки:

— Василий Павлович! Что же это такое? Вы опять привязали возле кухни свою собаку! Это же невыносимо! Я буду жаловаться!

Гвоздиков сунул мне в руки меха:

— На, покачай! Ну, склочница! Подумать только! Собака ей помешала! А сама поминутно шныряет на кухню — собаку пугает, мне настроение портит!

Он выскочил в коридор и вступил в длительные пререкания с соседкой.

А Васина жена делилась со мной своими новыми горестями:

— Ружье, конечно, оно тянет на свежий воздух. А все-таки жизни не стало с этой охотой… Оказывается, к ружью еще требуются резиновые сапоги, и брезентовый плащ, и просто брезент, и палатка… И всякие там патронташи, ягдташи. А сколько патронов, пистонов, набивалок, чистилок… Да еще со всего города ходят собашники, водят на показ своих собак, а нашу ему привезли откуда-то из Владивостока: она имеет привычку по ночам лаять, а днем выть. Вася говорит, что должно быть наоборот, что она просто не привыкла к разнице во времени… Только ни соседке, ни нам от этого не легче. Вдобавок Вася решил приучить себя вставать на рассвете, до зорьки: ставит будильник на два часа ночи, а соседка, как он зазвонит, вскакивает: думает — телефон… Потом Вася переводит будильник на четыре часа, потом на пять… Словом, кошмар. Теперь он еще собирается купить утку какую-то кряковую. Говорит: буду держать в ванной, в правилах для жильцов не говорится, что нельзя уток держать в ванной. А с дружками собираются пить на охоте какую-то охотничью водку, очень крепкую… Что делать?

И тут меня осенило:

— Знаете что? Купите-ка ему абонемент на футбол!

Месяца через два я снова пошел проведать чету Гвоздиковых.

На этот раз мне открыла жена:

— Васи нет! — сказала она с тяжелым вздохом.

— А где он?

— Как где? На стадионе, конечно. Где ж ему еще быть… Прямо беда!.. Совсем помешался. Ходит, как лунатик, ничем не интересуется… Только и разговору, что, мол, проиграли на кубок, а поэтому следующая игра не состоится, или как-то там наоборот… Пускай бы уж лучше утка в ванной жила… Накопила я денег, купила ему столярный набор — давно он о нем мечтал! Думаю: все, может, дома займется им… Какое! И не глянул… Тут, говорит, сердце разрывается: трех игроков из нашей команды переманивают, а ты лезешь… Теперь вот купила абонемент в филармонию — гастроли московской эстрады — юмор, сатира. Он любитель! Сюрпризом для него и платье себе сшила, может, все вместе и пойдем?..

…Я нашел Гвоздикова на стадионе. Матч давным-давно окончился, трибуны были пусты, моросил дождик, и только кучка футбольных фанатиков толпилась возле столба с репродуктором. В центре ораторствовал Гвоздиков:

— Не-ет! Это вы бросьте! Это не Романов сыграл рукой, это случайно так вышло! Если б Егоров не выбил мяч на угловой, еще бабушка надвое сказала…

— Вася, на московских артистов пойдем?

— Московских артистов? Постой-ка… — Гвоздиков вынул из