«Аристократ» из Вапнярки - Олег Фёдорович Чорногуз

«Такие штаны Карлу Ивановичу. Возраст работай — и не протрутся. Еще и для Демьяна остались бы», — Сидалковский не мог оторвать от них глаз.

— А что это у вас за вертолет? Он что, действительно летает или плавает?

— То и другое, — обнаглел Грак.

— И плавает? — переспросил голова.

— Представьте себе, — вскричал Грак.

— Гм. Любопытно. Государственная или ваша собственная?

— Собственно, — ответил Грак.

— Лозу не режет?

Грака задело за живое (и этот издевается!). Он чуть не разразился гневом.

— Вы не сердитесь. Я серьезно. У нас здесь такие болота, что до лозы никак не доберешься. Вот я и спрашиваю, не режет ли лозы…

— Не режет, зато по воде плавает! Это амфибия.

— Неужели? — голова повернулся к Граку. — Это вы серьезно?

— Совершенно.

— Так, может, этого… вечером… на ондатры поедем? Они на свет идут как зайцы. Из-под фар никогда не пробовали? Как ваши фары?

— Прожекторы. Отсюда до Кобылятина-Турбинного видно. Приставьте к ним пулемет — и уток можно на лету бить.

— Нет, я серьезно, — голова, видно, действительно был любитель пострелять ондатр. — Вы же видите, — он подошел к ружью, стоявшему в углу за сейфом, и подбросил его на руке. — Двенадцатый калибр. Кучность на 350 метров сохраняет. Бельгийский. Еще с войны привез… Так что, договорились? — воспалился голова. — По рукам?

— По рукам. Но одно условие: нам нужны не мертвые, а живые ондатры. Перед тем, как будете производить благородный отстрел во имя сохранения лозы, вы должны с добрый десяток их выловить.

— Чем же мы будем их ловить?

— Сеткой. Великолепной капроновой сеткой со знаком качества с тыльной стороны, — усмехнулся Сидалковский.

— А нутрий вам случайно не нужно? У нас и нутрий чертовски.

— Прежде всего, нам нужны ежи и ондатры. Впрочем, можем прихватить с полдесятка и нутрий. Для нашей науки и нутрии пригодятся…

— Вы что, на них проводите опыты? — переспросил голова.

— Опыты.

— Как на собаках?

— Еще сложнее, — вместо Сидалковского ответил Грак.

— За них будем платить деньгами, можем медью, — Сидалковский посмотрел на Грака. — А можем чистым, еще никем не разбавленным спиртом.

— Сколько ежей вам нужно? — поинтересовался Дмитрий Афанасьевич.

— Тоже не менее десятка, но чтобы штук восемь из них были самцы.

— А как же его к черту определишь?

— А у нас в экспедиции вот товарищ. У него диплом с отличием…

— А-а! Ну, разве что… Институт оканчивали? — обратился он к Граку.

— Берите повыше: академию!

— За этим добром, товарищи, задержки не будет. Ондатр и нутрий у нас пруд пруди. Вы, к слову сказать, ужинали? — поинтересовался голова.

— Еще нет, но собираемся, — ответил Грак.

— Может, вместе?

— Не возражаем, — поднялся Грак. — Но запомните: Сидалковский далекий потомок аристократического рода, и он не может ужинать без двух вещей: без салфеток и без вилок. Руками он ничего не берет: ни рыбы, ни кур.

Сидалковский покачал головой и ничего не сказал: мол, молодец Грак, будут и из него люди.

— Салфетки, ребята, будут. Будет и казенка. Не за этим задержка… Вы мне только устроите хорошую охоту…

После хорошего ужина, который, надо сказать, заменил обоим и обед, Сидалковский категорически отказался участвовать в ондатроубийстве.

— Я не варвар, — сказал он. — А тем более не браконьер. Да и охотиться на ондатр еще рано. Они только подрастающее поколение воспитывают.

Сидалковский остался ночевать в одном из домов, которые в наших селах местным руководителям заменяют гостиницы. Приезжие здесь останавливаются, не заполняя анкет о времени и месте рождения, куда и с какой целью приехал и долго ли ты здесь собираешься быть. Хозяйке, которая заменяет вам и директора, и дежурного администратора, достаточно рекомендации председателя колхоза или сельсовета — и вы можете проводить свое время, может, и не так, как в парижских гостиницах, но, по крайней мере, гораздо дешевле. Впрочем, Сидалковский в Париже никогда не бывал и параллелей провести не мог.

На огромной плите в кухне варился картофель. Рядом шкварчало фирменное блюдо вдовы — яичница с салом. Ни первого, ни второго после хорошего ужина в чайной Сидалковской не воспринимал. Вдова поставила дымящийся картофель с салом на стол.

— Казёнки нет, может, выпьете самогонки или вишневки? — спросила пухленькая мадонна без ребенка на руках. Дитя ее в это время настолько осмелело, что взялось за голову Сидалковского. Сначала приступило к ушам, засовывая зачем-то туда свои пальчики, а потом уже перешло к прически. Ни то, ни другое Сидалковскому не нравилось, но для достижения какой-либо цели или завоевания симпатии он знал, надо идти на жертвы. Поэтому терпел, улыбался и делал вид, что он в эти минуты самый счастливый в мире.

Молодая женщина тоже дарила ему улыбки. Но они были натурально искренни, потому что производились природой, а не перед зеркалом.

— Как он к вам тянется, — говорила она. — Как к своему.

В последних словах Сидалковский почувствовал какие-то далекие и малоприятные для него намеки. Кто-кто, а он знал, что дети взрослых не только сближают, но и удаляют. Ибо они хоть и уменьшают налоги по бездетности, но требуют долголетнего кредита в виде алиментов. А потому поспешил передать сынишку молодицы, объяснив, что до сих пор не может найти общий язык с детьми, чего не скажешь о молоденьких мамах…

РАЗДЕЛ XXIV,

в котором рассказывается о песнях, детстве, жизни как небольшом путешествии, врожденном землекопе, супергении, феноменальной памяти, молочной дымке, божественной деве, подвиге Грака и щедрости Сидалковского

Ночь у Сидалковского прошла в песнях. Где вы видели село в Украине, чтобы там до рассвета не пелись песни? Это пение очаровывало Евграфа, как Одиссея сирены, и он становился мягким, как воск в ушах его спутников.

Ой в лугу криниченька,

Там родниковая водичка…

Сидалковский ходил по хате, невольно напевал эту мелодию, которая впала ему в душу не меньше, чем хозяйка, и рассматривал вышитые полотенца, почему-то напоминавшие далекое детство, родную Вапнярку…

Во дворе просигналила иерихонская труба, собаки в унисон ей подняли такой лай, что Сидалковский испугался, чтобы со стены не сорвались довоенные ходики. Мегацета стояла у ворот, и ей, как и Граку, не терпелось. Евграф критично осмотрел ее корпус и подумал: «Ночь провела на деревенском толоке». Она была так заляпана глиной, землей, соломой и аиром, что Сидалковский даже сравнения для нее не находил.

— Убили двух ондатр, — сообщил возбужденный Грак. — Как раз на шапку.

— Это факт из вашей биографии, — холодно кивнул Сидалковский.

— Но поймали четверых, доктор, и две нутрии.

— Это хуже золота, но лучше ничего, — Сидалковский перепрыгнул через дверцу амфибии,