«Аристократ» из Вапнярки - Олег Фёдорович Чорногуз

— У вас очень длинный язык.

— А нос?

— Еще длиннее.

— Так выходи. Теперь длинные носы в моде. Да и пожалей папу. Он эти деньги почти всю жизнь собирал. Купим фату. Так выйдешь или нет?

— Пихи!

— Что ты пыхтаешь? Говори сразу. Взгляни, денег сколько. Взорваться можно. И все наши. Так как, согласие?

— Согласие, согласие, — улыбалась продавщица. — Откуда ты такой веселый приехал?

— Из Кобылятина-Турбинного. Слышала о таком городе? Там все таки. Словом, ты, юбка, завтра неси заявление в торг, а я через двенадцать дней буду возвращаться, так заберу тебя. В шикарном городе будешь жить.

— А что же завтра? Я еще сегодня заявление подам.

— Тоже правильно. Подавай сегодня. Только смотри, чтоб ждала. Вот и мой друг собирается. Он твою сестру возьмет. Ту, что в кассе. Будем родственниками.

Сидалковский хотел было разозлиться, но передумал. Атмосфера разрядилась. С Граком было легко и свободно. У него получалось все просто и непринужденно. «Наполеончик. Настоящий Наполеончик, — восхищался Евграф. — Нет, у него есть что-то…» Грак ему понравился. А может, это произошло потому, что Сидалковскому по душе пришлась французская булочка? «Из таких получаются хорошие жены, — думал Сидалковский, не спуская с нее глаз. — На такой я бы женился. Обратно ехать — обязательно заеду…»

Девушка почувствовала взгляд Сидалковского и мгновенно умолкла. Стало серьезным и молчаливым. Потом взглянуло на него, опустило свои большие красивые и теплые глаза, а Сидалковский вышел из лавки. В таких влюбляются, видимо, с первого взгляда…

Мегацета встретила его тоже застенчиво, словно спуская свои глаза-фары, похожие на глаза Филарета Карловича.

— Ты чего удрал, доктор? Понравились глаза васильковые?

— С пятаками легче, чем с золотом, — перевел разговор Сидалковский, хотя в душе хотелось поддержать его.

— Должен бы я его. Юбка бы сбыла…

— Вам что, Грак, действительно понравилась продавщица?

— Как и тебе кассирша. Я бы на ней женился, если бы нашел не медяки, а золото. Я не такой, как ты, Сидалковский. Ты на такой не женишься. Ты ведь у нас уже аристократ. Девушка из деревни не для тебя.

— Ошибаетесь, Грак. На такой, как эта кассирша, я женился бы не задумываясь.

— Так за чем задержка? Командировочные у нас есть. Медяки поменяли. Возвращаемся и отгуляем свадьбу. А там, глядишь, и я гонюсь.

— Как у вас все быстро, Грак!

— А чего откладывать?

— А как быть с ондатрами и ежами?

— Болела бы у меня голова. Я их как не наловлю, так на спирт выменяю.

Грач обгонял моторные лодки с такой легкостью как воздушные реактивные лайнеры кукурузников. Сидалковский посмотрел на спидометр.

— Так вы, Грак, до своих ежей не доедете!

— Не бойся, не опрокинемся: река как стрела, а «Мегацета» как платформа.

РАЗДЕЛ XXIII,

в котором рассказывается о Спиридоновке, деде Трифоне, двух оригинальных надписях, едва не потерявших наших героев, телячьих радостях, неожиданном повороте, артели «Искру», лозе и ондатре, деревенской мадонне, гостинице и охоте.

После полудня прибыли в Спиридоновку, оставив далеко позади Харламповку. Над Спиридоновкой висела жара, и единственная продавщица газировки в тот день наливала полные стаканы. От того зноя даже Грак утолщался в диаметре и, как ни странно, не пересох, потому что больше не выделял жидкости в виде пота. Он, кажется, до сих пор не отошел от испуга. Впрочем, давайте вернемся немного назад, к тому месту, где случилось с нашими героями совсем не предусмотренное приключение…

Перед самой Спиридоновкой серебристая лента реки вдруг оборвалась, и дорогу им преградила дамба. Грач едва успел повернуть «Мегацету» налево и выскочить на насыпь. «Стыдливая красавица» с бешеной скоростью понеслась по мостовой. Из-под колес летело ожесточение, стреляя по листьям подорожников и лопухов. Впереди, немного справа, висел большой щит. На нем кто-то очень давно, возможно еще до войны, написал: «ВОДИТЕЛЬ! СЧАСТЛЕННОЙ ДОРОГИ!» А чуть ниже, от руки, вывели: «ВНИМАНИЕ! МОСТ РАЗОБРАН!»

Но ни Грак, ни Сидалковский прочесть этого не могли, потому что не успели. Евграф только успел заметить, что по ту сторону реки раскинулось типичное украинское село со всеми непременными атрибутами: белыми хатками-мазанками в зеленых садах, прудом, аистами гнездами на высохших стволах и лесом телевизионных антенн, а над всем этим высились две пятнами-лишаями. Мегацета вдруг сорвалась с насыпи и повисла в воздухе. Сидалковский закрыл глаза и впитал под себя ноги.

— Пропали мы, доктор, как ежи и ондатры, ни за козлиную душу! — отчаянно крикнул Грак.

«Мегацета», разгоняя своей уродливой тенью диких уток и рыб, как тяжелая гусыня, плюхнулась в воду, самопереключилась и, словно плавающий танк, поплыла на противоположный берег с такой назойливостью, которую проявляет только пес, брошенный неожиданно хозяином с моста в воду. Она не плыла, а будто лезла, подминая под себя камыш и зелье, оставляя за собой длинный зеленый коридор.

Сидалковский сидел растерянный, полностью доверив себя судьбе и малоэстетической «Мегацете», которая, кроме всего, как думалось ему, еще и косит сено и копает картошку. Она остановилась под ольхой и, словно запыхавшись, попыхивала выхлопной трубой. Грак ощупал себя и вдруг расхохотался. Он был цел и невредим.

В жизни взрослых встречаются минуты, когда они неожиданно становятся детьми. Их охватывает такая радость, которую мы чаще называем телячьей. Она ослепляет на время сознание, омрачает разум, и в такие минуты теряется контроль над чувством. Никакая сила не заставит в тот момент взглянуть на себя глазами прохожего, чтобы увидеть свою детскость, устыдиться и перестать дурачить. Это случается чаще всего тогда, когда вместо тыквы вы получаете от любимого поцелуя. Или, ожидая выговора от начальства, получаете вне очереди путевку на курорт. Неожиданно находите деньги, давно считавшиеся потерянными.

У наших героев был совсем другой повод для телячьих радостей: они отдавали богу душу, а тот внезапно оставил им жизнь. Именно в такие минуты и хочется петь, подпрыгивать, перебрасываться через голову, если позволяет возраст и сила, целовать с ног до головы не только вылезшую из ванны любовницу, а даже родную женщину, с которой только вчера собирались расстаться. Поскольку ни жены, ни любовницы у Грака под рукой не было, он бросился в объятия Сидалковского, но Евграф спокойно посоветовал ему обнять «Мегацету»: она этого больше заслуживала.

Неожиданно для себя Грак совсем рядом увидел шалаш, а возле него деда Трифона, имя которого к тому времени он еще не знал. Но это его и не интересовало. Ему хотелось посмеяться над испуганным дедом, который видел, как «Застенчивая красавица» летела с насыпи. Дед Трифон, опытный колхозный