Дмитрий Минаев - Поэты «Искры». Том 2

237. ЗАГОВОР В ЛЕСНОМ

Баллада

Редакция журнала «Полярная звезда» помещается за городом в Лесном.

С волками жить — по-волчьи выть.

Ночь, мороз трещит. На сонныйПарк льет бледный свет луна.Там и здесь — сугроб саженный,Холод, глушь и тишина.

Запушились снегом елки…Непробудно-поздний час…В парке только рыщут волкиИ издатель Салиас.

«Братцы-волки! Не простаяУ меня есть просьба к вам…»И волков сбежалась стая,Удивясь таким словам.

«Позадумал издавать яЗдесь „Полярную звезду“И от вас, о волки-братья,Дорогой услуги жду.

Для изданья не барашкиНужны мне, а волчья рать,Чтоб за икры и за ляжкиЛибералов всех кусать.

Помогите — вы мне любы —Издавать в Лесном журнал:Пусть узнает волчьи зубыСовременный радикал.

Волчий стиль мы все усвоим…Не жалейте же клыков»…И свое согласье с воемИзъявило сто волков.

Не советую на тройке,Господа, скакать в Лесной:Могут кончиться попойкиТам ката́строфой одной.

Либералов вкусно мясо,—Нынче ж кто не либерал? —Так что волки СалиасаВас съедят и — кончен бал.

238. КОРОЛЬ И ШУТ

Король негодует, то взад, то вперед        По зале пустынной шагая;Как раненый зверь, он и мечет и рвет,        Суровые брови сдвигая.

Король негодует: «Что день, то беда!        Отвсюду зловещие вести.Везде лихоимство, лесть, подкуп, вражда,        Ни в ком нет ни правды, ни чести…

Поджоги, убийства, разврат, грабежи,        Иуда сидит на Иуде…»Король обратился к шуту: «О, скажи:        Куда делись честные люди?»

И шут засмеялся: «Ах ты, чудодей!        Очистив весь край понемногу,Ты в ссылку отправил всех честных людей        И — сам поднимаешь тревогу!»

239. ИЗ И. АКСАКОВА

(СМ. ПОСЛЕДНИЙ № «РУСИ»)

Еду. Спереди и сзадиЛишь поля одни встают.«Ну, пошел же, бога ради!Покажи лошадкам кнут».

Полетела птицей тройка…Шел с котомкой за спинойВпереди мальчишка бойко.«Стой, ямщик! Куда, родной,

Пробираешься?» — «Не близко:В город…» — «Этакий сверчокИ один идет! Садись-каТы ко мне на облучок.

Подвезу». Присел парнишка.«Что в котомке ты несешь?»— «Две рубашки в ней да книжка.Я иду учиться». — «Что ж,

Будешь писарем, быть может».— «Поучившись шесть-семь лет,Попаду, коль бог поможет,Даже в университет».

«Что-о? Как? В университетеХочешь быть ты, мальчуган?..Вот о чем мечтают детиДобрых наших поселян!..

Боже, это уже слишком!..У меня зудит рука…Помогать таким мальчишкамНе хочу… Прочь с облучка

И ступай пешком… ПроселкиКаковы у нас?.. Разврат!..Погоняй, ямщик! Хоть волкиПусть его здесь заедят».

240–241. ПЕСНИ О РОЗГАХ

1. «Во поле березынька стояла…»

Во поле березынька стояла,Во поле кудрявая стонала:«Некому кудрявой защитити,Не к кому прибегнуть мне к защите;Вновь на каждом листике березыВыступают, словно жемчуг, слезыОт беды — невзгоды неминучей,И опять зовут меня „плакучей“.Тошно мне! Настали дни иные.Публицисты — люди озорные,Соблазнившись строгостью острогов,Уськают российских педагоговИ, назад указывая путь им,Голосят: „Вернитесь снова к прутьям,Прибегайте — и почаще — к розгам:Только розги могут детским мозгомУправлять, как руль, в житейском море,—А не то с детьми вам будет горе.Им нужна „березовая каша“;Эта каша — мать родная наша…Вырубайте же березки по проселкамИ детей порите с чувством, с толком,С расстановкою, приличной делу:Всё, что больно молодому телу,То смиряет детский ум строптивый,Так что мальчик резвый и ленивый,Только из боязни жгучей боли,Даст зарок не баловаться боле“».

Так береза во поле стоналаИ, роняя слезы, причитала;Смысл речей был жалобен и горек,А Суворин, в руку взяв топорик,Подрубал «плакучие» березкиИ, отправив в собственной повозкеВ город их, в своей конторе дажеВыставил для розничной продажи.

2. «О Незнакомец! Вы учеников-птенцов…»

О Незнакомец! Вы учеников-птенцовСечь предлагаете с развязностью привычной                    И пользы ждете необычнойОт розог и от их классических рубцов.О Незнакомец! Вам поэму в сотню тысяч         Строк посвящу… Да что! Поэма — вздор…Я с удовольствием готов бы был вас высечь…         Из мрамора, когда б я был скульпто́р.

242. ПОВЕТРИЕ

Имея пломбу от Европы,Нетрудно гением прослыть;Всегда найдутся остолопы,Чтоб приговор такой скрепить.

«Он человек великий!» — частоМы слышим их табунный крик.Глупцы решили так, и — баста!Он потому для них велик,

Что, на колени ставши, снизуВверх на него они глядят,Но если рабскому капризуОни служить не захотят,

То, вставши на ноги и простоВзглянув, узнают в миг один,Что незначительного ростаИх изумлявший господин.

Теперь же обратили в идолОни его, плетут венки,—Но аттестат единый выдалИм, верно, сам он: «Дураки!»

243. НАПРАСНЫЕ ОПАСЕНИЯ

Мы, люди старого закала,Смотря, как мир идет вперед,Скорбим и сетуем немало,Что обновился жизни ход,Что изменились люди, нравы,Черты нет прежней ни одной,—Но в этом мы, друзья, не правы:Всё тот же он, наш край родной.

Как старовер журнальной лиги,Смотрю кругом я без забот:У жизни, как у старой книги,Лишь обновился переплет.Под неизменным зодиакомЖивет и дышит божья тварь,И под блестящим, новым лакомЕще сквозит родная старь.

В столицах и в глуши уездаВсё те же блага старины,Лишь не с парадного подъезда,А с заднего крыльца должныМы в бытовые наши гнездаВступать в родимой стороне,Где все мы рано или поздноВернемся к прошлому вполне.

Прогресса ширмы лишь для видуСкрывают наш старинный быт,Но он не даст себя в обиду,За дело предков постоит,Не променяет идеала,Которому служил века,И — поскобливши либерала,Мы в нем найдем крепостника.

Держась за старые порядки,Мы противу рожна не прем;Где нужно, предлагаем взятки,Где можно, сами их берем;Не отрицая просвещенья,Имеем в сердце божий страхИ выставляем в день крещеньяКресты на всех своих дверях.

Любая пришлая химераУ нас мутит одних детей;Мы любим почитать ВольтераИ верим в леших и в чертей;Заботясь о домашнем мире,Просыпав соль, скрываем вздохИ изумляемся, в квартиреНе находя клопов и блох.

Идеи западные с толкуНе сбили нашу «соль земли»,И ту же «Северную пчелку»Мы в «Новом времени» нашли.В его любой заглянешь нумерИ крикнешь радостно всегда:«Булгарин жив, и Греч не умер!»Чего ж еще вам, господа?!.

244. НА МОРСКОМ БЕРЕГУ