Заклинатель снега - Эрин Дум

нас медленно опускалась тишина. Воздух рассыпался на миллион белых хлопьев. Танцующие спирали окутали нас, как заклинание, останавливая время и наше дыхание. Мы сцепили наши взгляды в замок, окруженные тихим волшебством и не имея возможности поступить иначе.

Теперь на его лице больше не было злости. Она исчезла.

Мейсон никогда не видел снега. Он только мечтал об этом. И теперь, когда снежинки кружил вокруг него и он мог полюбоваться этим чарующим волшебством, мое сердце дрогнуло, потому что он смотрел только на меня.

Во время этого действа природы он смотрел только на меня. В мире, увидеть который он мечтал в детстве, который он так часто себе представлял, он смотрел только на меня.

Снег моей земли сиял на моей коже, и Мейсон потерялся в моем взгляде, он смотрел на меня так, словно он был небом, а я – его рассветом. Словно я родилась с этими хлопьями в волосах, с инеем между ресницами, неся на себе чистоту льда.

И когда на моих губах растаяла снежинка, он поднял руку и стер зиму с моего лица.

Моя решимость тоже начала таять, я вдруг почувствовала, как сильно все это время мне не хватало его прикосновений.

Сердце таяло, а душа тянулась к нему. Его дыхание было на моих губах; пульс колотился в горле, и… Меня охватил ужас, я с силой оттолкнула его.

Мейсон отступил. Он смотрел на меня, задыхаясь, и я поняла, что тоже задыхаюсь.

В груди билось испуганное сердце. Нет. Не надо снова. Ты уже все у меня забрал. И сердце тоже.

Я повернулась к нему спиной и быстро поднялась по трем деревянным ступеням крыльца. Открыла дверь и почувствовала, как его присутствие наполнило дом, когда он вошел вслед за мной.

– Айви!

– Одеяла в комоде. Сегодня ты можешь переночевать здесь.

Я оставила ружье возле вешалки и сняла куртку.

– Если ты голодный, то в кухонном шкафу найдешь печенье, хлеб и арахисовое масло. В холодильнике тоже что-то есть. Бери, что хочешь.

Я ушла в папину комнату и заперлась там. В груди бушевала буря, которая не давала мне покоя. Я прижалась к деревянной двери, прерывисто дыша. Моя броня трещала по швам. Я не могла ему противостоять.

Он снова пробирался в меня, найдя место, где у меня образовалась трещина. В тишине мне показалось, что я услышала приближающиеся шаги. Они остановились по ту сторону двери, и что-то мягко скользнуло по ее деревянной поверхности.

Достаточно только открыть. Достаточно только впустить его снова. И тогда он забрал бы мое сердце, не спрашивая разрешения, и тогда я смогла бы прекратить эту борьбу. Достаточно покинуть эту комнату. Но тогда… у меня уже не было бы сил оглядываться назад.

Мне всегда нравилось здесь отдыхать. В папиной комнате я чувствовала себя в безопасности. Я любила спать в мягком свитере и шерстяных гольфах, укутавшись в пуховое одеяло. Такое прекрасное, знакомое ощущение.

Однако на следующее утро я проснулась с колотящимся сердцем и смятением в душе.

Дверь комнаты все время звала меня. Она преследовала меня даже во сне, открывая передо мной пороги, через которые я не могла переступить из трусости.

Я села на край кровати и провела рукой по волосам. Подтянула кремовые гольфы, которые за ночь съехали на щиколотки, и вздохнула, прежде чем выйти из комнаты.

Я прошла по небольшому коридору, отделявшему спальни от гостиной, и остановилась на пороге.

Гостиную заливал яркий свет. Он казался почти молочным и врывался в окна вместе с ослепительным пейзажем: снаружи, застилая все вокруг, бесшумно падали крупные снежинки.

Мейсон стоял, облокотившись на кухонный остров, и смотрел на улицу. На нем был папин свитер. Я совсем забыла о разбитом окне возле камина. Наверное, свитер лежал в комоде вместе с одеялами.

Я любовалась Мейсоном и чувствовала, как в моей груди распускается горячий цветок, щекоча меня своими маленькими корешками.

Синий цвет красиво смотрелся на его загорелой коже, создавал гармоничный и интригующий контраст. Мне всегда нравился этот свитер, и видеть его на Мейсоне было особенно приятно.

В этот момент он повернулся. Его взгляд скользнул по моим растрепанным волосам, по светлому свитеру, закрывающему бедра, и, наконец, по мягким гольфам.

У Мейсона на шее натянулась жилка, когда он наклонил голову и его глаза с жадностью впились в меня.

В этот момент я увидела, что он держит в руке, и приподняла брови. Я медленно двинулась к нему, продолжая цепко держать его взгляд своим взглядом. Я шла к нему бесшумными шагами, пока наконец не остановилась на расстоянии ладони от его красивого тела. Тогда я подняла руку и, пристально глядя на него, сообщила:

– Это мое.

Я взяла чашку из его пальцев, и Мейсон лукаво сощурился, когда я поднесла ее к губам под его раскаленным взглядом.

Он обжег меня, когда я повернулась и пошла обратно в папину комнату. Там я переоделась в теплую фуфайку, мягкий синий джемпер с большими пуговицами, немного великоватый в плечах, и узкие шерстяные брюки. Надела ботинки и перфорированные перчатки, затем пошла к двери и взяла ружье.

– У меня скоро самолет.

Я остановилась. Его голос проник глубоко в мою грудь.

– Это тот же рейс, которым ты прилетела в Калифорнию.

Через несколько мгновений я услышала его шаги. Они звали меня за собой, и я ненавидела их за это. Они очаровывали мое сердце и склоняли его на свою сторону.

– Я знаю, что это не та жизнь, какую ты хочешь для себя.

– Ты ничего не знаешь о том, чего я действительно хочу, – прошептала я.

Я внезапно почувствовала себя беззащитной, как будто он мог видеть меня насквозь.

– Тогда скажи мне, что я ошибаюсь.

Я не понимала, что происходит. Моя душа как будто знала, что он говорит правду.

Мейсон подошел ближе.

– Ты знаешь, что это так.

– Какого ответа ты от меня ждешь? – не оборачиваясь, с обидой в голосе сказала я. – Что именно ты хочешь услышать? Тебе больше не нужно притворяться, Мейсон. В этом нет смысла.

Я нашла в себе силы продолжить идти, куда собиралась. Открыла дверь, испытывая отчаянную потребность выбраться отсюда, и ахнула, когда Мейсон схватил меня за локоть. Он захлопнул дверь и притянул меня к себе, сжигая нервное напряжение.

– Притворяться? – повторил он язвительным тоном. – Думаешь, я проделал весь этот путь, чтобы притворяться?

Я выдержала его яростный взгляд, и мой молчаливый ответ вызвал в нем изумление и растерянность. Что-то произошло, что-то, чего я никогда не видела: в его радужках