На Харроу-Хилл - Джон Вердон

С лёгким кивком удовлетворения она перевела взгляд на невысокого темноволосого мужчину — тот воспринял это как приглашение говорить.

— Итак, детектив, — проговорил он своим хрипом, — что вас интересует?

— Любые детали. Друзья? Посетители? О чём говорил? Чем занимался? Как умер?

— С «друзьями» просто. Их не было. То же — с посетителями.

— До самого конца, — добавила рыжая.

— Я дойду до этого, Кларисса. Не подгоняй, — проворчал он и повернулся к Гурни. — Что там ещё?

— О чём он говорил?

— Ещё проще. Ни о чём. Ни с кем. Ни слова.

— До самого конца, — снова вставила Кларисса.

— Да, но и тогда — немного. И мы не знаем, что именно. Почему ты меня всё время перебиваешь?

Она проигнорировала упрёк.

— Что ещё? — спросил он у Гурни.

— Как проводил время?

— Телевизор.

— Мы этого не знаем, — отрезала Кларисса.

— Знаем. Он гудел по восемнадцать часов в сутки.

— С чего ты взял, что он смотрел, Джордж?

— Иначе зачем бы он включал эту чёртову штуку?

— Некоторые любят просто фон — голоса. Как компания.

Он вернулся к Гурни:

— У вас есть ещё вопросы?

— Как он умер? Он ведь не старик был.

— Не особо. Лет сорок, сорок два.

— Может, сорок четыре, сорок пять, — добавила Кларисса. — Но пил запоями.

— Откуда вы знаете? — спросил Гурни.

— Бутылки из‑под водки в мусорке. И на улице мы его видели только когда он шёл в «Гаффи Ликерс». У человека были проблемы.

— Грязное прошлое, — кивнул Джордж. — Позже узнали. Девочка — вдвое младше. Ему повезло, что в тюрьму не загремел. Там таких не жалуют.

— Как узнали про ту историю в Ларчфилде?

— Не помню. Кажется, через знакомых: кто‑то, кого‑то знал в Ларчфилде. Так, Кларисса? — когда ответа не последовало, он продолжил: — В общем, слух пошёл. И имя услышали — Хэнли Баллок. Решили: двух таких быть не может. Вот и всё. Но это было уже после его смерти.

— И умер он… как именно?

— Тут начинается самое странное, — сказал Джордж.

— Странное и липкое, — уточнила Кларисса.

— Однажды заявился здоровяк. На чёрном мотоцикле. Расспрашивал всех подряд, не знают ли Хэнли Баллока.

— Это было ещё до того, как мы услышали про Ларчфилд, — вставила Кларисса.

— Сказал, что кузен Хэнли, знает, что тот живёт в Криктоне, решил заехать, поздороваться. Мы дали ему номер квартиры.

— Насколько помню, — возразила Кларисса, — номер ему подсказала Труди из антикварной лавки.

— Кто бы ни подсказал, он узнал номер и поднялся к нему. Вскоре заиграло радио — кантри. Играло часами. И голос здоровяка мы слышали — они громко смеялись.

— Вы живёте в том же доме? — уточнил Гурни.

— Да. Дом наш. Могу долго рассказывать о плюсах и минусах. Слышишь многое — хочешь ты этого или нет. Чаще — не хочешь.

— Имя этого здоровяка запомнили?

— Нет. А ты, Кларисса?

Она нахмурилась, словно от усилия.

— Какое‑то «кантри‑имя», — наконец произнесла. — Но какое — не скажу. Это ж лет десять назад было.

— Ладно, — обратился Гурни к Джорджу. — Значит, вы слышали музыку у Баллока, слышали смех?

— Музыку — да. И как здоровяк время от времени ржал. Чтобы смеялся Хэнли, я кажется, ни разу не слышал — ни тогда, ни вообще.

— Долго это длилось?

— Весь день — и до поздней ночи. А утром — тишина. Часов в двенадцать к дому подъехала навороченная машина. Я видел из окна. Вышел маленький щёголь с чёрным докторским саквояжем и вошёл в подъезд. Я подумал: что ещё за напасть? Пошёл следом, догнал у лестницы. Он сказал, что врач, ему звонили по поводу мистера Баллока. Я сказал номер квартиры, и он поднялся. Полчаса спустя вышел, зашёл к нам в гастроном и спросил, какие у меня отношения с мистером Баллоком. Я ответил: никаких, он просто арендатор. Врач сказал, что с сожалением сообщает: у мистера Баллока было два сердечных приступа, второй — на его глазах, он готов подписать свидетельство о смерти. А так как двоюродный брат покойного присутствовал и готов взять на себя заботы о вывозе тела, проблем у меня не будет. Собственно, мол, уже звонок сделан — машина для вывоза в пути. Так и сказал: «машина для вывоза».

— Как спустили тело по лестнице? — спросил Гурни.

— Помнишь, Кларисса?

— В мешке для трупов, как по телевизору, с ручками. Несли вдвоём — здоровяк и «доктор». Кто‑то подъехал на катафалке — на той самой «машине для перевозки», как выразился врач. Погрузили — и уехали. Здоровяк — на мотоцикле, доктор — в своей блестящей чёрной машине, а мистер Баллок — в катафалке.

— Минуту назад вы говорили, что во всём этом было что‑то странное. Что именно?

— Скорее, ощущение, — сказала Кларисса и посмотрела на мужа. — Ты бы как это назвал?

— Как быстро всё провернули. Вчера — жив, утром — мёртв, ещё час — и уже покидает город в заднем отсеке катафалка. И тишина. Ни некролога, ничего. Будто и не жил тут никто в квартире 2А.

Кларисса кивнула:

— Всё было слишком быстро. Все спешили. Я сказала этому бородачу, «кузену», что Баллок месяц как не платит. Он спросил сумму, достал кошелёк и отдал наличными. Даже квитанцию не попросил. Тогда меня это не тревожило — честно, звучит некрасиво, но я лишь хотела, чтобы это чёртово тело поскорее убрали. А потом задумалась: почему, к лешему, вся эта спешка?

— Любопытно, — сказал Гурни. — Значит, в вывозе участвовали трое: бородач на мотоцикле, врач и водитель катафалка. Понимаю, прошло много лет, но попытайтесь их «увидеть» ещё раз. Любые детали. Даже мелочи.

Они переглянулись. Первой заговорила Кларисса:

— Здоровяк — высокий, метр восемьдесят, может чуть больше. Кожаная чёрная куртка. Большая борода. Глаза мутные. Водитель катафалка… — она задумалась. — Худощавый, с залысинами. На вид за сорок. Может, ровесник Баллока. Тебе что‑то вспоминается, Джордж?

Он покачал головой.

— А вот «доктор»? — спросил Гурни.

Она крепко зажмурилась, словно вновь вызывая образ:

— Кажется, ростом с меня. Помню, что смотрела на него прямо, не