На Харроу-Хилл - Джон Вердон

врагов Ангуса. Хильда Рассел говорила, что Ангус жертвовал церкви Ганта крупные суммы. Возможно, платил за услуги ещё и в вычетах выигрывал.

— Боже. Ты правда считаешь, что преподобный — киллер?

— Считаю, что мог быть. Примечательно, что он внёс залог за одного из «патриархов», потенциально опасного, — и с тех пор его никто не видел.

— Что может означать, что он проводит время на каком-нибудь пляже, с парочкой проституток.

— Вполне. Но я полагаю, что его убили.

— Потому что слишком много знал?

— Потому что мог связать «Патриархов Ганта» с вооружённым налётом на дом Селены Карсен.

Марика принесла кофе. Хардвику потребовалась пауза, чтобы сменить тему:

— Делился этим с Морганом?

Гурни покачал головой:

— Морган не хочет сложностей. Ему нужна простая история: зло повержено, мир восстановлен. Никаких сомнений, никаких вопросов, никаких помех.

Хардвик цокнул языком:

— Слушай, я не говорю, что стоит влезать в историю с Баллоком, но, если влезать — с чего бы ты начал?

Гурни улыбнулся:

— Попросил бы кое‑кого с лицензией частника и с хорошими связями в округе выяснить, был ли у Баллока крупный бородатый кузен‑байкер.

— Такая тупая «ходилка» слишком скучна для гения вроде тебя?

— Я всё ещё числюсь в полиции Ларчфилда. Кто‑нибудь может позвонить проверить. Не хочу, чтобы Морган знал, что я продолжаю копаться в закрытом деле.

Хардвик бросил взгляд, означающий «ты мне должен», и спросил:

— Флакко вспомнили имя «доктора»?

— Нет.

— И имя «кузена»?

— Тоже нет. Возможно, начинать стоит с бывшей жены Баллока.

— Естественно, ты дашь мне её имя и контакты?

— Это лишит меня удовольствия.

— Я чего-то не улавливаю, — Хардвик уставился в кружку. — Какое отношение смерть Баллока имеет к тому, что Ангусу через десяток лет перерезали горло?

— Может, никакого. Но возможная причастность Ганта к истории с Баллоком — лишь одна из странностей, не дающих мне спать.

— О каких ещё, мать их, странностях речь?

— Телефон Асперна так и не нашли. А Морган, упрямо стремясь закрыть дело, не поощряет его поиски.

— И из‑за этого ты не спишь?

— Не только. Асперн ездит на БМВ 530e. Несколько дней назад на дверях моего сарая кровью одной из жертв вывели послание. Проживающий рядом парень видел, похожую машину. Почти уверен: 530e. И у сарая нашли следы протектора, совпадающие с пятой серией.

— То есть ты думаешь, это был Асперн?

— На это похоже.

— Тогда в чём загвоздка?

— В соотношении риска и выгоды. Асперн не был идиотом. Зачем так подставляться: возить в машине кровь жертвы, оставлять следы шин у меня на участке? Ради чего? Чтобы заставить меня подумать, будто это сделал Билли Тейт? Цена риска не соответствует выигрышу.

— Возможно, Асперн был куда более сумасшедшим, чем ты предполагаешь.

Гурни вздохнул, не убеждённый:

— Мадлен сказала, что я, возможно, не понимаю его истинной цели. Может, в её масштабе это и стоило высокого риска.

— И Морган…

— Морган не желает об этом и слышать.

Лицо Хардвика перекосилось:

— Думаешь, он того… знает больше, чем говорит?

— Никогда раньше так не думал. И сейчас не хочу. Но его решимость всё это прикопать — каменная. И сама по себе превращается в ещё одного ночного демона.

Они помолчали, разглядывая свои чашки. Хардвик наконец поднял взгляд:

— История с Баллоком. Что сподвигло тебя её копать?

— Любопытство к Лоринде. Помимо нескольких очевидных штрихов, она меня обескураживает. Хотел найти кого‑то, кто знает её лучше тех, с кем я говорил до сих пор.

К моменту, когда Гурни вернулся на Уолнат‑Кроссинг, погода снова переменилась. Небо очистилось, трава подсыхала на полуденном солнце, куры азартно клевали кукурузу, которую Мадлен с утра ссыпала в загон, а над низким пастбищем кружили ласточки.

Он поставил ноутбук на маленький столик во внутреннем дворике и начал вновь перебирать записи с камер и фотографии с мест — в поисках любой странности, неожиданности, противоречия.

Час ушёл на просмотр всех файлов по хронологии. Затем он вернулся к видео, где Тейт выбирается из камеры хранения и где он плутает по моргу. После — к записи, где Асперн, переодетый Тейтом, приближается к оранжерее.

Его поразила скрупулёзность маскарада: Асперн копировал замедленную походку Тейта, его сутулость — вероятно, подглядел на слитой в «РАМ‑ТВ» записи. В глаза бросались белые шнурки на кроссовках: те же, что и на самом Тейте в первом видео и на Асперне, замаскированном, — во втором. На втором ролике носовые петли казались заметно меньше — впрочем, деталь настолько мелкая, что даже Асперн мог ею пренебречь.

Он перелистал статичные кадры тела Асперна на полу оранжереи в окровавленной одежде Тейта: дюжина снимков лицом вниз и дюжина — после переворота для осмотра и констатации смерти.

Там банты на шнурках выглядели крупнее, чем, по меньшей мере, на одном из двух предыдущих видео. Он сверил ещё раз. Так и было: на фото банты больше, чем на записи его приближения к дому.

Смысла в этом не было — разве что Асперн, пока шёл по лужайке или уже в теплице, присел подтянуть шнурки. Зачем? Этот человек шёл перерезать женщине горло, неся в кармане чужую отрубленную руку. Остановился бы он ради бантиков?

Значит, либо завязал, либо нет. Если он не завязывал — то, кто завязал? И зачем?

Звонок прервал ход мысли.

Это был Словак.

— Простите, что отвлекаю, сэр. Хотел убедиться, что вы в курсе насчёт Кэрол Морган. Она скончалась, сегодня утром.

— Господи… Как Майк?

— Не знаю. Думаю, он дома.

— Ладно. Спасибо, что сообщили.

Гурни опустил телефон на стол и уставился на пастбище. Для следователя смерть — привычный спутник. Холодный взгляд на неё — часть ремесла. Но эта смерть была иной: удар пришёлся туда, где его профессиональная броня не достаёт, в ту скрытую часть, что откликается не анализом, а болью.

Он снова взял телефон и набрал Моргана.

— Да? — голос прерывался.

— Майк, я только что узнал о Кэрол. Очень сочувствую.

— Кто это?

— Дэйв Гурни.

— Понятно.

— Как ты? Держишься?

— Что? Нет. Не очень.

— Могу чем‑то помочь? Что‑то нужно?

— Нет.

— Уверен?

Он молчал.

— Майк?

Послышался звук — сдавленное рыдание. Или кашель.

Гурни ждал.

— Она не знала, кто я, Дэйв. Я стоял у кровати. Она открыла глаза, посмотрела на меня: «Кто