Нелюбимые - Дмитрий Болдин

class="p">— Ты всегда был слишком доверчивый. Я очень хочу, чтобы ты был просто счастлив.

— Мам? Я тебе хотел сказать кое-что, но боюсь, что это тебя расстроит сильно.

— Да говори уже. Я же знала, что разговор будет непростой.

— Мы с Аней уедем отсюда.

— Когда? — Мама поворачивается в мою сторону и грустно смотрит мне прямо в глаза.

— Я сегодня улечу.

— Ох, сынок, снова оставишь меня тут одну? Да уж…

— Мам, — прижимаюсь к ней и кладу голову на плечо, — так нам с Аней будет лучше после всего, что произошло. Мы вместе приняли это решение.

— Решение решением, а что у тебя с деньгами? Сколько тебе нужно?

— За это не переживай, все есть. Просто не волнуйся об этом.

— Ну, сейчас есть, завтра нет. Я тебе дам денег.

— Мам, не надо, я уже не маленький.

Мама тушит сигарету о край скамейки.

— В ­этом-то вся и грусть, что уже не маленький. Маленький бы ты никуда не смог от меня уехать.

— Я буду приезжать часто, и каждый вечер будем созваниваться. Я тебе обещаю.

— Да это понятно. — Мама чуть качает ногой, рассматривая носы своих туфель. — Но мне будет грустно, что все тут, а ты нет. Только вернулся недавно, и вот снова. Но у тебя своя жизнь.

— Мне самому трудно. Как мне сделать лучше, подскажи.

— Ты знаешь, — мама вздыхает, — я даже не знаю, честно тебе скажу. Но если ты считаешь, что так ты поступаешь верно, — так и поступай. Я же не могу тебя отговорить. А то вдруг сейчас отговорю, а ты потом будешь об этом жалеть.

— Да не буду. Ты же моя мама, как я могу тебя не послушать?

— Ну что мне на тебя давить, тебе этого и так хватает в жизни, а тут еще я. Просто знай: если будет плохо — я всегда рядом, ты только будь на связи. Меня больше волнует, чтобы у тебя не было трудностей с деньгами и чтобы было на что поесть, где жить, ну и так далее.

— Все есть, мам. Если ­что-то понадобится, я сразу напишу тебе, не волнуйся.

— И куда вы хоть уезжаете? — спрашивает мама и обнимает меня.

— В Италию Аня хотела.

— Там хорошо, мне там нравится. А жить где будете?

— Я сниму жилье.

— А работать где ты там будешь?

— Я устроюсь в издательский дом и буду заниматься тем же, чем и здесь, — говорю я, чтобы мама не волновалась еще сильнее.

— Ты уже навел справки?

— Угу, — киваю и прижимаюсь к ней крепче.

— У меня там много подруг, может, я им позвоню, точно помогут со всем.

— Мам, не надо. Все будет хорошо. Но если понадобится, я сразу тебе напишу, — успокаиваю я ее.

— Упертый ты, конечно, сынуль. Раньше таким не был. С А­ней-то успеешь познакомить, пока я еще жива?

— Ну хватит, — чуть приподнимаю голову и смотрю на маму. — Что ты такое говоришь? Конечно познакомлю. Мы приедем сюда, или ты вдруг прилетишь в Италию. Ты же еще…

— Что еще? — Мама поворачивается ко мне и ждет продолжения.

— Ты станешь бабушкой, мам.

— Ух, — успевает произнести мама и сразу же начинает плакать.

Я принимаюсь ее успокаивать, но она от этого плачет еще сильнее. Ее тело содрогается, и каждый раз, когда она утирает глаза, кладет свою мокрую ладонь в мою руку и сильно ее сжимает. Когда я в очередной раз прошу ее не плакать, мама смахивает слезу рукой и просто произносит:

— И снова я здесь. А ты уже взрослый.

К­акое-то время мы сидим на скамейке, и я долго рассказываю о нас с Аней. Мама дает много советов, как и что нам делать, и умоляет, чтобы я держал ее в курсе всего, что будет происходить в нашей жизни. Я обещаю, что по вечерам буду ей писать и присылать фотографии, несколько раз прошу не беспокоиться за меня. Каждый раз на этой фразе я поправляю себя и произношу, чтобы не волновалась за нас. Потом мама начинает вспоминать мое детство и бабушку с дедушкой. Когда рассказывает о том, как я чуть не устроил пожар в их доме, она смеется и просит еще одну сигарету. Вдруг она сильно прижимает меня к себе и тихо шепчет на ухо, чтобы я никогда о ней не забывал и сейчас не обращал внимания на ее эмоции. Когда мы оба собираемся уходить, мама снова оглядывает двор и машет рукой в окна на третьем этаже. Я напоминаю, что она должна была предупредить водителя, но мама говорит, что прогуляется немного одна, а потом обязательно ему позвонит. Она дожидается моего такси, целует меня в щеку и остается на месте, постепенно превращаясь в маленькую точку в окне. Машина сворачивает на Садовое — я ее больше не вижу. И закрываю глаза.

***

На несколько звонков Лехе автоматический голос отвечает, что абонент в сети не зарегистрирован, а в верхней строчке телеграма высвечивается, что он не заходил в сеть больше суток. Я просматриваю все новостные каналы и сайты, но ничего страшного не нахожу, отчего мне становится чуточку легче, но не настолько, чтобы мысли обо всем, что я узнал, просто ушли из моей головы. Один раз я прошу таксиста подвезти к подъезду дома Лехи и, не заметив там ничего подозрительного, не поднимаюсь на этаж и не звоню в дверь — уезжаю дальше. Когда такси привозит меня к Сити, я прошу Алису впустить меня. Она отвечает, что нет проблем и что я всегда могу зайти сам, ведь ключи у меня есть.

Я обнаруживаю Алису в ­каком-то сонном состоянии, и она с порога интересуется у меня, куда пропал Леха и не видел ли я его недавно. Мне хочется рассказать обо всем, что произошло в его квартире, но я смотрю на Алису, стоящую в вытянутой майке с надписью SUEDE, и просто сообщаю, что ни с кем не виделся, а потом добавляю, что улетаю. Алиса берет капсулу с кофе и отправляет ее в кофемашину, а когда та начинает громко жужжать, то она говорит, что ей грустно оттого, что нельзя вернуться в прошлое и ­что-то в нем изменить так, чтобы такого настоящего, как случилось с нами, не произошло. Я сажусь на диван и смотрю на стену, на которой еще недавно висела фотография, а сейчас там ничего, а затем Алиса приносит мне стакан с кофе, ложится рядом и говорит, что все время хочет спать, но никак не может уснуть. Она рассказывает, что ее отец перевел ей на карту много денег и сказал, чтобы она никогда ни о чем не жалела. Алиса говорит монотонным голосом и не проявляет никаких эмоций. Я смотрю на пепельницу на столе и замечаю, что она блестяще-­чистая, а потом понимаю, что в квартире не пахнет ни табаком, ни травой, и Алиса, возможно, ничего не принимала, а когда обращаю внимание на то, что дома нет даже пакетов с мусором, то начинаю думать о том, что, возможно, она даже не ела. Я спрашиваю ее, чем она позавтракала; в ответ на это Алиса вытягивает ноги и долго молчит, а потом просто говорит, что спустилась в кофейню и ­что-то съела, но не помнит что.

В гардеробной я достаю свой дорожный чемодан стального цвета и бросаю в него нижнее белье, носки, пару джинсов, худи и одну ветровку, которую ­когда-то покупал вместе с Алисой в Риме и которую надевал всего раз, когда там пошел сильный дождь. В одном из карманов нахожу два неиспользованных билета в Ватикан и сажусь на пол. Я сжимаю их в кулак и вспоминаю, что в тот раз мы с Алисой никуда не пошли, потому что просто захотели остаться в номере отеля, решив смотреть весь вечер сериалы, есть и ничего больше не делать. Я вспоминаю тот день, и внутри становится ­как-то тепло и хочется вернуться обратно, а потом ловлю себя на мысли, что хотел бы и сегодня просто остаться и никуда не уезжать. Когда Алиса заходит в гардеробную и замечает меня на полу, то садится