Нелюбимые - Дмитрий Болдин

снова киваю в сторону шкафа, — хуй бы с этим. Грустно, что ­я-то тебя все время считал другом. И никогда бы тебя не подставил. А ты мне еще про мораль ­что-то решил рассказать, а сам на гребаной вечеринке продавал все это…

— Я ничего не продавал.

— Так ты сам рассказывал, что связался с ­какими-то плохими людьми, которые дали тебе денег на вечеринку и ты должен был…

— Да, связался. Да, дали. Но я ничего не продавал там.

— В смысле, это как?

— Вот это все, — Леха кивает в сторону открытого шкафа, — я оставил тут. Я против того, чтобы так работать.

— Ну и ну, — выдыхаю и запрокидываю голову, — вот это денек, блять. Ты че, просто так эту вечеринку провел?

— Выходит, да.

— А зачем?

— Это моя работа потому что — делать праздник.

— Лех, странный ты, конечно. Я уже окончательно запутался. Зачем все это было и что ­дальше-то?

— Дальше ничего не будет.

— Да так не бывает.

— У меня точно все…

Я наблюдаю, как окровавленный Леха смотрит в одну точку в потолке, и мне становится его жалко. Мысли о слитой им фотографии и свалившихся на меня проблемах уходят на задний план. Я вспоминаю, как мы учились в одном классе, и задумываюсь о том, что у него были поводы завидовать мне, но я никогда не придавал этому значения, да и просто не думал о том, что могу слишком сильно выделяться на его фоне. Еще вспоминаю, как он предлагал разобраться с обидчиками, которые избили меня на Поклонке и отобрали доску, и что все его предложения всегда были искренними, даже если за ними ничего не следовало. Я кладу руку на Лехину ногу, и мне становится грустно оттого, что я впервые в жизни ударил его. А еще я думаю о том, что стоит принять предложение отца, чтобы помочь другу.

— Слушай, — говорю я, — у меня правда есть ­сколько-то денег с собой. Плюс еще на картах есть. Давай я тебе отдам бабло и ты попробуешь закрыть все вопросы.

— Не надо, там не закрыть.

— Закрыть, Лех. Я через неделю выйду в банк работать. Сразу же провернем несколько ивентов, и всю маржу ты себе оставишь. Там будет гораздо больше, чем в журнале, поверь. Я тебе, если надо, еще и свою зарплату скину.

— Макс, не получится ничего. Те люди не ждут.

— Да перестань. Мы придумаем ­что-нибудь. Давай с ними встретимся. Помнишь, как ты хотел пойти и найти тех, кто у меня доску отнял?

— Но мы не пошли.

— А сейчас пойдем и обо всем договоримся, Лех, — трясу я его ногу. — Вставай давай.

— Макс…

— Ты встаешь?

— Макс!

— Все наладим. И будем дальше делать лучшие в этом городе вечеринки. Все снова закрутится. Давай-давай, поднимайся.

— Макс!

— Ну че ты ­заладил-то: Макс, Макс.

— Мы никуда не пойдем, слышишь?

— Ну давай я схожу, а ты здесь побудешь. Скажи, с кем ­встретиться-то надо. Я сейчас наберу этого, как его… Иванькова из «Золота». Он поможет, если что. У него же ритуальный бизнес, всех закопаем. Давай подниматься уже, Лех.

— Прекрати. Не надо ни с кем встречаться. Шоу закончилось.

— Брат, ты чего, шоу маст гоу он! Все наладим.

— Я это все заварил — я сам дальше. Прости, что тебя подставил.

— Лех, ну, хватит, пожалуйста. — По моим щекам катятся слезы, и я отворачиваюсь. — Вставай. Просто вставай.

— Нет, Макс. Дальше сам.

— Вот ты сука. — Я со всей силы бью кулаком о стену. — Ладно, хуй бы с этим снимком, но не нужно было никаких вечеринок делать. Без нее бы всем было хорошо. А ты, блять, решил всех удивить. Никого не надо удивлять больше. Все обожрались в этом городе давно уже. Они же все в мыльном пузыре существуют и не понимают, что вообще происходит в мире, или просто закрывают на все глаза. Зачем эти вечеринки…

— Чтобы не знать, что в мире творится.

— А теперь ты говоришь — дальше сам все. А ­мне-то с кем все дальше делать?

— Да нечего уже делать…

— Сука. — Я снова бью кулаком о стену и утыкаюсь головой в колени. — Блять. Как хочется снова стать маленьким, ты бы знал. Все проблемы, которые были тогда у нас, — это такая хуйня.

— Макс, уходи. И еще раз прости, что так все получилось.

— Да я прощаю, Лех. Не бери в голову. А ты прости меня, что я тебя ударил.

— Забей. Беги уже дальше.

— Ты завтра че?

— Я не знаю, брат.

— Наберешь?

— Угу.

— Честно?

— Угу.

— Лех?

— Что?

— Телефон только не отключай. Хорошо?

***

Я выхожу из дома и смотрю на окна Лехиной квартиры, а потом сажусь на скамейку и дрожащими руками пытаюсь вызвать такси. Захожу в Uber и понимаю, что не знаю, куда поехать. Долго вожу пальцем по экрану телефона, разглядывая на карте Садовое кольцо, потом перемещаю точку в сторону Сити и думаю, что сейчас делает Алиса и в каком она состоянии? Мне ­почему-то очень хочется приехать к ней, упасть на кровать и погрузиться в сон. Но каждый раз, когда хочу нажать «заказать», я вспоминаю последние два дня и понимаю, сколько всего ужасного произошло из-за того, как я относился к своей девушке. Даже если попытаться закрыть на одну ночь глаза, то, открыв их, выяснится, что лучше никому не стало. Я увожу курсор подальше от Сити и снова двигаю его по карте города. Внезапно во двор въезжает старенькая Audi — фары ее увеличиваются, и, когда они становятся огромными, машина останавливается, но не глушит двигатель. Из Audi выходит мужчина в спортивном костюме, в котором я узнаю человека, с которым Леха встречался в лобби гостиницы. Он пристально смотрит на меня, но ничего не говорит, отчего мое сердце уходит в пятки, а потом мужчина быстрым шагом направляется в сторону подъезда. Человек останавливается у двери, ­что-то смотрит в телефоне, а потом набирает код. Замок открывается, и человек исчезает за дверью. Я встаю со скамейки и быстрым шагом направляюсь в ту сторону, где светит больше фонарей и есть люди.

***

Аня появляется на детской площадке во дворе своего дома совсем поздно. Она — в узких черных джинсах и бежевой водолазке — идет в мою сторону. Поднимается сильный ветер, она прибавляет шаг и быстро оказывается рядом.

— Зачем ты приехал? — Аня садится рядом, поправляет волосы и совсем не смотрит в мою сторону.

— Поговорить. — Я пытаюсь найти в кармане сигареты, а потом вспоминаю, что последнюю выкурил в квартире Лехи, отчего мне снова становится страшно.

— О чем? — Она скрещивает руки на груди и смотрит ­куда-то вдаль. — Не наговорился сегодня с папой, что ли? Я вообще не понимаю, о чем нам сейчас говорить.

— Ань, я хочу ­что-то сделать…

— Может, не надо? — Она резко поворачивается ко мне. — Может, не будешь ничего делать?

— Надо выдохнуть. — Я провожу рукой по лбу и кладу ее рядом с Аней.

— Да как выдохнуть? Я осталась без работы, мой оффер разорван, я даже не понимаю, как ­куда-то выйти. Все обсуждают только одно. Меня от каждого уведомления в телеграме передергивает, потому что я не знаю, кто еще не оттоптался и не обсудил этот снимок, — взвинченно говорит Аня. — Еще и твой при тебе же предложил денег за то, чтобы я исчезла. Выдохнуть?!

— Послушай, забудь про отца, у него крыша поехала сильно, он просто идиот. Забудь это! А все остальное — оно затихнет в любом случае. Все забудут.

— А ­мне-то что с этого? Мне что? Это вернет