Хрупкий побег - Кэтрин Коулс

гораздо хуже. Фотографии. Видео. Тея в самых уязвимых моментах. И все это — на показ. Для любого.

Она обернулась, будто испугалась ярости в моем голосе. И когда я увидел ее лицо — по-настоящему увидел — меня чуть не сбило с ног. Дело было не только в слезах, бегущих по ее щекам. А в настоящем удивлении. Будто она не ожидала, что я буду злиться на него. Будто… она думала, что я разозлюсь на нее. Что посмотрю иначе.

— Тея, — выдавил я хрипло.

— Все нормально, — прошептала она. — Я пойму, если тебе нужно уйти.

Я не выдержал. Два шага — и она уже в моих объятиях. Я чувствовал, как ее слезы впитываются в мою футболку. Чувствовал, как все ее тело дрожит.

— Последнее, чего бы мне хотелось — уйти.

— Шеп… — ее голос дрожал.

— Это ничуть не меняет моего отношения к тебе. Разве что теперь я понимаю, насколько ты сильнее, чем я думал.

Она всхлипнула.

— Это не твоя вина. Ни на грамм. Ни в чем. — Я прижал ее крепче, будто мог впитать ее боль, все, через что она прошла.

— Я знаю это… большую часть времени. Но потом все переворачивается в голове. Будто я слышу его голос снова и снова. И иногда… я верю ему.

Я провел рукой по ее лицу, чуть приподнял подбородок, заставляя посмотреть на меня:

— Слышишь этот голос? Иди ко мне. Я скажу тебе правду. — Провел большим пальцем по ее щеке. — Добрая. Смелая. Сильная. С юмором. Чертовски умная.

— Шепард… — прошептала она.

— Человек, который примет от моей бабушки картину из страз с фаллосообразными тыквами, лишь бы не обидеть ее.

Она тихо засмеялась сквозь слезы:

— Я повесила ее в теплице. Над столом для пересадки.

Я покачал головой:

— Конечно, повесила. Лолли будет в восторге. — Я замолчал. — Значит, поэтому ты не хотела никого пускать в дом. Потому что он поставил камеры.

Тея медленно кивнула:

— Я не могу перестать представлять, как кто-то другой делает то же самое. Даже если понимаю, что шансов — один на миллион.

И при этом она все равно впустила меня. Позволила остаться. Теперь я понимал, насколько это был настоящий дар.

Тея замолчала. Долго.

— Дело не только в том, что эти фото до сих пор где-то есть. Моя голова… это чертов беспорядок.

Я остановил палец на ее щеке:

— Твой мозг пытается ухватиться за истину. — И чертов Брендан Бозман настолько ее сломал, что она не могла ее разглядеть.

— С тобой бывало, что кто-то врал о тебе так убедительно, что ты сам начинал в это верить?

Пульс стучал в висках, глухо отдаваясь в шее. Да. Я знал, каково это. И во мне до сих пор жило это проклятое убеждение — что я никому не нужен. Меня отдали. Меня бросили.

— Да, — ответил я. Тихо. Почти беззвучно.

Тея смягчилась. Положила ладонь мне на грудь:

— Я не хочу тебя втягивать в это. Ты… слишком хороший. Ты — все, к чему мне не стоит тянуться. Но я не могу себя остановить. Я не могу уйти. Это эгоистично. Мне не следует…

Я не дал ей продолжить. Не позволил этим сомнениям прорваться наружу. Я стер их с воздуха — поцелуем. Приблизился и просто накрыл ее губы своими.

Тея тут же вцепилась в мою футболку, притянула ближе. Ее вкус врезался в меня навсегда — клубника и мятный чай. Больше ничего не хотелось.

Она застонала, губы приоткрылись. Я провел языком по ее. Черт, как же чувствовались ее губы… Теплые. Влажные. Нежные до безумия. Та самая хрупкая сила — моя Колючка. Жесткая снаружи, чтобы защитить то, что внутри — мягкое, чувствующее.

Она прижалась ко мне сильнее. Искала. Хотела. Эта близость, это желание — все, чем она была, — разжигало меня. Я уже был тверд в джинсах, и этого было мало.

Тея вдруг рванулась вверх, обвив меня ногами, будто я дерево. Я поймал ее, продолжая целовать, в ней пылало пламя — и во мне, и между нами.

Высоко над нами раздался пронзительный крик птицы. Резкий, почти как выстрел. Тея дернулась, голова отпрянула. По ее лицу прошла волна осознания — сначала шок, потом ужас.

Она быстро соскользнула с меня, руки метнулись к губам:

— Боже, извини. Я не знаю, что…

— Уверен, это я тебя поцеловал, — мягко сказал я.

— Но я… я набросилась на тебя.

Я приподнял бровь:

— Если это была атака, то я доброволец.

— Не смешно. Я на тебя взгромоздилась, как какая-то бешеная мартышка. Вцепилась в губы.

Я не сдержался — рассмеялся:

— И очень надеюсь, что ты сделаешь это снова.

— Шеп, — рявкнула она.

Я шагнул вперед, снова сократив расстояние между нами:

— Колючка. — Я зацепил пальцем петлю ее шорт и подтянул ближе. Вгляделся в ее гипнотизирующие глаза. — Он стыдил тебя за секс?

Ее взгляд упал и ушел в сторону.

Бинго. Мудак.

Я провел пальцем по переднему карману ее шорт:

— Если ты хочешь меня — для меня это будет значить только одно. Что мне чертовски повезло. И что я благодарен. Ладно, два.

Ее светло-зеленые глаза снова нашли мои:

— Ты не думаешь, что это… странно?

— Ни хрена, — отрезал я. — Так же, как и то, что я в восторге от твоей книги. Правда, не уверен, что готов на ролевые игры в килте, но все остальное? Горячо.

Уголок ее губ дернулся:

— Думаю, в килте ты бы смотрелся неплохо.

Я рассмеялся:

— Ради тебя я на многое готов. Но килт — это уже за гранью.

— Зато удобен в доступе…

Господи. Мой член снова начинал вставать. Я притянул Тею к себе, откинул с ее лица прядь волос.

— Хочешь попробовать это со мной?

Дыхание Теи сбилось, но она кивнула.

По телу прошла волна облегчения.

— Отлично. Потому что я тоже этого хочу. Я хочу тебя. Но думаю, нам стоит двигаться медленно.

Я заметил разочарование на ее лице — и, черт подери, мне даже это понравилось.

— Ты прошла через слишком многое. Понадобится время, чтобы вытравить из головы те лживые голоса. Но мы справимся. Один за другим.

— Иногда мне просто хочется быть нормальной. Не чувствовать, будто внутри все перевернуто. Я ведь сбежала… но до сих пор не чувствую себя свободной.

Я никогда в жизни не чувствовал в себе такую ярость, как сейчас. Это было не просто желание — это была жгучая, почти животная потребность уничтожить того, кто довел Тею до такого состояния. Но даже этого было бы недостаточно. Как наказать того, кто отравил