Время тьмы - Майкл Коннелли

по-испански, а Габриэль переводил.

— У нас не могло бы быть семьи, если бы он занимался такими вещами с бандой, — сказал он.

— Сколько ему пришлось заплатить? — спросила Бэллард.

— Вейнтичинко, — сказала Жозефина.

— Двадцать пять тысяч?

— Да. Да.

— Ладно. Где он взял эти деньги?

— Эль дантиста.

— Его партнер?

— Да.

— Откуда он знал дантиста? Кто привел дантиста?

Габриэль перевел вопрос, но ответа, который можно было бы перевести обратно, не было. Жозефина покачала головой. Она не знала.

Бэллард сказала, что свяжется с ней, когда у нее будет что сообщить о расследовании, и попросила Габриэля перевести для Жозефины, чтобы убедиться, что она поняла. Затем они с Босхом вышли и направились к его машине.

— Может, посмотрим, сможем ли мы разыскать Дарио Кальвенте, абогадо? — спросила Бэллард.

— Сегодня воскресенье, — ответил Босх. — Я сомневаюсь, что он будет в своем офисе.

— Мы можем его найти. Давай возьмем мою машину. Я потом отвезу тебя обратно.

— Отлично.

Бэллард погуглила имя адвоката в своем телефоне и нашла его веб-сайт. Прежде чем сесть в машину, она оставила сообщение на линии его офиса. Как и адвокат Синди Карпентер, веб-сайт Кальвенте обещал круглосуточное обслуживание.

— Я проверю его через автоинспекцию и узнаю его домашний адрес, если он быстро не перезвонит, — сказала она Босху.

Они сели в "Дефендер", и почти сразу Бэллард позвонили с заблокированным идентификатором, который, как она предположила, принадлежал Кальвенте.

— Детектив Бэллард.

— Бэллард, ты что, игнорируешь мои звонки?

Она узнала голос лейтенанта Робинсона-Рейнольдса.

— Л-Т, нет. Я, э-э, была в церкви, поэтому у меня был выключен телефон.

— Я знаю, что сегодня воскресенье, Бэллард, но я не думал, что ты из тех, кто ходит в церковь.

— Это была панихида по моей жертве убийства. Мне нужно было поговорить с семьей и, знаешь, посмотреть, кто пришел.

— Бэллард, ты не должна работать. Ты должна быть на больничном.

— Я в порядке, лейтенант. Это был просто удар головой.

— Послушай, в ночном отчете говорится, что парамедик сказал тебе идти домой. Я не хочу, чтобы это было от парамедиков, хорошо? Я хочу, чтобы ты поехала в отделение неотложной помощи и проверилась, прежде чем продолжать работать.

— Я иду по следу и говорю тебе, я...

— Это не предложение, детектив. Это приказ. Мы не собираемся рисковать травмой головы. Поезжай в отделение неотложной помощи и пройди обследование. Затем перезвони мне, чтобы я знал.

— Хорошо. Я закончу здесь и уйду.

— Сегодня вечером, детектив. Я хочу услышать тебя сегодня вечером.

— Поняла, Л-Т.

Она отключилась и рассказала Босху о приказе.

— Это правильно, — сказал он.

— И ты тоже? — спросила она. — Я в порядке, и это будет пустой тратой времени.

— Ты коп. Они быстро обслужат тебя.

— Я не собираюсь этого делать, пока не заступлю на дежурство. Я не трачу впустую свое время. И, говоря о времени, я не собираюсь ждать, пока этот мерзавец перезвонит. Двадцать четыре минуты седьмого, черт возьми.

Она позвонила в центр связи, представилась и назвала свой серийный номер, затем попросила проверить записи ДАТ на Дарио Кальвенте. Ей повезло. Был только один, у которого был адрес в Лос-Анджелесе. Она поблагодарила оператора и отключилась.

— Силвер Лейк, — сказала она. — Ты все еще хочешь поехать?

— Поехали, — ответил Босх.

Поездка заняла у них пятнадцать минут. Кальвенте жил в доме в испанском стиле 1930-х годов напротив водохранилища.

Они поднялись по каменной лестнице на переднее крыльцо.

Там было большое панорамное окно с видом на озеро, но оно было закрыто табличкой с надписью "Жизни чернокожих имеют значение"[40].

Бэллард постучала в дверь, сняла с пояса свой значок и держала его в руке. Дверь открыл мужчина лет сорока, которого Бэллард узнала среди стоявших в очереди на прощании. На нем все еще был костюм, но галстука не было. У него были густые усы и карие глаза, такие же темные, как у Босха.

— Мистер Кальвенте, полиция Лос-Анджелеса, — сказала Бэллард. — Извините, что беспокою вас дома, но мы оставили сообщение в вашем офисе, а вы на него не ответили.

Кальвенте указал на нее.

— Я видел вас сегодня, — заметил он. — На панихиде Хавьера.

— Верно, — сказала Бэллард. — Меня зовут Рене Бэллард, а это мой коллега Гарри Босх. Жозефина Раффа сказала нам, что вы адвокат ее мужа, и мы хотели бы задать вам несколько вопросов.

— Я не знаю, что я могу вам сказать, — ответил Кальвенте. — Да, я выполнял кое-какую работу для Хавьера, но это было в обмен на ремонт моей машины. Я бы не стал называть себя его адвокатом как таковым.

— Вы не знаете, был ли у него другой адвокат?

— Нет, я так не думаю. Вот почему он спросил меня, могу ли я помочь.

— И когда это было?

— О, несколько месяцев назад. Моя жена попала в аварию, и я отбуксировал машину к Хавьеру. Когда он узнал, что я юрист, он попросил меня кое-что сделать.

— Что это была за работа? Не могли бы вы рассказать нам?

— Речь шла о привилегиях, но это был контракт, который он подписал.

Он хотел знать, как расторгнуть партнерство.

— Это было для его бизнеса?

Кальвенте посмотрел мимо них на водохранилище. Он наклонил голову взад-вперед, как будто взвешивая, стоит ли отвечать. Затем он посмотрел на Бэллард и один раз кивнул головой.

— Вы смогли ему помочь? — спросила Бэллард.

— Контрактное право не моя специальность, — ответил Кальвенте. — Я сказал ему, что не вижу в контракте места, которое, по моему мнению, он мог бы оспорить. И я сказал ему, что ему следует обратиться за вторым мнением к адвокату по контракту. Я спросил, не хочет ли он получить направление, и он сказал "нет". И за это он дал мне скидку на ремонт нашей машины. Вот и все.

— Вы не помните, партнера звали Деннис Хойл?

— Я думаю, что так его звали, но я не уверен. Прошло несколько месяцев.

— Он говорил вам что-нибудь о том, почему он хотел разорвать контракт?

— Он просто сказал, что это была нехорошая ситуация, потому что он давно выплатил долг этому человеку, но ему приходилось продолжать выплачивать ему из прибыли. Я помню, что контракт не был расторгнут. Это было полное партнерство на всю жизнь бизнеса.

— Какова была доля Хойла в бизнесе?

— Я думаю, двадцать пять процентов.

— Если этот отзыв — все, что вы сделали для него, почему вы пошли сегодня на панихиду?

— Ну, я,