Прекрасное изгнание - Коулc Кэтрин

саму помощь, а за то, что он отпустил тему. Исайя любил поддевать, но всегда был рядом, когда было нужно.

— Было бы здорово. Она еще не до конца высохла, надо аккуратно.

Исайя отсалютовал двумя пальцами и направился к кузову моей машины. У меня был специальный защитный чехол для перевозки работ — на случай, если пойдет дождь, пойдет снег или, как сейчас, поверхность будет еще липкой.

Он привычно откинул крышку, но, дойдя до картины, вдруг остановился и взглянул на меня:

— Арди. Это потрясающе.

Щеки мои снова вспыхнули.

— Спасибо. Это… эм…

— Необычно, — закончил он за меня.

Я кивнула:

— Выводит меня из равновесия.

Исайя улыбнулся:

— Если тебе кажется, что ты стоишь голая перед толпой — значит, это стоящее. Важное.

— Говорит человек, который обожает позировать обнаженным.

Он рассмеялся:

— Справедливо. Пойдем, занесем ее. Люди с ума сойдут, когда увидят.

Живот скрутило от волнения. Я надеялась, что зрители почувствуют связь с этой работой… но в то же время не была уверена, что смогу с ней расстаться. И это было проблемой.

Мы осторожно пошли к черному входу, стараясь не задеть ни одну машину и не споткнуться. Завидев нас, Ханна бросилась к двери:

— Я подержу.

— Спасибо, — сказала я и оглянулась, проверяя путь.

Мы внесли картину и поставили ее на мольберт, который оставил Денвер. Видимо, он хотел сфотографировать работу, прежде чем убрать ее в одну из студий для сушки.

— Вау, — пробормотала Ханна, голос стал мягким. — Это потрясающе.

— Спасибо, Ханни.

Она вздохнула, провела рукой по растрепанным рыжим волосам:

— Мне самой пора браться за работу. Я отстаю.

Я внимательно посмотрела на нее. Под глазами — темные круги, пальцы испачканы краской.

— Ты в порядке?

Ханна выдала вымученную улыбку:

— Мне тяжело идет этот проект.

Я-то знала, каково это.

— Хочешь, я гляну? Поговорим, поищем идею вместе. Я с этой тоже застряла, но потом все сложилось.

— Я помогу, — вмешался Исайя. — Я, конечно, по глине, но искусство есть искусство, да?

Ханна засияла, будто мы протянули ей мешок с бриллиантами:

— Было бы здорово. Спасибо.

Над дверью звякнул колокольчик, и я обернулась. Денвер вел внутрь какого-то мужчину. Не того журналиста с другого дня. Этот выглядел… скользким. И очень богатым.

Блестящие туфли, совершенно неуместные в горах. Безупречно отглаженные черные брюки. Белоснежная рубашка, аккуратно заправленная. Часы в алмазной окантовке. Даже волосы уложены волнами с гелем — как скульптура.

Мужчина скользнул по нам взглядом, но тут же остановился на картине.

— Скажите, это ее новая работа?

— Да, — ответил Денвер, улыбаясь, как кот, проглотивший канарейку.

Брут прижался ко мне, молча давая понять, что он рядом. Я положила руку ему на голову.

— Арден, это Квентин Арисон. Он хотел ознакомиться с работами до аукциона, — представил Денвер, все еще с той же самодовольной улыбкой.

Взгляд Квентина метнулся ко мне, резкий, заставляющий отступить. Брут зарычал, и я даже не пыталась его остановить. Квентин уставился на меня, не проявляя ни страха, ни сомнений.

— Арден Уэйверли. Такая юная и красивая женщина создает такие мрачные полотна. Интересно.

Он двинулся ко мне, шаги плавные, медленные.

Брут поднял шерсть и снова зарычал, уже громче.

Квентин бросил взгляд на пса:

— Интересный выбор спутника.

— Он защищает, — сказала я, не отводя взгляда. Вокруг были люди, но пальцы чесались дотянуться до ножа в кармане.

— А если я захочу взять вас за руку?

— Ему это не понравится, — процедила я.

— Убедительно. — Он перевел взгляд на картину. — Мне нравится. Она мне нужна. Кровь… она зовет.

Меня передернуло, в животе скрутило. Я ни за что не хотела, чтобы эта работа попала в его руки. Особенно если он вообще не понял, о чем она.

Он снова посмотрел на меня:

— Пойдемте поужинаем. Вы расскажете мне о моей картине.

Он уже считал ее своей. Гнев вспыхнул во мне.

— Обойдусь.

В глазах Квентина сверкнуло раздражение и что-то еще — опасное.

— Я известный коллекционер. Думаю, вы захотите пересмотреть свое решение.

— Коллекционеры меня не волнуют. — Я говорила искренне. Мои работы либо откликались людям, либо нет. Я не собиралась что-то объяснять тому, кто будет их судить.

На его щеке дернулась мышца:

— Я могу открыть вам множество дверей, Арден. Не упустите шанс.

Я уже открыла рот, чтобы послать этого самодовольного ублюдка куда подальше, но не успела. Потому что воздух прорезал новый голос. Голос, холодный, как лед, и оттого обжигающий. Голос, который я знала.

— Кажется, она сказала «нет».

21

Линкольн

Гнев накрыл меня ледяными волнами, такими холодными, что удивительно, как я не выдыхал пар. Вот так это всегда со мной — когда я злился, не бушевал, не взрывался. Я становился беспощадным. Потому что если кто-то причинял боль тем, кого я люблю — пути назад не было.

Самодовольный ублюдок повернулся ко мне, подняв обе руки в притворном жесте капитуляции.

— Прошу прощения, не знал, что дама уже занята.

— Я не занята, — процедила Арден, и в ее завораживающем взгляде сверкнул фиолетовый огонь. — Но это не значит, что я хочу с вами ужинать.

Мужчина усмехнулся, но я уловил в этой усмешке неприятную нотку. И то, как он сузил глаза, глядя на Арден, ясно говорило: ее отказ ему не понравился.

— Испытание. Это заслуживает уважения.

— Не испытание. Окончательный ответ, — поправила его Арден, выпрямившись и нервно шевельнув пальцами.

Улыбка расползлась по моим губам — я знал, что она всерьез подумывает о том, чтобы достать нож. Черт, как же я этого хотел. Хотел увидеть, как эта потрясающая женщина вырубает ублюдка.

Мужчина лишь что-то промычал в ответ.

— Приятной вам экскурсии, — буркнула Арден и отвернулась, ясно давая понять, что разговор окончен.

Черт, она и сама по себе была целым шоу. Самым захватывающим, что мне доводилось видеть.

Глаза мужчины сверкнули от злости, но тут вмешался Денвер, стараясь его успокоить. Управляющий галереи указал в сторону коридора:

— Я с удовольствием покажу вам нашу студию и работы, подготовленные к аукциону.

На мгновение мне показалось, что тот парень не пойдет. Что мне придется вмешаться и выдворить его. Но он все же направился за Денвером, и оба скрылись в темном коридоре. Я не сводил с них взгляда, пока не раздались аплодисменты.

Я повернулся и увидел сестру, которая сияла и стоя хлопала в ладоши.

— Ты просто произведение искусства, — сказала Элли.

Арден снова повернулась к нам, из ее пучка выбились тонкие пряди волос.

— Терпеть не могу мерзавцев, — бросила она, а потом посмотрела на меня. — А ты что здесь делаешь?

В ее