Нелюбимые - Дмитрий Болдин

зеленое пятно от светофора сменяется оранжевым, а затем красным, машина плавно тормозит. Я поворачиваюсь и пытаюсь разглядеть рекламную вывеску с тянущимися друг к другу руками и свечением между ними. Я протираю окно и вижу наконец очертания этого свечения, но внезапно реклама сменяется, и вместо рук появляется белоснежная улыбка кудрявой модели, которая сообщает, что «вылеты есть всегда». Над головой модели пролетает белый самолет с красной линией на обшивке. Когда светофор вновь загорается зеленым, водитель медленно жмет на газ и спрашивает, не холодно ли нам. Алиса отвечает, что ей жарко в кожаном комбинезоне, но она с этим ничего поделать не может. Затем она кладет руку на подлокотник и немного раздвигает пальцы. Я беру ее ладонь в свою, и Алиса крепко сжимает мою руку.

— Ты приглосы не забыл? — спрашивает она и бросает телефон себе на колени.

— Не забыл, — указываю я на внутренний карман пиджака, из которого торчат два черных конверта.

— А я только сейчас о них подумала, представляешь? Так бы пришлось возвращаться, если бы ты их не взял. А это плохая примета.

— Я бы позвонил Лехе, и не пришлось бы никуда возвращаться. Он бы встретил.

— Он, наверное, в огне сейчас там.

— Если не на улице, то точно. — Я поворачиваюсь к окну, по которому быстро скатываются капли дождя.

— Ты не расстроился? — Алиса расслабляет пальцы, а потом снова сжимает их. — Скажи только честно.

— Ты про что?

— Про ужин.

— Ну прекрати, Алис. Все хорошо.

— Тебе все равно?

— Алис…

— Ну, честно скажи.

— Я честно говорю.

— А если бы у меня получилось приготовить ужин, ты был бы счастлив?

— Алис, — резко разворачиваюсь к ней и смотрю прямо в глаза, — неважно, получилось или не получилось, это ерунда ­какая-то. Ну сгорело и сгорело. Не бери в голову.

— Я просто ощущаю себя иногда ­какой-то…

— Какой?

— …ненужной…

— Ну хватит, Алис. В самом деле.

— Я не знаю, что я вообще могу делать, понимаешь? Я не умею готовить, не умею шить, не умею петь, не умею… Блять, я и как модель уже никому не нужна. Я переживаю, зачем вообще я нужна.

— Ты с ума, что ли, сошла?

— А ты можешь ответить, зачем я тебе? — Глаза у Алисы бегают, и мне становится неловко оттого, что этот разговор слушает водитель.

— Давай не будем, пожалуйста, — тихо говорю я. — Просто прекрати все так воспринимать.

— Макс? — Алис поднимает наши ладони, а затем придвигается вплотную ко мне. — Мне страшно.

— Почему?

— Я не знаю, но мне страшно.

— Ты просто накрутила себя, и все. Ничего не произошло.

— Мне кажется, ­что-то происходит, но я не знаю что.

— Алис, ничего не происходит.

— Ты не чувствуешь?

— Что?

— Меня.

— Алис…

— Давай вернемся домой?

— В смысле?

— Просто вернемся домой.

— Я не понимаю сейчас тебя. — Я замечаю взгляд водителя через зеркало заднего вида, который хочет узнать, что ему делать дальше.

— Ну не поедем на эту вечеринку, и все.

— Мы обещали Лехе, что будем на ней. Он расстроится, если нас не будет.

— Там и так будет много людей.

— Алис, он реально расстроится.

— Он не заметит, что нас там нет. Давай вернемся и ляжем в кровать? Я сделаю тебе…

— Алис, — быстро перебиваю ее, — мы почти приехали. Вон гостиница.

Алиса поворачивается к лобовому стеклу и долго смотрит в него, а затем разжимает пальцы.

— Не успели, — произносит она, когда машина подъезжает к главному входу.

***

В лобби огромная толпа в масках и пахнет сандаловыми палочками, хотя их я нигде не замечаю. Бо́льшая часть гостей выстроилась перед лифтом, у которого человек в резиновой маске свиньи проверяет пригласительные билеты и кивает, когда можно проходить дальше. Лифты заполняются до отказа: гости пытаются утрамбоваться, чтобы скорее подняться наверх. Охранники просят соблюдать правила безопасности, а людей приходит все больше. Становится жарко, голова кружится от обилия масок вокруг, вглядываясь в прорези которых я никого не узнаю. Алиса дергает меня за руку и предлагает подняться по лестнице, на что я сразу же соглашаюсь. Между первым и вторым этажом нас встречает человек в классическом смокинге и в маске в виде лисьей головы. Он держит в руке хлыст и просит показать пригласительные. Получив их, подносит пригласительные близко к носу и вглядывается, а затем надевает на наши запястья черные браслеты и кивком показывает, что мы можем подняться выше.

С каждым этажом музыка становится громче. Я слышу, как ­кто-то сзади говорит, что последний раз так тяжело ему было, когда он поднимался пешком на крышу Сан-­Пьетры в Ватикане. Я поворачиваюсь, чтобы посмотреть, кто это говорит, и замечаю человека в черной мантии в пол и устрашающей маске беса. Длинный коридор шестого этажа полностью подсвечен красным, а на потолке висят огромные надувные рыбы; Алиса достает свой телефон и снимает все на видео. Когда она направляет камеру на меня, я улыбаюсь; и Алиса говорит, что я забавно смотрюсь, когда одна часть лица у меня закрыта маской. Мы заходим в один из номеров, в котором я замечаю человека в костюме жабы, и говорю Алисе, что ­почему-то слишком много людей выбрали костюмы животных. Она предполагает, что это, вероятно, не гости, а персонал. В номере я подхожу к деревянному столу с ножками из туловищ пластиковых манекенов и из глиняного графина наливаю в стакан воды. Я подношу стакан к носу и, когда ничего не чувствую, делаю глоток, а затем передаю Алисе. В комнату заходит человек с накладным вытянутым носом и начинает играть на флейте. Собравшиеся гости достают телефоны и снимают его, а когда по коридору несколько человек тянут за лески надувную рыбу, все громко смеются. Алиса просит, чтобы я узнал у Стаса и Артема, на каком они этаже, и сообщает, что надо подняться еще выше. Мы возвращаемся на лестницу. Достаю телефон и замечаю очень низкого человека в красном капюшоне, который быстро бежит по лестнице. Когда он исчезает из виду, в моей руке начинает вибрировать телефон, на экране которого появляется фотография, которую ­кто-то решил разослать по эйрдропу. Я нажимаю на «просмотр», и передо мной возникает изображение старинной стены с часами, под которыми написано: «Если ты здесь — значит, это твое время. Следуй выше». У Алисы на экране такой же снимок, и она восхищается тем, что Леха гениальный организатор. Алиса берет меня за руку, и мы начинаем быстрее подниматься по лестнице.

Стаса с Артемом мы обнаруживаем на предпоследнем этаже. Артем одет в ярко-красный костюм, а глаза его закрыты черной лентой. Артем сразу же сообщает, что все видит через нее, и хлопает меня по плечу. Стас одет в классический черный костюм, под которым видна белая майка с надписью FINE. На его лице простая пластиковая маска белого цвета с узкими прорезями для глаз. Я разглядываю его футболку, и он мне ­зачем-то объясняет, что слово нужно читать не на английском, а на итальянском. Мы все идем в огромный коридор, в конце которого на сцене играет диджей, окруженный людьми в серых плащах с капюшонами, скрывающими разрисованные лица. На секунду мне начинает казаться, что один из них Леха; пытаюсь разглядеть, но свет прожектора бьет по глазам, а Алиса за руку утягивает глубже в толпу. Мы начинаем двигаться и прыгать в такт музыке, раздающейся из огромных колонок, а под ногами вибрирует пол — то ли от звука, то ли от количества людей вокруг. В ­какой-то момент Алиса обхватывает свое тело моими руками и начинает извиваться, когда красные и зеленые лазеры разрезают наши тела пополам, а под ногами появляется плотный дым. Иногда ­кто-то хлопает меня по плечу, но я не успеваю понять, кто это. Ритм музыки становится быстрее, и Алиса резко уходит в сторону сцены, показывая, что ей там будет лучше. Я остаюсь на месте и смотрю, как толпа обтекает