Гадюка - Джон Вердон

самого Зико. Каждая приходящая в голову комбинация упиралась в серьёзные логические шлагбаумы.

Он остановился у того же магазина, где в прошлую поездку брал бутылку воды, — выпить кофе и заправиться. Заполнив бак, позвонил Эдриен Лерман.

— Мистер Гурни? — её серьёзный, предупредительный тон напомнил ему, как тщательно она подыскивала хозяев для своих котят. На заднем плане, как подтверждение, тянулись жалобные «мяу». — Чем могу помочь?

— Хочу поделиться несколькими соображениями о смерти вашего отца.

Она промолчала.

— Вам удобно сейчас, или перезвонить позже?

— Сейчас лучше всего. Мне к ужину надо увидеться с подопечным из хосписа. Вы что-то обнаружили?

— Не столько находка, сколько предчувствие.

— Предчувствие насчёт его смерти?

— Насчёт того, как её объяснили.

Ему показалось, что она на миг даже перестала дышать.

— Судя по тому, что ваш отец говорил о своём плане, и месте, где позже нашли тело, естественно было предположить, что его убил Зико Слэйд. Это выглядело абсолютно логично. Но…

Эдриен перебила:

— Вы сказали это в прошедшем времени.

— Простите?

— Вы сказали, что считать Слэйда убийцей было абсолютно логично. Было. А теперь?

— Я говорю, что доказательства против него могут оказаться не столь прочными, как казалось.

— Но суд… доказательства… как он может быть невиновен?

— Бывает, следователи так зацикливаются на очевидном подозреваемом, что закрывают глаза на факты, ему противоречащие. Всё видят через призму того, что уже сочли истиной.

— Вы полагаете, так и вышло?

Мяуканье стало ближе, громче.

— Думаю, это возможно. Но мне нужна ваша помощь. Я хотел бы, чтобы вы допустили мысль: вашего отца убил кто-то другой, и что…

— А как же ДНК, топор…?

— Оставим это на потом. Сейчас мне важно, чтобы вы сосредоточились на отце — на его поведении в дни и недели до смерти, — на всём, что сможете вспомнить, даже на крошечных деталях. Справитесь?

Гурни полагался на её природную готовность помогать — качество, которое в ней доминировало.

— Я попробую, — сказала она. — Но вы просите о событиях годичной давности.

Один из котят явно подобрался вплотную. Он представил, как крошечная мордочка тянется к ней, настойчиво требуя внимания.

— Мы не спешим. В ближайшие дни, как появится минутка, восстановите в памяти ваши разговоры с отцом. Всё, что всплывёт. Что он говорил. Что делал.

Она глубоко вдохнула.

— Я постараюсь, — повторила она.

— И ещё одно. До суда вам когда-нибудь встречалось имя Салли Боунс?

— Насколько помню, нет. Думаю, такое странное имя я бы не забыла.

— Понял. Звоните в любое время — мысли, воспоминания, вопросы, что угодно. Я очень ценю вашу помощь.

Завершив разговор, он допил кофе, сжал бумажный стакан и запихнул его в импровизированный мусорный пакет под бардачком.

Он устал, проголодался, хотел скорей домой — но решил сперва набрать Симону Делореан. После трёх гудков включилась запись — голос одновременно пьяный и вызывающий:

— Я занята. Очень занята. Так что после «бип-бип» говори, что тебе нужно. О’кей? Просто по буквам. Будь яснее. Пока.

Гурни начал оставлять сообщение, но, стоило произнести: «Зико», включился живой голос — резче и трезвее:

— Это ещё кто, чёрт побери?

Гурни представился, пояснил: хочет понять характер Зико.

— Информация? Тебе нужна информация об этом сукином сыне?

— Мы пытаемся составить его психологический портрет, готовим апелляцию. Надеялись, вы…

— Апелляцию? Он обжалует приговор? То есть ты хочешь, скажем, добиваться его отмены?

— В этом наша цель.

— Но он виновен.

— Это мы и пересматриваем.

— Ты что, адвокат?

— Следователь. Его адвокат — Маркус Торн.

— Я знаю, кто его, адвокат. И правда веришь, что у вас есть шанс вытащить этого ублюдка? — в голосе смешались ярость и недоверие.

— Зависит от обстоятельств. Мы пытаемся получить о нём максимально цельное представление.

Повисла пауза, из которой Гурни понял: она прикидывает варианты.

— Где ты? — спросила она.

Он начал описывать, но она снова оборвала:

— Мне, вообще-то, плевать, где ты. У тебя есть мой адрес?

— Нет.

— Округ Датчесс знаешь?

— Да.

— Райнбек знаешь?

— Да.

— Отлично. Херон Понд Роуд, 42. Сможешь быть в восемь вечера?

Гурни на ходу прикинул:

— Смогу.

— И ты хочешь правду о Зико? Всю правду?

— Мы хотим знать о нём как можно больше. Он производит впечатление обаятельного, но доказательства в суде…

— Доказательства в суде доказали, что он чёртов убийца с топором! Но это, милый, лишь верхушка айсберга Зико. Будь здесь к восьми.

25.

Перед выездом в Райнбек он оставил Мадлен короткое голосовое сообщение — только что вернётся позже, чем планировал. Причины объяснять не хотелось.

Спустя три часа, когда он пересёк Гудзон по мосту Кингстон, поднялся ветер, и по воде заскользили серебряные блики полной луны.

Навигатор повёл его через благополучный Райнбек и дальше — по холмистой сельской местности. Последняя подсказка GPS указала на поместье Слэйда: частная дорога. В отличие от множества безупречно отреставрированных домов XVIII–XIX веков в округе, строение в конце пути оказалось современным — стекло, острые углы, два этажа. Свет лился из окна на втором. Всё остальное — дом, гравий перед ним и шаровидные кусты самшита вокруг — купалось в лунном сиянии.

Он вышел из машины. На дальнем краю просторной лужайки тянулись конюшни — Маркус Торн называл это место конной фермой Слэйда. За конюшнями темнел стеклянный объём — похоже, теплица.

Он поднялся по широким бетонным ступеням к входной двери — глянцево-чёрной плите с едва заметной камерой на уровне глаз — и постучал. Потом — сильнее. Уже потянулся к телефону, чтобы позвонить Симоне, как дверь распахнулась: на пороге — полуобнажённый, мускулистый подросток с растрёпанными волосами и безуминкой в глазах. На лице и груди блестел пот, на одной ноздре — след белого порошка.

— Ты кто, чёрт возьми, такой?

— Дэвид Гурни. Пришёл к Симоне Делореан.

— Да? — он таращился на Гурни, будто пытался решить уравнение.

— Может, скажешь ей, что я здесь?

— Кто ты, чёрт возьми?

— Я же сказал: Дэвид Гурни.

Ещё один долгий пустой взгляд — и дверь захлопнулась.

Встреча вырисовывалась сложнее, чем ожидалось. В порядке предосторожности Гурни вернулся к машине, пристегнул к лодыжке кобуру с «Береттой», снова подошёл к двери — как раз в момент, когда она отворилась.

Женщина в мягком свете